Фронт походной татарской колонны составлял 1000 шагов: 100 всадников с двумя запасными (заводными) лошадьми. В глубину колонна насчитывала 1000 всадников.
Приближаясь к объекту набега, татары разделялись на 10 отрядов, двигавшихся на некотором расстоянии один от другого. Перед каждым отрядом, за четыре версты, ехали разведчики.
Сторожевые козаки, заметив сравнительно небольшой отряд татар, не подымали особенной тревоги, а между тем все эти отряды вдруг соединялись.
В бою татары старались «выгадать солнце», чтобы оно било в глаза противнику, и охватить противника с фланга. При этом охватывали они всегда левый фланг — для удобства пускания стрел.
Литовские правители, растрачивавшие силы в войнах с Московией, не сумели организовать твердый отпор татарским хищникам. И в Московском государстве, несмотря на длительный горький опыт, оборона была недостаточна. Даже в 1646 году татары смогли произвести опустошительный набег, разорив Путивль, Курск и много других городов. Но все же Московское государство, с крепкой централизованной властью, с крупными людскими резервами и опытной ратью, многократно громившей татарские полчиша, было опасным противником для степных разбойников. Иное дело — Южная Русь, входившая в состав Литвы. Киевщина, Брацлавщина, Волынь, Подолье лежали перед татарами беззащитные, и татары свирепо разбойничали в них.
Дозорные, редкой цепью растянувшиеся вдоль степных дорог, даже не пытались препятствовать набегам, а только предупреждали население. Люди спешили тогда укрыться в замках крупных шляхтичей, а если таких поблизости не имелось, то просто в лесах и топях; имущество и скот бросали на произвол судьбы. Однако большей частью дозорные опережали татар всего на каких-нибудь полчаса, и люди не успевали попрятаться. По свидетельству Лясоты (посла германского императора Рудольфа II), каждый крестьянин, идя в поле, брал на плечо ружье и припоясывал тесак — на случай татарского набега.
С 1416 по 1469 год на Украину было совершено семь набегов, считая только крупные; с 1516 по 1593 год — восемь. Особенно тяжело приходилось, конечно, жителям степных окраин, граничивших с татарскими становищами и почти лишенных замков и гарнизонов. Татары рассматривали эту территорию как неистощимый источник «яссыря» — пленных; нередко тот или другой татарский князек заключал договор на поставку в Кафу[10] где была сосредоточена торговля пленными, определенного количества людей, причем ни он сам, ни купцы не сомневались в возможности набрать этот яссырь в русских землях. Только во время набега в 1575 году татары увели в плен 35 тысяч человек.
Невольно встает вопрос: почему же продолжали жить в этой страшной степи люди; кто шел туда навстречу аркану и кривой татарской сабле?
Объяснение можно найти в условиях жизни, которые создались для русского населения, подпавшего под власть польских панов. Чем хуже становилось положение русского народа, чем крепче сжимались клещи панщины, тем чаще спрашивали себя притесняемые люди, куда бы уйти от бесконечных поборов, подневольного труда и унизительных плетей. Выход был один — на юг, в степь, где бродят татарские орды, но где нет помещиков и старост. Лучше рисковать жизнью, зато пользоваться свободой и дарами щедрой природы.
Спасавшиеся от крепостного ярма крестьяне, а также теснимые королевскими старостами мещане в городах были, таким образом, основным элементом, из которого формировалось население степной Украины. Кроме них, жили в степи и мелкие русские дворяне, не желавшие принимать католичества, и беглые из Московского государства, и разноплеменные русские и польские искатели приключений, которых привлекала напряженная, полная тревог жизнь в девственной степи.
Все они начинают обосновываться здесь, вспахивают землю, организуют промыслы, — словом, колонизируют благодатную и совершенно не освоенную еще степь[11]
Вплоть до XVI века жители селились вокруг укрепленных городков и отсюда выходили на полевые работы. Такими городками являлись Черкасы, Канев, Житомир, Киев, Брацлав, Чернигов и другие. Колонизация происходила в непрерывной борьбе с кочевниками. Каждый пахарь, каждый торговец — одновременно и воин. Шляхтичам-помещикам, привыкшим к удобствам и комфорту, делать тут было нечего. Но в глазах неимущего люда, нашедшего тут привольную жизнь и тучную землю, все невзгоды искупались.
В отважных людях здесь не было недостатка, и татарам все дороже обходились их набеги. Новые поселенцы вели с татарами отчаянную партизанскую войну, усваивали их военные приемы, вырабатывали собственные методы защиты. По мере развития этой ожесточенной борьбы колонисты стали переходить от обороны к нападению: они начали, в свою очередь, совершать «лупление татарских чабанов», то есть предпринимали набеги на татарские стада, на близлежащие татарские улусы, подкарауливали возвращавшиеся с добычей отряды татар и т. д. В этих наездах находила себе выход ненависть к татарам.
Постепенно татарские набеги делаются реже из-за возросшего риска; одновременно растут наступательные тенденции в среде степных поселенцев. Часть из них, особенно те, кого не связывали семейные узы, вошла во вкус степной войны. Это было почетное занятие, обеспечивавшее уважение со стороны односельчан и всяческие льготы со стороны властей, которые, не будучи в состоянии своими силами отражать набеги, поощряли партизанскую активность населения.
В результате среди расселившихся в пограничной Украине выделяются люди, для которых военное дело становится профессией. Так образовалось козачество.
Сперва это были случайно собиравшиеся ватаги удальцов, пересекавшие степь и нападавшие на татарские кочевья. Боевой задор, стремление испытать свои силы манили в степь. Там в перерывах между битвами можно было заняться звероловством или рыболовством, даже торговлей, поскольку там лежал путь из Турции в Московию и Польшу. На зиму бездомные наездники стягивались в города или именья, привозя с собой добычу. Иногда и летом они располагались в каком-нибудь панском именье. Но и в этом случае они находились в несколько особом положении. Занимались они ремеслом, пчеловодством или временно поступали на работу, но жили в неустроенном жилище, не обзаводясь хозяйством. По словам кобзарской думы, хата козака «соломой не покрыта, приспою[12] не обсыпана, на дворе дров ни полена». Горемычная жена козака «всю зиму босая ходит, горшком воду носит, детей поит из половника». Недаром обычно говорилось: «козак-сиромаха». На Украине сиромахой называли голодного скитальца-волка. Этот термин как бы указывал на тяжкие лишения, которые приходится терпеть в безлюдном, полном опасностей «диком поле».
Лишь только доходил до козаков призывный клич, они бросали свои занятия, собирались группами и с помощью односельчан снаряжались в поход. Жители знали, что когда наездник вернется из похода, — если только не сгинет он в степи и не склюют там его труп черные вороны, — он привезет с собой богатую добычу и будет швырять деньги налево и направо, пока снова не останется без полушки. Памятуя пословицу: «Не на то козах пье, що е, а на то, що буде», корчмари бесплатно поили собирающихся в лихой наезд.
Таковы были люди, прозванные козаками. Слово «козак» — восточного происхождения. В половецком словаре 1303 года[13] оно было равнозначаще стражнику, караульщику. Турки именовали козаком вспомогательного воина-наездника. Татары этим словом характеризовали независимого, неоседлого человека, склонного к бродяжничеству и грабежу. Как сообщает историк Д. И. Иловайский, в Орде козаками называли низший класс войска (сословие благородных называлось уланами).
Вероятно, именно от татар, с которыми так часто приходилось соприкасаться русскому народу, было заимствовано это слово. В Московской Руси казаками звали «наемных рабочих, батрачивших по крестьянским дворам, людей без определенных занятий и постоянного местожительства» (В. О. Ключевский). Как говорит тот же автор, когда какой-нибудь обедневший боярский сын уходил в степь в поисках добычи, про него говорили, что он «сшел в казаки». По свидетельству Н. И. Костомарова, «на нижней Волге козаками (1582) назывались вольные работники на судах — то, что после на Волге назывались бурлаки».
10
Кафа (Каффа) — ныне Феодосия.
11
О том, как плодородна была в то время Украина, дает представление высказывание литовского мемуариста Михаилы Литвина. В середине XVI века Литвин писал об Украине: «Диких зверей: зубров, диких лошадей и оленей такое множество в лесах и на полях, что за ними охотятся только ради кожи, а мясо, по причине большого его изобилия, бросают, за исключением филейных частей; ланями и дикими кабанами совсем гнушаются… Птиц такое поразительное множество, что весною мальчики наполняют целые лодки яйцами диких уток, гусей, журавлей и лебедей. Собак кормят мясом диких зверей и рыбою, так как реки изобилуют невероятным количеством осетров и других больших рыб, подымающихся из моря вверх по рекам в пресную воду. Поэтому многие реки называются золотыми, особенно Припять, которая в одном месте… ежегодно в начале марта наполняется таким множеством рыбы, что брошенное в нее копье ущемляется и стоит отвесно, словно водруженное в землю — так густо сбивается там рыба» (М. Литвин. О нравах татар, литовцев и московитян. В издании: «Мемуары, относящиеся к истории Южной Руси», вып. I, Киев, 1890, стр. 48–49).
12
Приспа — земляная насыпь вокруг хаты, около 0,75 метра вышиной, возводившаяся для большей прочности и утепления.
13
Язык половцев известен по так называемому «Куманскому словарю» (на Западе половцев называли куманцами). Словарь этот, относящийся к началу XIV века, сохранился в Венеции и был издан в 1884 году.