«Не думайте, что мы позволяем им сражаться друг с другом, а затем арестовываем побежденных.» — сказал капрал Валет. — «Этим-то мы как раз постоянно занимаемся.»

«Патриций принимает близко к сердцу этнические стычки.»

— сказал понуро сержант Двоеточие. — «Он воспринимает все это весьма саркастически.»

В голове у него шевельнулась неясная мысль, но замерла не оформившись.

«У вас есть мысли, Морковка?» — спросил он.

Вторая мысль, более ясная, посетила его. Морковка был слишком простым парнем. «Капрал Морковка?»

«Сержант?»

«Не хотите ли разогнать этот сброд?»

Морковка выглянул из-за угла на сближавшиеся ряды троллей и гномов. Те уже увидали друг друга.

«Вы правы, сержант.» — сказал он. — «Младшие констебли Жвачка и Осколок — не отдавайте честь! — вы идете со мной.»

"Вы не можете позволить ему туда идти! " — закричала Любимица. — «Это верная смерть!»

«У этого парня настоящее чувство долга.» — сказал капрал Валет. Он вытащил из-за уха самокрутку и чиркнул спичкой о подошву сапога.

«Не беспокойтесь, мисс.» — сказал Двоеточие. — «Он…»

«Младший констебль.» — поправила Любимица.

«Что?»

«Младший констебль.» — повторила Любимица. — "Не мисс.

Морковка говорит, что у меня нет пола, пока я на службе."

На фоне вежливого покашливания Валета Двоеточие быстро проговорил. — «Младший констебль, как я полагаю, у юного Морковки чересчур много кризмы. Более чем достаточно.»

«Кризмы?»

«Неисчерпаемые залежи.»

Тряска прекратилась. Пухляк был очень раздражен. Очень, очень раздражен.

Послышался шорох. В мешке что-то зашевелилось, и оттуда, уставясь на Пухляка, показался другой дракон.

Он выглядел раздраженным.

Пухляк отреагировал единственным известным ему способом…

Морковка стоял посреди улицы, со сложенными руками, в то время как два новобранца, стоявшие за ним, пытались удержать в поле зрения одновременно две приближающиеся колонны.

Двоеточие подумал, что Морковка был простаком. Сам же Морковка относился к людям очень просто. А он был…

Люди ошибаются, думая, что простота — это то же, что и глупость.

Морковка не был глупым. Он был прямым и честным, добродушным и уважаемым во всех своих поступках. В Анк-Морпорке все это могло быть добавлено к слову «глупый» и в любом случае прилипло бы как медуза, взорвавшаяся в печи, но оставались еще два фактора. Первым был удар кулаком, который даже тролли научились уважать. Вторым было то, что Морковка был абсолютно, сверхъестественно симпатичен. Он был добр с людьми, даже арестовывая их. У него была исключительная память на имена.

Большую часть своей юности он провел в маленькой колонии гномов, где было трудно познакомиться с новым человеком. А затем, внезапно, он очутился в большом городе, и случилось так, что талант дождался своего часа и раскрылся…

Он весело помахал рукой приближающимся гномам.

«Доброе утро, мистер Длиннобедрый! Доброе утро, мистер Крепкорукий!»

Затем он повернулся и помахал рукой предводителю троллей. Раздался приглушенный хлопок, как если бы потух, не взорвавшись, фейерверк.

«Доброе утро, мистер Боксит!»

Он держал руки, приложив их горстью ко рту.

«Если бы вы все могли остановиться и послушать меня…»

— прокричал он.

Обе колонны попытались остановиться, колеблясь и со всеобщей свалкой людей в кучу позади. Демонстранты придвинулись вплотную к Морковке.

Будь Морковка хоть чуть-чуть виновен, то эта вина заключалась в том, что он не уделял внимания мелким деталям происходившего вокруг, так как его голова была занята другим.

А потому раздававшийся за его спиной шепот не привлек его внимания.

«…ага! Это была засада! А твоя мать была…»

«А, сейчас, джентльмены.» — обратился Морковка рассудительным и приветливым голосом. — «Я уверен, что нет необходимости в этом воинственном способе…»

«…вы напали на нас из засады! Мой пра-пра-прадедушка был в Долине Ущелья. Он говорил мне!»

«…в нашем чудесном городе в такой чудесный день. Я вынужден просить вас как добрых граждан Анк-Морпорка…»

«…да? Ты даже не знаешь, кто был твой отец, не так ли…?»

«…в то же время мы, разумеется, должны уважать ваши гордые народные этнические движения, что послужит для блага присутствующих здесь моих солдат, кое-кто из которых погряз в древних этнических различиях…»

«Я разобью тебе башку, брехливый гном…»

«для большей пользы…»

«Я могу надавать тебе одной рукой, связанной за спиной!»

«…города, чьи значки они…»

«…ты получишь возможность! Я свяжу ОБЕ твои руки за спиной!»

«…гордо и достойно носят.»

«А-а-ах!»

«У-у-ух!»

Морковка вдруг ощутил, что на него никто не обращает внимания. Он обернулся.

Младший констебль Жвачка лежал на земле, поскольку младший констебль Осколок, размахивая шлемом, пытался повалить того на булыжники мостовой, младший констебль Жвачка, стоя в позиции удобной для защиты, пытался в ответ укусить младшего констебля Осколка за лодыжку.

Демонстранты с восхищением любовались открывшимся зрелищем.

«Мы должны вмешаться.» — сказал сержант Двоеточие. «Эти этнические драки всегда с подвохом.»

«В этом деле легко оступиться.» — сказал Валет.

«Оно обладает тонкой кожей, ваше этническое.»

«Тонкокожее? Да они пытаются убить друг друга!»

«В этом есть свой культурный аспект.» — сказал сержант Двоеточие. — «А нам не имеет смысла навязывать им нашу культуру, не так ли? Это этническая проблема.»

А на улице у капрала Морковки побагровело лицо.

«Как только он прикоснется пальцем к кому-либо из них, не взирая на всех их друзей.» — сказал Валет. — «мы выбегаем как черти. Таков наш план.»

На могучей шее Морковки вздулись вены. Он положил руки на пояс и прокричал. — «Младший констебль Осколок! Отдайте честь!»

Для того, чтобы научить его этому, пришлось провести немало времени. Мозгам Осколка требовалось время, чтобы воспринять идею, если это однажды произошло, то она не могла столь быстро улетучиться. Он отдавал честь. Его руки крепко держали гнома. А потому он отдавал честь, держа младшего констебля Жвачку и размахивая им вверх и вниз как маленькой злой клюшкой. Звук от удара столкнувшихся шлемов эхом раскатился от домов, последовав спустя миг после падения тел, свалившихся на землю. Морковка ткнул противников носком сандалии.

Затем он повернулся и направился прямо к марширующим гномам, размахивая от злости руками.

В переулке от сильного испуга сержант Двоеточие начал грызть край шлема.

"У вас есть оружие, не так ли? " — зарычал Морковка на толпу гномов. — «Признавайтесь! Если гномы, обладающие оружием, тотчас не выбросят его всей колонной, то я полагаю, что вся колонна будет брошена в тюремные камеры! Я заявляю это со всей серьезностью!»

Гномы в первом ряду сделали шаг назад. Раздалось отрывистое звяканье металлических предметов, швыряемых на землю.

«Вы все…» — сказал угрожающе Морковка. — «Это относится и к вам, типу с черной бородой, пытающемся спрятаться за мистером Длиннобедрым! Я должен видеть вас, мистер Крепкорукий! Бросайте немедленно! Развлекаться некогда и не с кем!»

"Он собирается умереть, правда? " — тихо спросила Любимица.

"Забавно, " — сказал Валет. — «что если бы это попытались сделать мы, то нас искрошили на кусочки. Но ему кажется это удалось сделать.»

«Кризма.» — сказал сержант Двоеточие, пытавшийся опереться на стену.

"Вы имеете в виду харизму? " — спросила Любимица.

«Да. Всю подобную чепуху. Да-да.»

«Но как ему удается со всем этим управляться?»

«Честно говоря, не знаю.» — сказал Валет. — «Но полагаю, что просто он всем нравится.»

Морковка повернулся к троллям, ухмылявшимся над расстроенными гномами.

«А теперь с вами…» — сказал он. — «Сегодня вечером я буду патрулировать вдоль Карьерного Тракта и не желаю никаких беспорядков. Я могу на это надеяться?»

Послышалось шарканье множества ног и общее бормотание.