Пост скриптум Песни о Нибелунгах поразил меня.

— Потомки не будут знать правды — ни о гибели Гундихара, ни об обращении Брюнгильды в христианку, — провещал я самое простое пророчество.

— Ни о моей смерти, — беззвучно рассмеялся Аттила. — Уход Брюнгильды закрыл мне путь к силе. Я опасался, что — навсегда. Ты… кем ты ни был… ты открыл мне его вновь. Маг, за которым ты послан богами или духами, — здесь. Ты видишь его. Ты достиг цели.

Ничего не произошло.

Даже масляные огоньки не дрогнули.

Духи робели перед Бичом Божьим?..

— Ты можешь остаться с ним, — сказал о себе Аттила в третьем лице. — Стать его первым прорицателем.

Я был уверен, что Аттила прекрасно знает мой ответ лучше любого прорицателя. Я даже не раздумывал:

— Базилевс, мой Бог ныне влечет меня на восток, на земли далеких предков.

Аттила кивнул.

— Я дам тебе охрану в двадцать воинов, охранный знак и послание к любому из каганов на востоке… Захочешь, вернешься. Просишь что-либо еще?

Отправить меня в Рим других веков, к моим родителям, не мог даже он, гроза Римской Империи. Ради благодарственного поклона я отогнал прочь, на полтора десятка веков, свою интеллигентскую гордыню.

Спустя несколько мгновений меня быстро вывели по коридорам-лабиринтам, лестницам-лабиринтам наружу — и вдруг оставили одного на полпути вниз, от дворца к воротам, откуда на меня мутно и равнодушно смотрели два медвежеподобных стражника.

В эту минуту тучи на небе были раскроены по небесным лекалам, и темные войлочные куски лежали над нами разрозненно, пропуская между собой сильный и чистый лунный свет. Прозрачное серебро струилось вниз, обметывая земные предметы холодным блеском.

Невольно, неторопливо я обернулся вокруг своей оси.

Я был ошеломлен. Впервые у меня возникло ясное ощущение, что я очутился вовсе не в прошлом, а на совершенно чужой планете.

Яшмовых тонов дворец, из которого я только что вышел, возвышался надо мной огромной китайской игрушкой… И вовсе не китайской. Что-то было в нем и от русского терема, и от Вавилонской башни. Он был невероятен, неописуем, как-то нехорошо сдвигал рамки известных мне культур и тем самым как бы искажал мое сознание… На миг он вызвал у меня своим видом сильное головокружение.

Широкое и совершенно пустое пространство вокруг дворца было ограничено каре сплошного, в два человеческих роста бревенчатого частокола.

От врат, между рядами капитальным деревянных строений с восточными профилями крыш, текла в сумрак довольно прямая и просторная улица. Все остальное, наблюдаемое вдали в виде россыпи разноцветных шатров, игрушечных кибиток, огней, рассыпалось без порядка по долине — это и был эфемерный Аттилоград на Дунае, испарявший дух полей орошения… к которому я, как и полагается человеку в полном варварском облачении, уже успел принюхаться.

Кого я меньше всего ожидал увидеть в эту ночь и кого я совершенно не удивился увидеть — был Мастер Этолийского Щита, гипостратег Демарат.

Он явно ожидал меня и менее всего ожидал увидеть меня в новом обличии. В свете двух факелов, которые держали его новые охранники, он даже не сразу признал меня в новых одеяниях.

Не здороваясь, он разразился сценической тирадой:

— О, великий Дионис! Новая маска! Мое почтение! — Он поклонился хмельным зигзагом. — Как я и полагал, таинственного мага и волшебника, открывшего варварам путь на Олимп, а голодным волкам — путь в Валхаллу, не нашлось и здесь… Но твое невольное путешествие не пропадет даром. Я собрал в одном месте всех умников, которых и так пора сжечь без остатка. Они ожидают твоего нелицеприятного суда, гипербореец.

— По крайней мере я рад видеть тебя живым, — сказал я ему, как-то растеряв радость неожиданной встречи, пока он разлагольствовал и покачивался вместе с пламенем факелов. — И мне очень жаль…

— Оставь! — перебил он меня, умелым полководческим движением вскинув руку. — Я и не сомневался, что базилевс будет действовать быстро. Очень быстро… Хотя Кира жаль. Он, и правда, был хорошим телохранителем… Впрочем… — Он снова присмотрелся ко мне, как к прохожему незнакомцу, в котором померещились черты друга детства. — Забыл о главном. Благодарю тебя. Если бы твое выступление там, — он указал на дворец, — провалилось, то сейчас нас бы обоих уже обгладывали псы где-нибудь там…

И он указал в противоположную сторону, в бесконечную тьму, в которую устремлялась единственная прямая улица гуннского града.

— Правду сказать, я никогда так не торопился навстречу опасности… — добавил он с усмешкой. — Иным словом, вослед тебе.

— Демарат, я едва держусь на ногах, — попытался отговориться я.

— Нет-нет-нет! — покачался из стороны в сторону Демарат. — Выступление заезжего волшебника уже нельзя отменить. Важная публика ждет!

Я пожал плечами:

— Я не понимаю, Демарат, зачем тебе самому нужен этот театр?… Все эти чудеса…

— Сказать кратко: мы хотим удостовериться, заслуживают ли, наконец, наши философы настоящей мести богов… Или же в самом деле они не годны ни на что.

«Кто это «мы»?» — заинтересовался я…

Сделав полсотни шагов, Демарат свернул с улицы в узкий проулок, и еще через пару сотен шагов мы оказались около просторного шатра.

Внутри него, в свете дюжины ярких масляных ламп, уже расположился на кошмах и тюфяках круг неких благородной внешности персон. Они принялись совокупно изучать мою личность… без особых тревог и опасений на лицах.

— Хвала богам, каким поклоняемся вместе и порознь, — сказал Демарат, и мне послышалось в его тоне подземное эхо злорадства.

Собрание глухо и нестройно ответило, осклабилось и зашуршало. По общей атмосфере я определил, что подобное сборище здесь не в новинку, все друг друга знают, все по происхождению считают друг друга ближними своими и держатся в этом варварском водовороте вместе, наравне и без особых политесов. Только я здесь был весь чужой и необыкновенный.

Демарат проводил меня на мое почетное место. Рядом со мной, но почему-то немного позади, стояла большая резная кушетка — явно трапезное ложе хозяина, главы собрания. Оно, как ни странно, пустовало. Но недолго.

Полог шатра колыхнулся — и вошел Орест.

Он быстро и многозначительно переглянулся с Демаратом. Они были в сговоре, те самые «мы». Орест величественно прошел к своему хозяйскому месту и, судя по шуршанию за моей спиной, неторопливо устроился на нем. Оставаться за пределами моего взора, видно, было частью его замысла.

— Представляю вам гостя, среди нас нового во всех отношениях и скоропреходящего, — раздался позади меня голос Ореста. — С того дня, когда эллины последний раз видели живого гиперборейца минула добрая тысяча лет. И вот он вновь среди нас. Возможно, мы, немногие, имеем счастье видеть его перед очередным тысячелетним отсутствием, ибо он направлен к нам с небес с важной миссией. Его имя — Николаос, отца его звали Аристархом… Заметьте, он не столь чужд нам, как может показаться на первый взгляд. Позволим ему самому поведать нам о целях своего визитах в державу гуннов.

— Вождь Орест, позволь мне представить нужды небесного посольства своими словами, более понятными нашими общему кругу, — внезапно объявился на сцене Демарат, как будто сильно протрезвевший. — Того же позволения я прошу и у нашего достопочтимого гостя.

Демарат промолчал, я чинно кивнул.

Собрание, как я приметил, с первых же слов затаило улыбки, затаило небрежное недоумение, затаило придворное любопытство. Я задумался: на что похоже это представление? Пожалуй, на мольеровскую игру… «Мещанин во дворянстве».

Грани между смешной игрой людей и страшной игрой богов порой так зыбки.

— Варварское одеяние гостя — неизбежный недуг воплощения, — развел руками Демарат. — Покрываясь плотной телесной оболочкой в нижних слоях эфира, полных дыма костров и запаха дичи, не сойдешь на твердую землю ни в какой иной одежде, более пристойной для олимпийских высот.

Демарат сделал паузу, взглянул на меня, и я еще раз чинно кивнул.