Волк беззвучно проскользнул в приоткрытую дверь и очутился в темной хижине. Низкая, покрытая мхом крыша делала ее почти незаметной на фоне бледной зелени болота, гревшегося в лучах уходящего лета. Свет заходящего солнца проникал сюда сквозь незакрытую дверь и крохотное окошко, и все же в единственной комнате хижины было так темно, что глаза человека с трудом смогли бы рассмотреть контуры предметов ее скромной обстановки. А вот волку хватило одного беглого взгляда, чтобы увидеть все, что наполняло это бедное жилище: низкую деревянную лежанку в правом углу с расстеленным на ней лоскутным одеялом, корзины из прутьев у дальней стены, от которых исходил запах сырого торфа и всевозможных трав, массивный стол в окружении четырех стульев посредине комнаты и расположенную слева от него печь, возле которой рядами выстроились горшки и котелки. Мерцающие точки света, словно светлячки, порхали по их начищенным до блеска медным бокам. Взгляд волка замер на силуэте женщины, которая — повернувшись к нему спиной — сидела у почти затухшего очага. Она не шелохнулась, когда волк беззвучно приблизился к ней.

— Ну, с чем ты пришел ко мне, сын мой?

Нет, Сеймоур нисколько не удивился, что ему не удалось застать Тару врасплох. Вероятно, она мысленно следила за ним еще с той минуты, когда он пересек гребень горного хребта и начал спускаться вниз к болоту.

— А как же иначе? — ответила на его размышления друидка. — Разве это не естественно? Разве не свойственно каждой матери с гордостью и заботой следить за своими детьми?

Волк зарычал со смешанным чувством недовольства и радости, но ничего не ответил. Вместо этого волчье тело Сеймоура начало неестественно извиваться. Оборотня трясло с головы до ног, его серебристо-белая шерсть дрожала. Затем каждая шерстинка словно втянулась в кожу, длинная волчья морда исчезла, а череп изменил форму и приобрел человеческие черты.

Когда оборотень поднялся в своем человеческом обличье, друидка повернулась к нему. На ее губах заиграла грустная улыбка, а глаза, удивительно ясно и живо глядевшие с изборожденного морщинами лица, наполнились нежностью. Никто не мог бы с точностью сказать, сколько ей лет, а друидка не собиралась разговаривать на эту тему. Сеймоуру и самому было уже более ста лет. Однако он не был стариком. Магия оборотней замедляла старение его тела, которое казалось несколько худощавым, однако было мускулистым и сильным. Сеймоура можно было назвать мужчиной в расцвете сил. Глядя на суровые черты его лица, трудно было определить его возраст, но длинные серебристые волосы оборотня свидетельствовали о богатом жизненном опыте.

— Присаживайся, Сеймоур, и расскажи мне о том, что тебя гнетет, — сказала Тара, указывая на один из стульев, и принялась подкладывать в печку новые куски торфа и ворошить догорающие угли, пока над ними не показались первые языки пламени и в трубу не потянулся темный дым.

Затем друидка зажгла обе свечи, стоявшие на столе, достала с полки пузатую бутылку и два глиняных стаканчика, наполнила их и села рядом с сыном. Сеймоур немного недоверчиво обнюхал содержимое своего стаканчика, пахнувшее перебродившим медом и черникой, и сделал маленький глоток.

— Не часто тебе приходится пить такое, — усмехнулась Тара.

Сеймоур пренебрежительно хмыкнул.

— Что правда, то правда. Вино волков — вода из горных рек. Но я пришел не для того, чтобы попробовать твое варево. А впрочем, ты и так это знаешь, — добавил он с горечью в голосе. — Зачем мне задавать тебе вопросы, которые ты уже давно прочла в моих мыслях?

Тара немного виновато пожала плечами.

— Не нужно на это обижаться. У меня уже вошло в привычку читать мысли тех, кто мне дорог. И все же я рада, что ты проделал такой долгий путь, чтобы поговорить со мной.

Оборотень ничего не ответил. Тара терпеливо ждала. Сеймоур еще пару минут боролся с охватившим его раздражением, прежде чем выпалить все, что уже несколько недель тревожило его сердце.

— Я больше не могу достучаться до нее! Мне кажется, что мысленные узы, так тесно связывавшие нас, становятся все тоньше. Еще немного, и они разорвутся!

Янтарные глаза оборотня наполнились страхом и болью.

Тара медленно кивнула. Она не нуждалась в подробных объяснениях, чтобы понять, о чем говорит ее сын.

— Я знаю, Сеймоур. Это нелегкое время и для тебя, и для нее.

— Вы сами отослали меня, — угрюмо проворчал оборотень. — Из-за этого я несколько недель не мог увидеться ни с ней, ни с тобой.

— Каждый должен выполнять свое предназначение, — ласково ответила друидка. — Мир, установившийся в Ирландии, очень хрупок. Ты должен укреплять единство своих братьев-оборотней и следить за тем, чтобы они выполняли соглашение и не замышляли войну против вампиров и друидов.

— Священный камень утонул в глубинах озера Лох-Корриб. Теперь яблоко раздора не достанется никому. За что им еще сражаться?

— Различные существа и народы с незапамятных времен умели находить множество причин, чтобы сцепиться друг с другом, — заметила друидка, но Сеймоур пропустил ее слова мимо ушей.

— Моя задача — сопровождать и охранять сестру! Я не должен ни на минуту отходить от нее.

Тара кивнула.

— Да, именно такими были мои слова. Я прекрасно их помню. Это было твоей задачей в течение последних лет, когда ты ездил с Иви в Рим, Гамбург, Париж и Вену. Но времена меняются, и река истории не всегда протекает так, как мне видится.

— Не хочешь ли ты сказать, что великая друидка Тара ошиблась?

— Твой сарказм полон горечи. Да, даже я не всегда могу ясно видеть будущее, и порой события принимают неожиданный оборот.

— Значит, ты не смогла предсказать, что Дракула похитит Иви, чтобы с помощью ее крови создать новый, более сильный клан вампиров?

— Нет, и это было моей ошибкой. Я думала, силы зеленого мрамора Коннемары хватит на то, чтобы защитить Иви от Дракулы, пока она будет в Вене, — обеспокоенно нахмурила лоб друидка. — Он не должен был зайти так далеко. Нужно благодарить судьбу за то, что Дракуле не удалось осуществить свой план и Иви вернулась на родную землю целой и невредимой. И хотя мы навсегда потеряли клох аир, существует и другая магия, способная защитить Иви. Здесь, в Ирландии, с ней ничего не случится. В течение нескольких последних недель я много работала над тем, чтобы укрепить силы Иви и подготовить ее к любому нападению. Ради этого мы и уединились среди болот.

— Вы могли бы взять меня с собой. Я бы следил за тем, чтобы вас никто не потревожил.

Друидка ласково улыбнулась.

— Ах, Сеймоур, я знаю, что ты любишь свою сестру больше всего на свете и привык всегда быть рядом с ней. Но теперь начинаются другие времена.

Эти слова эхом отдались в голове оборотня.

— Значит, она не поедет в Лондон, чтобы вместе с остальными юными вампирами продолжить обучение в академии? — спросил он спустя какое-то время. — Несмотря на долгие недели обучения и защиту древней магии друидов ты не позволишь Иви покинуть остров, потому что не можешь защитить ее за его пределами! — Сеймоур с вызовом посмотрел на мать.

— Даже если бы я разрешила ей уехать из Ирландии, ты забываешь, что в Вене тайна Иви раскрылась. Неужели ты веришь в то, что Вирад позовут в академию нечистокровную?

Сеймоур умолк. Он был ошеломлен. Эта мысль ни разу не приходила ему в голову. После похищения Иви и всех волнений, связанных с ее освобождением, оборотень совершенно позабыл, что тайна его сестры перестала быть тайной. Да, теперь всем известно, что Лицана обманули другие кланы, выдав Иви за чистокровную наследницу. И хотя волна негодования уже давно улеглась, Тара была права: глупо ожидать, что Иви снова пригласят в академию. Этой осенью Мэрвин будет единственным представителем клана Лицана, который поедет в Лондон, чтобы вместе с другими наследниками научиться особым магическим способностям Вирад. Иви знала это. Должно быть, она поняла это еще несколько месяцев назад. Сеймоур начинал догадываться, как сильно его сестру мучила мысль о том, что она не сможет снова увидеться со своими друзьями. Как хорошо ей удавалось скрывать от него свою боль! Сеймоур не мог понять, почему Иви не хотела делиться с ним переживаниями, и чувствовал себя обиженным.