Не прошло и двух недель со дня прибытия «Ермака», как представился случай испробовать его на деле, в Финском заливе, подле Ревеля, было затерто льдом 11 пароходов, и возникала опасность гибели всего каравана. Макаров тотчас двинулся на Ревель.

«Затертые у Суропа пароходы, — пишет он в своем сочинении «Ермак» во льдах», — находились недалеко от края льда; поэтому я решил взломать весь лед, который отделял их от свободной воды. С этой целью я сделал три круга, взламывая каждый раз огромные глыбы льда. В четвертый раз я пошел вокруг всех пароходов, после чего они совершенно освободились. Это была очень красивая картина; вся операция продолжалась полчаса».

После этого популярность «Ермака» возросла еще больше. В тогдашней прессе появилось стихотворение, заканчивавшееся следующим образом:

Превзошедший все первоначальные ожидания успех «Ермака» привел к другой крайности: посыпались предложения немедленно отправить ледокол через Берингов пролив во Владивосток, послать его на Северный полюс и т. д. К чести Макарова надо сказать, что он сохранил обычную трезвую рассудительность. Он предложил ограничиться походом через Карское море на Енисей, и это предложение было принято в качестве задачи первого рейса.

Началась организация экспедиции. Гарантией научной значимости предстоящего плавания являлось включение в число участников Д. И. Менделеева. Но тут начались осложнения, едва не погубившие в зародыше всего предприятия.

И Макаров и Менделеев были честолюбивы. Каждый из них претендовал на первую роль, и каждый по-своему был прав. Макаров считал, что на его стороне инициатива всего предприятия, знание морского дела, не раз доказанное уменье проводить научные работы, и полагал, что он должен быть руководителем экспедиции, а Менделеев придаст своим авторитетом и познаниями еще больший вес ей. Что касается Мендеева, то он рассматривал свою кандидатуру в начальники экспедиции как бесспорную, полагая, что это вытекает из его мирового научного имени.

В условиях полной индиферентности правящих кругов достичь соглашения между двумя равно самолюбивыми и неуступчивыми людьми не удалось. Когда начальником экспедиции был назначен Макаров, Менделеев и группа его помощников не приняли участия в экспедиции, что, конечно, значительно снизило масштаб научных работ.

В мае 1899 года «Ермак» отправится в плавание. В день, когда ледокол впервые вышел в полярные льды, С. О. Макаров записал в своем дневнике:

«Первое впечатление было самое благоприятное, льдины раздвигались и легко пропускали своего гостя… Меня беспокоило лишь то, что удары льда о корпус вызывали тяжелое сотрясение даже на малом ходу… передний винт действовал толчками и поминутно останавливался. Все судно вздрагивало от ударов первого винта об лед. Было очевидно, что ломка полярного соленого льда совсем не то, что ломка льда балтийского, вода которого содержит мало соли (0,5 %)».

Макаров отмечал, что в Балтике лед крошится, а в полярном море он ломается на большие глыбы, — это не задерживает движения корабля в такой степени, как облепляющее его крошево, но зато создает сильные толчки.

Непрерывность толчков об лед побудила серьезно взвесить вопрос о прочности корпуса: приспособлен ли он к столь тяжкому испытанию? Вывод был сделан отрицательный. Решено было не рисковать судном и экипажем, а вернуться в Ньюкэстль и там, на верфях «Армстронга», укрепить корпус.

Так и сделали. Фирма сразу согласилась поставить без добавочной оплаты дополнительные крепления, и 26 июля «Ермак» вновь взял курс на север.

Сперва все шло благополучно, но 6 августа ледокол ударился в массивный ледяной торос. В трюме образовалась пробоина. Ее удалось заделать, и корабль еще в продолжение трех недель совершал плавание, причем научные наблюдения велись в широких размерах, но в конце августа ледокол снова вернулся в Ньюкэстль.

Теперь для Макарова настали черные дни. Весть о вторичном возвращении «Ермака» на судостроительную верфь, да еще с пробоиной в носовой части, была подхвачена многочисленными недругами адмирала. Многие не стесняясь выражали свое злорадство. Была тотчас же наряжена комиссия для расследования причин повреждения судна, и Макарову телеграфно предложили дожидаться в Ньюкэстле ее прибытия.

Макаров был ошеломлен.

«Надеюсь, — писал он Витте, — что комиссия эта состоит из техников, что она соберется под моим председательством и поможет мне выяснить вопрос, как наилучшим образом побороть выяснившиеся технические трудности. Надеюсь, что комиссия назначена не для того, чтобы раскрыть фактическую сторону дела, ибо таковую, я не скрываю и разъясняю ее лучше, чем кто-либо. Если я сделал ошибку, то я откровенно в ней признаюсь и, кроме того, покажу, как ее исправить.

Я действительно сделал ошибку, но ошибка эта заключается главным образом в том, что я недостаточно подготовил ваше высокопревосходительство к возможности неудачи в первое время».

Надежды Макарова не сбылись. Комиссия была составлена из людей, заведомо отрицательно относившихся к проекту Макарова совершать дальние, полярные плавания на ледоколе. Легко понять, как волновался Макаров, предвидя неблагоприятные для него выводы комиссии. Главное же, он попрежнему был глубоко уверен в своей правоте, и потому нападки оппонентов особенно тяжело переживались им.

«В сущности, я спрашиваю, в чем ошибка? — писал он Ф. Ф. Врангелю. — Лед оказался крепче, чем мы думали, но я не пророк, чтобы предсказывать события и в точности предугадать, какую крепость нужно противопоставить полярному льду и как он будет проявлять свою разрушительную силу».

Увы! Худшие опасения Макарова подтвердились. В длинном акте, на 13 страницах, комиссия под председательством контр-адмирала Бирилева заявила, что «Ермак» не приспособлен для борьбы с полярными льдами и лучше всего использовать его в качестве транспортного судна, обслуживающего северные порты, или в качестве спасательного судна. Макаров решительно восстал против такого сужения деятельности ледокола. Настойчивые представления адмирала возымели свое действие: было решено внести некоторые конструктивные изменения, укрепить корпус корабля и послать его затем снова в Ледовитый океан для проводки торговых судов к устьям сибирских рек.

Пока подготовлялось это арктическое плавание, «Ермак» не раз выходил из Кронштадтского порта для помощи кораблям, застревавшим во льду Балтики. Наиболее крупную операцию этого рода представляет экспедиция для оказания помощи броненосцу «Генерал-адмирал Апраксин».

Этот корабль во время снежной бури выскочил на берег подле острова Гогланд. «Ермак» обеспечил спасательные работы: подвозил якоря, канаты, водолазов, снабжал провизией и углем. Многие полагали, что спасти броненосец не удастся, что весной, когда лед двинется, он понесет вмерзший корабль и сделает его игрушкой стихии.

Однако энергия спасательных партий принесла свои плоды: в апреле (1900 года) броненосец был стянут ледоколом на свободную воду и отбуксирован в один из ближайших портов.

Небезынтересно отметить, что стоимость «Генерал-адмирала Апраксина» составляла 4,5 млн. рублей, то-есть втрое больше стоимости спасшего его ледокола. Но даже этот эпизод не устранил окончательно препятствий, возникавших перед Макаровым. Запрошенные министерством финансов вице-председатель Географического общества Семенов-Тянь-Шаиский и адмирал Чихачев высказались против посылки «Ермака» в Ледовитый океан; поэтому Витте взял обратно свое согласие на таковую экспедицию.