Засаленный, старый прорезиненный мужской плащ висел на стуле. Мужчина разложил его на столе, завернул в него автомат. Посмотрел на часы: 9.40.

Он направился к двери, взяв с собой плащ. На нем была кожаная куртка, бриджи и высокие ботинки мотоциклиста, зашнурованные до колен.

На пороге он оглянулся, проверив в последний раз состояние, в котором оставлял комнату, и вышел. Старательно запер дверь квартиры, два раза повернув ключ в замке. Потом спокойно, тихо насвистывая старую мелодию, вышел на улицу.

Дом, из которого он вышел, был новый, красивый и расположен несколько в стороне. То есть улица, на которой он стоял, находилась в стороне от главной магистрали городка. Мужчина теперь шел быстро, он свернул в узкую улочку и оглянулся. Улица была пуста. Не останавливаясь, он полез в боковой карман брюк и вынул оттуда маленькое металлическое кольцо, к которому были прикреплены несколько ключей. С ключами в руке он подошел к стоящему у тротуара маленькому «фиату», открыл дверку, положил плащ на заднее сиденье, потом уселся и бросил быстрый взгляд в зеркало, в котором отражалась абсолютно пустая улица.

Маленький «фиат» рванулся с места. Он быстро удалялся и наконец исчез, резко повернув на перекрестке.

Старый охранник подошел к окошечку кассы, тихонько постучал по нему и, просунув голову, сказал:

— Машина уже здесь, панна Малгося. Так что? Я могу сказать водителю, что мы уже едем?

— Да, пан Станислав. — Малгося встала, закрыла окошечко и повесила табличку: «Закрыто». Посмотрела на часы. Было уже девять тридцать. — Скажите ему, пусть минутку подождет. Я зайду к директору, чтобы он подписал чек.

— Хорошо. Тогда я подожду у машины.

Он медленно отошел и, пересекая зал, почти незаметным усилием распрямил плечи, так как хорошо понимал, что на этой должности должен производить впечатление мужчины в расцвете сил, физически крепкого и умеющего действовать в любой непредвиденной ситуации.

Малгожата потянулась за плащом.

— Там весь мой резерв: сто сорок тысяч.

— Хорошо! — Инка, не глядя, протянула над столом руку за ключом от сейфа. — Только возвращайся быстрей, потому что после двенадцати начнутся выплаты для всего повята. Снова я не справлюсь и будут нарекания. Сколько ты берешь в воеводстве?

— Полмиллиона, — Малгожата непроизвольно прижала локтем сумочку, в которой лежал минуту назад выписанный чек. — Наверное, хватит?

— Наверное. — Инка посмотрела на свою красивую, может быть, немного слишком большую руку, поднеся ее к глазам и двигая пальцами. — Взносы ведь тоже какие–нибудь будут. Пойдешь со мной после работы выбирать эти перчатки?

— С удовольствием. Но не забудь сказать, принесет ли он тебе сюда цветы. — Малгожата открыла дверь перегородки, махнула ей рукой и вышла, сопровождаемая словами:

— Я поставлю их тебе на столе в вазочке! Ты самая лучшая на свете!

Маленький «фиат» мчался по шоссе, тянувшемуся абсолютно прямой линией через голые весенние поля, тут и там расцвеченные яркой зеленью всходов. Он миновал поворот на боковую, в хорошем состоянии, узкую дорогу. Впереди показался далекий темный лес. «Фиат» увеличил скорость, и лес начал приближаться гораздо быстрее.

Когда появились первые деревья, машина внезапно притормозила. Шоссе бежало теперь в тени высоких старых дубов. Через минуту между ними показалась узкая, ведущая к отдаленной роще дорожка.

«Фиат» поехал еще медленнее и свернул вправо, он проехал по дорожке несколько десятков метров и снова свернул, на этот раз в лес.

Как большой жук, переваливаясь по неровной поверхности земли, он исчез в густых зарослях подлеска. Затем остановился. Его ровно и тихо работающий двигатель замолчал.

Несколькими минутами позднее серая «варшава» пролетела через лес и миновала поворот, направляясь в ту сторону, откуда приехал «фиат». Рядом с хмурым небритым водителем сидел седоволосый охранник Станислав, держа винтовку между колен.

Малгожата Маковская, забившись в угол заднего сидения, читала книжку, придерживая рукой дрожащие очки.

Станислав, который сонно глядел на бегущую под колесами ленту шоссе, повернулся и посмотрел на нее через плечо.

— Что это такое панна Малгожата читает, что даже не отзывается? Детектив или что–нибудь серьезное?

— Что читаю? — Малгожата быстро захлопнула книжку, положила ее на колени и начала протирать платком очки. — Да ничего… просто так… такая повесть.

Она замолчала и слегка покраснела, но в полумраке машины никто не смог бы этого заметить. Она не умела говорить неправду, и эта маленькая ложь принесла ей мимолетное чувство унижения. Но она даже перед собой стыдилась этой глупой книжки, которую читала уже четвертый или пятый раз в течение последней недели, то есть с того дня, когда взяла ее в библиотеке. Эта книжка состояла из сказок о бедных и некрасивых девушках, которых счастливый случай возносил гораздо выше их самых смелых мечтаний в райскую страну богатства, счастья и любви. Книжка называлась «Не буду Золушкой», а каждая сказка заканчивалась коротким комментарием, содержащим советы на все случаи жизни и предлагающим выход из любых самых сложных жизненных ситуаций. Но, к сожалению, ни один из этих выводов и ни один из советов нельзя было употребить, чтобы изменить жизнь кассирши Малгожаты Маковской: девушки некрасивой, робкой и неэнергичной.

— А, это повесть! — охранник Станислав рассмеялся и кивнул головой. — А некоторые и из жизни пытаются сделать повесть, чего только ни придумывают о себе и о других, лишь бы только окрутить какого–нибудь парня или податься на отдых в Закопане и прожить там, сколько только удастся. В нашем банке каждая вторая только об этом и думает. А вы только постоянно читаете эти повести. И всегда вы одна в этом городе, я вижу вас иногда в воскресенье или вечером. И зачем такая жизнь?

— Одни родятся такими, другие иными… — Малгожата улыбнулась беспомощно, чувствуя, что покраснела еще больше. Она почувствовала тупой, короткий укол в сердце. Значит, даже этот пожилой человек, разгуливающий полдня с пистолетом среди клиентов банка и ворчливо им дающий информацию, так легко разглядел ее печаль? В таком случае, наверное, это видели все, и все с жалостью относились к милой Малгосе, которую считали порядочной девушкой. Она ненавидела это слово и мечтала о том, чтобы когда–нибудь, в будущем, заслужить определение «непорядочной». Но, как известно, для порядочного человека это не так–то просто. И она постаралась сказать как можно убедительнее, хотя в душе сама мало в это верила:

— Каждому хорошо на его собственном месте, пан Станислав.

И сразу же пожалела об этих словах, потому что простодушный Станислав ответил с крестьянской прямотой, не отдавая себе отчет в том, что правда может быть болезненной для другого человека и поэтому не всегда следует ее говорить.

— Да что вы говорите, панна Малгожата! Кто поверит в то, что для молодой девушки такая жизнь — удовольствие. Вам бы побольше смелости, панна Малгося, и выглядеть чуть получше. Если бы не это, то вы бы тоже с парнями ходили, как панна Инка или другие. Разве не так, пан Гадомский? — повернулся он к хмурому, молчащему водителю.

Водитель пожал плечами.

— Пусть делают, как хотят. Меня это не касается. Каждая своего дождется. Что вам за всех переживать? Вас ведь никто не жалеет, когда вы в вашем возрасте целый день мотаетесь по банку со своим револьвером вместо того, чтобы сидеть дома и выращивать цветочки.

Станислав что–то ответил, но Малгожата не расслышала, что именно. Она отпрянула в глубь сидения гораздо резче, чем хотела. Внезапно, сама не зная почему, она почувствовала, что расплачется, если кто–нибудь из них скажет еще хоть одно слово о ней.

Но, по–видимому, эта тема была уже исчерпана. Дальше они ехали в молчании. Она подняла книжку и попыталась читать. Вначале это ей не удавалось, но потом текст снова захватил ее без остатка. Не первый раз она оказывалась в стране невероятных мечтаний, где она уже была не робкая, некрасивая девушка из маленького городка, а яркая, воспламеняющая взоры и сердца красавица, держащая в своих маленьких руках судьбы и счастье таких мужчин, которые даже не снились Инке и всем остальным служащим повятового отдела Народного банка в Камоцке.