— Я думала. И думаю, но это ничего не меняет. Впрочем, я сказала Роману о Хенрике…

— Ты сказала ему?!

— Да, ведь это он мне велел уехать куда–нибудь на недельку и все обдумать. Ты же знаешь, какой он спокойный. Я поехала в Закопане. Но мне не понадобилась неделя, чтобы все решить. Я вернулась. Дала тебе телеграмму, потому что хочу, чтобы ты была при этом. Это для меня не так просто. Роман был всегда так добр ко мне.

— Да, он был всегда добр к тебе! — сказала Анна, не в силах сдержать неожиданную ненависть к девушке, которую воспитала и любила не только как сестру, но и как дочь. — Это правда, он был слишком добр к тебе! Слишком добр! Слишком!!!

Она повернулась и быстро пошла к стоянке такси. Младшая сестра побежала за ней, догнала и преградила ей путь.

— Не оставляй меня одну! — со страхом сказала она. — Он ведь поймет…

— Наверное! — Анна хотела обойти ее, но не пошевелилась. Не могла. Не могла оставить ее одну. Мария, как будто поняла это, сказала быстро и умоляюще:

— Он добрый. Ты увидишь, как он спокойно это воспримет. Он сам говорил мне, что на двадцать лет старше меня и что… Он не раз так говорил. Пойдем со мной, он любит тебя.

Анна опустила голову, потом снова подняла ее. В ее глазах не было ни желания, ни беспокойства, только отчаяние.

— Ты испортишь жизнь и себе, и ему, — тихо сказала она. — Почему такие прекрасные, талантливые, трудолюбивые мужчины, как Роман, берут всегда в жены таких идиоток, которые думают только о новых нарядах и новых любовниках?

— У меня не было любовника. Я не хотела быть такой, какой ты говоришь, и поэтому сказала ему… Я хотела быть честной по отношению к нему…

Они медленно пошли к стоянке такси.

Такси, уносящие прибывших пассажиров, уже разъехались, и появились новые, пустые машины.

— Хотела быть честной! Ты могла сделать так, чтобы он никогда не узнал об этом. Это нечестно: доставлять страдание человеку, чтобы облегчить себе жизнь.

— Значит, честнее было бы его обманывать?

Анна ничего не ответила. Они уже стояли около машины. Он нервно рванула дверку, которая сразу поддалась, и села в машину Мария сунула ей свой чемодан, который старшая сестра, снова совершенно машинально, поставила себе на колени. Когда дверки закрылись и машина тронулась с места, Мария наклонилась вперед и обратилась к водителю:

— Дубовая, двенадцать.

— Дубовая? — Он на секунду повернулся к ней. — А где это?

— На Окенце. Маленькая улица, застроенная виллами. Последний дом перед лесом. Поезжайте. Потом я вам покажу.

И она откинулась на сиденье.

— Но зачем ты хочешь меня в это втянуть? — спросила старшая сестра. Она машинально барабанила пальцами по краю чемодана.

— А кого? — искренне ответила Мария. — Ведь у меня на свете есть только ты. Ты воспитала меня, Аня, и…

— И ты хочешь, чтобы Роман поблагодарил меня за то, как я хорошо тебя воспитала?! — она помолчала. — Я не должна ехать туда с тобой, — неуверенно добавила она. Она знала, что поедет, что должна поехать. Что бы ни случилось в жизни ее сестры, она всегда возьмет на себя столько ответственности, сколько сможет.

— Ты должна! — Марыся взяла ее за руку. Анна хотела выдернуть руку, но не выдернула. — Ты объяснишь ему. Он тебе верит…

— Тебе тоже верил…

Обе молчали. Машина медленно ехала в длинной колонне автомобилей и остановилась перед красным огнем светофора.

— Посмотри, — тихо сказала Мария, показывая на маленькую овальную табличку, прикрепленную на боковой стенке между сидениями:

«Частное такси — 2224».

Анна подняла голову. С минуту она смотрела в пространство, ничего не понимая. Потом услышала голос сестры.

— Такси номер 2224… совсем как у меня… Даже странно… Мне было двадцать два года, когда я вышла за него, а теперь мне двадцать четыре…

Анна посмотрела на нее внезапно повлажневшими глазами.

— Марыся, Марыся, Марыся… — сказала она и опустила голову. Мария заметила две слезинки, которые упали на поверхность чемодана и сразу же превратились в блестящие мокрые пятнышки.

— Не плачь, ну, не плачь, — сказала она приглушенным голосом.

— Неужели ты в самом деле должна это сделать? Если он дал тебе время на размышление, подумай еще. Потом будет уже поздно.

И она снова замолчала, не закончив фразу. Потому что знала, что уже слишком поздно. Ничего уже нельзя было изменить. Роман…

Она не хотела думать о Романе. Повернула голову к Марии, которая твердо сказала:

— Должна… Ты можешь мне верить или нет. но я в самом деле люблю Хенрика. И знаю, что Роман сам бы не захотел, чтобы я осталась с ним, любя кого–то другого. Впрочем, он позволил мне сделать выбор. И я выбрала. — Она замолчала, а потом добавила с неожиданным отчаянием: — Я не могу поступить иначе… не могу…

Водитель с любопытством посмотрел в зеркальце, в котором были видны два молодых женских лица. Он увидел, что младшая из женщин, закрыв лицо ладонями, положила голову на плечо старшей и прижалась к ней.

Глава вторая

Вилла была небольшая, двухэтажная, расположенная среди ухоженного молодого сада, явно заложенного в тот момент, когда было окончено строительство дома. От улицы ее отделяла сетка и растущая вдоль нее живая изгородь, которая частично загораживала открывающийся вид. Асфальтированная дорога, ведущая сюда из города и тянущаяся между виллами, стоящими в окружении молодых садов, в этом месте заканчивалась и переходила в обычную грунтовую, которая проходила через не застроенные ещё поля и, миновав небольшой, чудом сохранившийся тут лесок, а скорее березовую рощицу, соединялась с далеким шоссе. По нему мчались маленькие, с этого расстояния, грузовики и легковые автомобили.

На улице было очень тихо. Городской шум доносился сюда в виде постоянного, никогда не кончающегося гула, но он был таким монотонным, что уже через минуту ухо переставало его воспринимать и он становился частью этой тишины. Соседствующий с виллой дом, стоящий на краю улочки, был отделен от нее не застроенным еще участком и находился в каких–нибудь ста метрах. Нигде вокруг не было ни одной живой души.

Со стороны города подъехало такси, остановилось, и через минуту оттуда вышли две женщины. Они подошли к калитке. Тяжелая темная туча закрыла солнце, и улочка в одно мгновенье приобрела какой–то мрачный вид.

Мария нажала на ручку двери. Нажала еще раз и полезла в сумочку, поставив чемодан на тротуаре. Она вынула связку ключей и вставила один из них в замок. Открыла калитку и вошла первая, забыв о чемодане.

Анна наклонилась, взяла чемодан и пошла за ней, закрывая ногой калитку. Она посмотрела на окна виллы, они были закрытыми. Ей не удалось заметить там ни малейшего движения. Она вздрогнула.

Идущая перед ней Мария машинально задевала связкой ключей кусты роз, растущие по обеим сторонам дорожки. Первые капли дождя, большие и редкие, упали на землю.

Они поднялись по широким плоским ступеням и остановились на крыльце виллы. Анна снова вздрогнула и посмотрела на крепкую входную дверь, сделанную из гладко обработанного дуба и снабженную табличкой, гласящей: «МАРИЯ И РОМАН РУДЗИНСКИЕ»

«С сегодняшнего дня одно из этих имен перестанет тут фигурировать», — подумала она. В стеклянную крышу над их головами внезапно забарабанил ливень. Прогремел гром.

Мария после короткого, почти незаметного колебания нажала на кнопку звонка, который тихо зазвенел в глубине дома. Они стояли в ожидании.

За ними, в глубине улочки, такси, заслоненное пеленой дождя, развернулось и отъехало.

Мария еще раз нажала на кнопку звонка. Они снова подождали.

— Может быть, он вышел? — сказала Анна. — Ведь в это время он всегда в мастерской.

Мария пожала плечами.

— Я ему тоже послала телеграмму, что приезжаю. Он не ушел бы, не поговорив со мной. — Внезапно она дернулась и схватила сестру за руку. — Слушай, а если он там, но не хочет мне открывать? — спросила она испуганно. — Может быть, он не хочет меня впустить? Что я буду делать?