Глава четвертая

На лестнице горела та же самая, что и всегда, грязная, неяркая лампочка, дающая света ровно столько, чтобы спасти поднимающихся от того, чтобы переломать ноги.

Малгожата начала медленно подниматься, держась за перила. Ее снова охватило ощущение совершенной нереальности происходящего. Ей показалось, что она не была здесь уже много лет, хотя прекрасно знала, что только сегодня утром, без пятнадцати восемь, спустилась по этим ступенькам, отправляясь в банк.

Полдня, проведенные в большом городе, тоже представлялись ей нереальными. Но еще более нереальным было то, что должно было произойти. Через несколько минут она запакует чемодан, оставит в дверях записку для молочника и отправится в неизвестность, в места, о которых слышала, которых не знала и которых боялась, как все люди с буйным воображением боятся действительности: надуманной и пережитой тысячи раз в мыслях, но всегда далекой, а теперь вдруг неожиданно приближающейся.

— Наверное, я буду теперь брюнеткой… — прошептала она, стоя перед своей дверью и роясь в сумочке в поисках ключа. — Брюнетка с голубыми глазами, ведь цвет глаз им изменить не удастся. А может, удастся? Нет, это невозможно.

Она тихо открыла дверь и бесшумно закрыла ее за собой. Она боялась соседских визитов. Такое нападение было огромным событием. а разговор с тем, кто его пережил, был бы для всех огромным впечатлением. Она тихо повернула ключ в замке.

Не снимая плаща, быстро осмотрелась. Вытащила из–под кровати маленький чемодан, положила его на стул и открыла. Потом подошла к окну и открыла его. Нужно проветрить комнату перед отъездом. И остановилась в задумчивости…

— А может, оставить его приоткрытым? — спросила она себя вполголоса. — Иначе все у меня заплесневеет. И дай Бог, чтобы не протекла крыша… — Она посмотрела наверх. — Приеду, а тут все сгнило…

Она постояла минуту в нерешительности, потом махнула рукой. Открыла шкаф и начала просматривать висящие в нем платья. Но ни одно не казалось ей подходящим для Золушки, отправляющейся в большой незнакомый мир.

— Не буду Золушкой… — Она усмехнулась, слушая эхо слов в пустой комнате. Потом вдруг резко повернулась. Книжка? Да. она же была в кармане плаща… Она вытащила ее.

В переплете книги была круглая дырка от пули, прошившей его насквозь. Малгожата сунула в эту дырку палец. Потом вынула его и открыла книжку.

Дырка пришлась на слово «не» и в заглавии остались только два слова:

«БУДУ ЗОЛУШКОЙ!»

Она вздохнула. Что ж, об этом было нетрудно догадаться. Человек рождается Золушкой и Золушкой останется. Чудес не бывает.

Она сделала движение, как будто хотела бросить книгу на кровать, но поколебалась и сунула ее в чемодан. Теперь надо взять полотенце, мыло, зубную щетку и белье. Это было все.

Она выдвинула ящик стола в поисках бумаги и карандаша. Под руку ей попался старый географический атлас, сохранившийся со школьных времен. Малгожата Маковская, класс 11а. Как это было давно!

Побережье было на второй странице. Малгожата провела карандашом по линии, отделяющей голубую поверхность моря от земли, наконец остановилась на Здроях, усмехнулась, подчеркнула это название и нарисовала рядом силуэт стройной девушки с прической–хвостиком и в туфельках на шпильках.

Теперь — записка, и это уже все. Да, окно. Она подошла к окну и, закрывая его, посмотрела вниз. Везде были люди, которых она покидала, быть может, на несколько месяцев.

Та самая молодая девушка, которую она видела сегодня утром перед зеркалом расчесывающей волосы, теперь стояла выпрямившись, явно примеряя новую блузку. Марыся Клосек…

Ей захотелось наклониться и крикнуть: «До свидания, Марыся, до свидания, все. Я страшно рада, что так долго вас не увижу!»

Она тихо закрыла окно, взяла со стола записку, со стула чемодан, вышла, всунула записку в дверь, заперла ее на ключ и быстро сбежала по лестнице.

Хорошо, что она никого не встретила. Панна Малгося, расскажите, долго ли мучался этот старик Станислав? А Гадомский? А как там все было на самом деле? Только расскажите всю правду…

Никого из них не интересовала смерть этих людей. Всех интересовало, как эта смерть наступила. В прошлом году трактор переехал ребенка. Тогда толпа стояла долго: мужчины, женщины и дети разглядывали гусеницу трактора и спорили, что там такое, белое, мозг или кость, растертая в порошок…

Никто никого на самом деле не жалеет.

Когда это дошло до ее сознания, она прониклась к себе жалостью. Она была одна на свете.

Малгожата быстро шла по темной улице по направлению к машине, которая ждала ее за углом с погашенными фарами.

При ее появлении человек за рулем включил зажигание. Машина тронулась с места.

— Я все сделала, — сказала она, слегка запыхавшись, усаживаясь на сидение. — Но ведь все это совершенно бессмысленно, правда? Как вы думаете?

— Мне тоже так кажется… — Зентек, одетый в штатское, не отрывал глаз от дороги. — Но другого выхода нет. Придется нам помучаться. А может быть, вам и в самом деле удастся узнать этого типа? Тогда все оплатится.

— Наверное…

В голосе Малгожаты было столько сомнения, что он оторвал глаза от дороги и с интересом взглянул на девушку.

— Вы думаете, что это мелочь: поймать такого человека?

— Нет. Я не об этом думала. Вы жили когда–нибудь в настоящем первоклассном отеле? Я — никогда. И вообще, даже в Закопане была только раз на автобусной экскурсии. Ее организовал наш социальный отдел. Но мы только измучились, потому что был такой туман, что за целое воскресенье мне не удалось увидеть никаких гор, а уже надо было возвращаться. В Камоцк мы вернулись в три часа утра. А в восемь все должны были быть в банке.

— Я жил в первоклассных отелях. — Зентек кивнул головой. — По службе, разумеется. Не скажу, что это мне очень понравилось. Я предпочитаю кемпинги… — Он снова повернулся и с симпатией взглянул на девушку. — Вы, по–моему, этим так же довольны, как и я? Что? Но ничего не поделаешь. Как–нибудь справимся… сестричка! — и рассмеялся в темноте.

— Вам легко говорить. Вы любите танцевать… и умеете.

— А вы не умеете… — Капитан вздохнул.

Они оба замолчали. Машина увеличила скорость и быстро понеслась через лес. В какой–то момент они увидели издалека в свете фар толстую ветку дуба, протянувшуюся над шоссе.

— Это здесь… — шепнула Малгожата и невольно вздрогнула.

— Знаю… — Зентек кивнул головой.

Лес закончился, и машина ехала теперь среди полей, освещенных светом луны. На небе, там, куда не доходил ее свет, горели звезды. От туч, которые утром висели над Камоцком и окрестностями, не осталось и следа.

Машина, в которой ехали Малгожата и капитан Зентек, миновала этого человека еще на улицах Камоцка.

Он шел быстро: высокий неясный силуэт, избегающий света редко поставленных уличных фонарей.

Приблизившись к дому, в котором жила кассирша Маковская, он замедлил шаг и как бы растворился в полумраке, окружающем вход в здание. Через минуту он был уже внутри.

Войдя в дом, он с минуту постоял, прислушиваясь. Из–за одной двери доносились приглушенные голоса, там была семейная ссора. Не считая этого, вокруг было совершенно тихо. Человек поглубже натянул шляпу, потом поднял и натянул на лицо спрятанные до этой поры под воротником плаща очки мотоциклиста.

Ступая на цыпочках, он начал подниматься по ступеням. Не останавливаясь, он вынул из кармана пистолет, снял его с предохранителя и сунул обратно. Из другого кармана он вынул пружинный нож и, положив его в углубление ладони, сунул лезвием в рукава

Лестница закончилась. Человек осмотрелся и на цыпочках подошел к ближайшей двери. В слабом свете засиженной мухами лампочки он прочитал: «Малгожата Маковская».

Потом он заметил сунутую в дверь записку. Тихо постучал левой рукой. Пальцы его сжались вокруг рукоятки ножа. Постучал еще раз, потом нажал на ручку. Дверь была заперта. Из–за чьих–то дверей доносилось пение. По радио шел концерт.