– Коля! - голос ее дрожал. - Ты же спишь! Тебя же усыпили! Вы же все загипнотизированы! - Она была готова вот-вот расплакаться. - Вы же все - подопытные кролики!

Эти “кролики” подействовали на Николая странно: душа его колыхнулась - в самой Марине вдруг увидел он маленького зверька, испуганного и беспомощного, должно быть, крольченка. Жалость пробудилась в нем.

– Ты что? Ну, не бойся. Что с тобой? Объясни, - заговорил Николай ласково. - Извини, я, может еще не совсем проснулся… С этой защитой… да, правда, нехорошо это как-то. Я тут не могу понять.

Противоестественность своего кандидатского звания Николай стал теперь признавать рассудком, но никакой тревоги, тем не менее, еще пока не испытывал.

– Вот видишь! Сам говоришь! - с жаром подхватила Марина. - Как так может быть, чтобы у всех вдруг диссертации… так вот за неделю… как грибы… Ведь не может быть?

– Наверно, не может…

Марина заговорила вдруг быстро-быстро, сбиваясь и путаясь, точно давно готовилась излить душу, и, начав теперь, боялась, что Николай не захочет дослушать до конца, сочтя все за вздор.

– Что делается… Все ходят только, бродят по комнатам и коридорам - и довольны жизнью. Никто ничего не делает. Вообще… Все за всехделается.Кем-то. Втихую… Как по щучьему велению. Пыреева только курит да биоритмы свои рассчитывает. Люська все книжку читает. Макулатурную. Хоружий чаи гоняет или дремлет. Клебанов со всей компанией у Коноваловой: глядишь, засядут в преферанс… И вдруг сегодня один - кандидат, завтра - другой, а послезавтра, глядишь, третий - доктор. Статьи откуда-то… Ну, статьи - ладно: может дома, по вечерам пишут. Но книги! Ведь слова нигде не было сказано! Обычно как: раз книжку кто сел писать - целое событие. И отпуск дадут, и разговоров будет, и в плане, и в отчета всяких главных пунктов… А тут на те - уже готовенькие книжки как с неба валятся… А Верходеева только ходит и поздравляет, ходит и поздравляет… Кошмар! Что это?

– А что… Наука, - робко и глуповато улыбнувшись, сказал Николай.

По лицу Марины вновь промелькнула тень испуга.

– Нау-ука, - задумчиво протянула она. - И моя, - речь пошла о Елене Яковлевне Твертыниной, - она ведь тоже ничего… Она, по-моему, даже думать перестала. Вообще… Ей кажется, что все за нее делаю я. Понимаешь, Коля? А это же не я… Страшно…

– Успокойся, что ты, - вновь вспомнил про “кроликов” Николай и даже легонько подхватил Марину под руку.

Она не отстранилась, только отвела глаза в сторону, будто не желая видеть близко перед собой Николая.

– Это не я, - повторила она. - Кто-то… Я сначала ни во что не верила. Только ругалась. Но, когда бралась за какое-то дело, все вдруг начинало валиться из рук… Машинку заклинивало, ручки ломались, электроды не накладывались, приборы отказывали… а стоило мне на минутку выйти… вернусь - а уж все готово… И как я сразу не поняла? Только вот сегодня. Я нарочно осталась. От злости. Уж решила - сегодня сама все сделаю, кровь из носу. Только все наладила, подготовила, а вдруг заперлись… они… и молчат… ине открывают.

– Кто “они”? - поинтересовался Николай.

– А я не знаю… - Марина осторожно заглянула ему в глаза. Потому тебя и позвала.

В этот-то миг Николай впервые и ощутил в себе тонкое и холодное дуновение страха. Он даже удивился своему новому чувству, а следом ощутил еще более холодный его прилив.

– А я ведь тоже ничего не знаю, - почти шепотом проговорил он.

– Да уж все знают, чтоониесть, - тяжело вздохнула Марина. - Но каждый боится рассказать другому, что видел сам… кого-то встретил… Все ведь замечали… Какие-то люди как ряженые… бородатые… Они всем мерещились… А наши чай пьют и смотрят друг на друга с намеком. Но вслух никто… Ни слова. Потому что всетакустраивает…Все уже - доктора и кандидаты. Как тут признаться? Боятся - как в той сказке: кто первый слово скажет, тому дверь закрывать… Боятся, что звания отнимут и работать заставят… Не известно, кто отнимет, но если проговоришься - обязательно отнимут… Нутром чуют. Не замечают, что уже спятили… Толькомоядо сих пор думает, что все за нее делаю я… Все это плохо кончится, Коля. Я чувствую… Да что чай. Теперь уж вместе и не пьют, по своим норам сидят тихо, в коридорах другдруга не замечают. Скороначнется…

– Что начнется? - прошептал Николай.

– Не знаю. - Марина встрепенулась. - Пойдем, Коля.

Она потянула его за собой. Николай, сам того не замечая, засопротивлялся.

– Да ты сам-то не бойся, - усмехнулась Марина. - Тебя-тоонине тронут.

– Ты охрану вызвала? - начав озираться, спросил Николай.

– Нет, Коль… Не злись. Погляди сам.

Они поднялись на второй этаж.

Под дверью в комнате лежала неяркая полоска света.

– На стук не реагируют? - шепотом спросил Николай.

Марина покачала головой:

– Постучи. Может,тебеоткликнутся…

Николай боязливо потянулся к двери, вежливо постучал костяшками пальцев. Внимания его стук удостоен не был.

– Кто там есть? Откройте! - вдруг расхрабрился Николай. - Сейчас придется вызвать милицию.

Ответа не последовало.

– Ты заметила, как туда вошли? - спросил Николай уже в полный голос.

– Нет, конечно… А ключ там, внутри оказался…

– Хм… Как “внутри”, когда он вот висит, - удивился Николай, он вынул ключ из двери и рассмотрел бирку. - Все верно. Он - от этой комнаты.

– Это пока я за тобой бегала… - растерянно проговорила Марина.

– Ну, была ни была, - Николай повернул ключ в замке и, чуть помедлив, решительно толкнул дверь.

Она распахнулась… Николай остолбенел. Марина выглянула из-за плеча и ахнула.

Открылось перед ними вовсе не лабораторное помещение второго этажа: они стояли на краю пустоши, заросшей высокой, выше человеческого роста, крапивой. Ночи не было -был пасмурный день. Вокруг пустоши виднелись луга, дальше - лес, по левую руку, невдалеке, - дома какой-то тихой деревеньки.

Место показалось Николаю знакомым. Борясь с робостью, он сделал шаг вперед и оглянулся: Марина испуганно выглядывала из двери покосившегося сарая.

Ее растерянный вид вдруг рассмешил Николая, и он поманил девушку рукой.

– Иди сюда… Видала, фокус какой…

Марина только покачала головой, отказываясь.

Николай еще раз взглянул на деревеньку и, никого не увидев около домов, повернулся в сторону пустоши. У края крапивных зарослей что-то поблескивало. Николай пригляделся и различил в траве топор. Любопытствуя, он протянул было за ним руку, но тут же дернулся назад, напуганный внезапным, негромким окликом:

– Не трожь!

Справа, шагах в десяти, на дороге, стоял, опершись на посох, высокий старик. Казалось, он проходил мимо и остановился лишь за тем, чтобы окликнуть Николая. Несмотря на суровый голос, глаза его светились доброй улыбкой. Одет он был, по словам Николая, “как крестьянин в старину”, и нес за плечами котомку.

– Не трожь, - уже приветливо повторил старик. - Топор с Гнилого Хутора… Значит, в разбойном деле бывал. Гляди, и тебя затянет…

– С Гнилого Хутора? - переспросил Николай. - Что это?

– Да вот он перед тобой и будет, - указал старик на заросли крапивы. - А вы, я погляжу, нездешние, нет ли?

– Нездешние, - кивнул Николай. - Не поймем вот, куда попали.

Старик сошел с дороги, приблизился. Николай вновь поманил к себе Марину, и она, помявшись, робко вышла из… сарая.

Вот что рассказал старик-странник.

– Вон Старино, - со вздохом кивнул он в сторону домов.

“Старино… Да это же деревня; что рядом с институтом!” - вспомнил Николай.

Рядом с деревней еще в пору татарских набегов появился Гнилой Хутор. Пришли тогда к деревне чужие люди. Приняли их сердобольно, как беглецов от татарской неволи, как погорельцев. Они и затеяли поселиться здесь хутором. Построились кое-как и зажили на скорое удивление и смущение жителей: скотину держать не стали, сеяться на собрались. Начали пробавляться милостыней, мелкой охотой да рыбалкой, а то и поворовывали. Поначалу на деревне головы ломали: то ли вправду ленятся чужаки на земле работать, то ли совсем ненадолго здесь хутором задержались и собираются подать куда-нибудь дальше, куда не доскакал еще татарский конь. Подходили к хуторянам с вопросами: как, мол, так, - почему по-людски не селитесь, не работаете? Те посмеивались, отмахивались: