В заключение полковник Соколюк пожелал капитану успехов и добавил:

— Будем ждать новостей. Надеюсь, они будут более утешительными…

Свекор проведал бункер на околице — это было первое, что услышал капитан Шульга от Епифанова после возвращения из Львова.

Приказав оперуполномоченному и дальше следить за почтой от Катерины, начальник райотдела НКГБ поспешил в райком партии, но Ермолая Яковлевича не застал. Позвонил ему домой. Паливода взял трубку и, узнав по голосу Шульгу, попросил немедленно зайти к нему.

Стемнело. Во дворе дома, где жил секретарь райкома, стояла подвода, запряженная лошадьми. Двое мужчин сбрасывали дрова, а Ермолай Яковлевич складывал их у забора. Увидев Шульгу, Паливода пригласил его в дом. И как только они переступили порог, подошел к столу, открыл ящик и достал оттуда записку.

— Вот возьмите эту бумажку, — сказал он взволнованно. — Я вынул ее из ящика для писем перед тем, как вы позвонили.

— «Пошлите людей к сараю старшего брата дьяка, — читал вслух капитан, — там есть бункер. Найдете девять человек. Торопитесь. Они будут до утра. Берите с собой и дьяка. Он все знает».

— Какой-то ребус! — воскликнул с досадой Ермолай Яковлевич. — Ничего не пойму. Возможно, записку подбросил кто-то из тех, кто привез дрова, потому что раньше я брал газеты и ничего не видел.

— Вы заказывали на зиму дрова? — спросил капитан.

— Да, месяц назад.

— И один из этих мужиков — лесник?

— По крайней мере, так он представился. Это можно проверить…

— Не надо, — возразил Шульга. — Теперь все ясно: записка от Катерины. Припоминаете, Епифанов рассказывал о каком-то леснике, который должен стать связным между нами и Катериной? Видно, на этот раз воспользоваться почтой женщина не смогла — слишком уж срочное сообщение. Операцию надо провести сегодня же.

— Я пойду с вами, — сказал Паливода и стал одеваться.

Запрятав под плащом автомат, он запер дверь и уже во дворе громко, чтобы слышали мужики у воза с дровами, бросил:

— Провожу вас немного, Дмитро Мусиевич.

Через мгновение скрипнула калитка, и завывание пронизывающего ветра заглушило шаги и дальнейший разговор.

В недавно выкопанном и на скорую руку обложенном дерном бункере, где поселились четверо националистов, не было слышно тоскливого завывания ветра, который так донимал на холмистой целине. Но внутри этой «могилы» царила сырость. Сквозь обшивку просачивалась влага.

— Долго еще нам тут гнить, друже? — спросил зверхника Черноту один из оуновцев. — Кажись, отсюда мы никогда не выберемся.

— Прикуси язык, Сокира, — блеснул недобрыми глазами старший группы. — Когда надо будет, тогда и двинемся. Это не твое дело.

— А рисковать жизнью — мое дело? — возмутился боевик.

— Исполняешь волю руководства, друже. Для тебя это великая честь, потому что скоро попадешь на Запад и заживешь, как в раю.

Перспектива перебраться за границу манила националистов, потому что с восстановлением Советской власти на освобожденной от фашистов территории Украины их положение становилось все сложнее. Особенно донимали оуновцев группы «ястребков», которые контролировали хутора и села западных областей УССР. Бывали случаи, когда крестьяне, в усадьбах которых бандиты имели схроны[11], сами показывали их чекистам. Запугать людей уже не удавалось ни угрозами, ни террором. Да и показываться на свет божий группа не могла: связей на новой территории еще не было, кроме того, боялись возмездия со стороны местных жителей. Сидели бы в лесу, в обжитых норах, если бы не приказ перебираться за границу. Единственное, что им теперь осталось, — внимательно прислушиваться к каждому звуку и быть в постоянной готовности.

Сигнал — серия коротких ударов — свидетельствовал: идут свои.

— Сокира, откинь-ка крышку и впусти проводника, — распорядился Чернота.

Когда в проеме мелькнула тень и люк снова закрылся, Чернота выкрутил фитиль керосиновой лампы. Перед ним стоял конопатый, невысокий, но крепкий, как медведь, мужчина средних лет. Поздоровавшись, он вытащил из-за пазухи сверток в грубой бумаге.

— Тут все, что вам нужно. Немало пришлось поработать нашим хлопцам, зато документы настоящие. Руководство надеется, что поручение ОУН группа выполнит.

Пришедший обвел всех пронзительным взглядом и остановил его на старшем.

— А теперь, друже Чернота, прочитайте и постарайтесь запомнить все, что тут написано, — он вынул из-за голенища и протянул несколько небольших листков бумаги.

Пока Чернота, шевеля губами, водил пальцем по строчкам, проводник, расстегнув рубаху, вынул тугой бумажный сверток.

— А это передадите адресату. За почту отвечаете головой. Она ни в коем случае не должна попасть в руки контрразведки. Надеюсь, вы меня понимаете. Дальше будете выполнять распоряжения тех, кто вас встретит за линией фронта. Явки и пароли знаете только вы, друже Чернота. Оружие отдайте мне. Оно вам не нужно. Поодиночке явитесь в полевой военкомат, как добровольцы. Проверьте, друже, как каждый участник выучил свою легенду.

После инструктажа проводник попрощался и исчез в люке бункера.

Ночью опергруппа и отряд «ястребков» во главе с капитаном Шульгой прибыли в соседний хутор. Пользуясь темнотой, приблизились к указанной дьяком хате.

Лейтенант, который побывал тут во время операции против банды Очерета, хорошо ориентировался. По его команде бойцы окружили усадьбу, а капитан Шульга с Ермолаем Яковлевичем, дьяком и несколькими вооруженными «ястребками» вошли в дом.

Хозяин — немолодой уже человек с бородавкой на виске — испуганно поглядывал то на брата, то на непрошеных гостей, не зная, как себя вести. Его выручил капитан Шульга:

— Вы, вероятно, догадываетесь, почему мы заглянули в такой поздний час? Не знаете? Так я скажу: идите к бункеру и предупредите всех, чтобы сдавались. Ваша хата окружена. Имейте в виду: начнется перестрелка — вспыхнет пожар и все пойдет прахом…

Распахнулась дверь в соседнюю комнату, и на пороге появилась хозяйка. Она отчаянно завопила:

— Сжальтесь, люди добрые! Разве мы виноваты? Мы не хотели…

Перехватив сердитый взгляд мужа, она замолкла на полуслове.

— Я ничего не знаю, — пожал плечами хозяин. — Ищите. Может, и найдете. Они меня не спрашивали.

— Степан, покажи им, где дырка. У нас же добро, скотина… — стояла на своем хозяйка.

Муж заколебался. Его морщинистое лицо покрылось испариной. Наконец он взял шапку и пошел к навесу. Поднял возле веялки лопату и крикнул в отдушину:

— Выходите. За вами пришли.

Внутри началась стрельба. Несколько пуль врезались в стену сарая. Посыпались щепки.

— В нас стреляют, — сказал хозяин. — Они не сдадутся, с ними Зарижный…

И словно в подтверждение его слов в тайнике раздался взрыв. Когда все стихло и из отдушины повалил дым, хозяин откатил веялку, открыл замаскированный люк.

Шульга попросил:

— Сделайте лаз побольше.

Тот взял лопату, топор и принялся орудовать ими. Через несколько минут с двумя «ястребками» он спустился вниз. Стали выносить оружие, вещи бандитов.

Один из оуновцев оказался раненым. Когда его положили на землю, он застонал, открыл глаз — другой был выбит осколком гранаты — и тут же потерял сознание. Оперуполномоченный лейтенант Васильков вынул из кармана бинт, стал было перевязывать потерпевшего, но потом махнул рукой:

— Напрасное дело. Отдал богу душу.

— Да нет, живой! Везите его в больницу, — приказал лейтенанту Шульга.

Разыскать хорошо замаскированный бункер, даже если известно его местонахождение, — дело нелегкое. Когда группа «ястребков» подошла к перелеску, дьяк показал на пригорок, плотно окруженный зарослями орешника. И только пристально приглядевшись к местности, Шульга увидел еле заметную тропку, протоптанную от хутора к пологому склону. Дальше, до самого ручья, густым ковром стелилось разнотравье.