— Как такое возможно? — удивился я. — Ведь никто теперь не носит при себе наличные.

— Кое-кто носит, и гораздо чаще, нежели принято считать, — заверил меня Витольд. — Далеко не все доверяют банкам — это раз. И два — далеко не все считают желательным давать кому-либо отчет в передвижении своих денег. Полагаю, Свинчаткину также известна эта статистика.

— Он произвел на меня впечатление ухоженного человека, — заметил я. — У него, знаете, зубы совершенно белые. Довольно необычно для простого мужика и грабителя с большой дороги.

Я ожидал, что Витольд опять блеснет какими-либо познаниями на сей счет, но управляющий промолчал и заговорил немного о другом:

— Поэтому я и удивился, узнав, что Свинчаткин оставил золотые кольца при вас. Утаить вы их от него не сумели бы, оказать вам такую милость он бы не захотел; остается последнее — его что-то спугнуло. Лучевика у вас, как вы утверждаете, не имелось.

— На дороге появились еще люди, — сознался я. — Двое. Теперь я думаю, что это странно, потому что Свинчаткин со своей бандой легко мог бы припугнуть их и отогнать от меня; но нет — он сам выглядел, по-моему, испуганным.

Теперь, когда я восстанавливал в памяти всю картину, мне казалось, что я точно вижу страх в голубых, широко расставленных глазах Матвея Свинчаткина.

— В любом случае, — заключил я, — сразу же после появления тех двоих Матвей и его краснорожие сбежали.

Витольд насторожился.

— Как они выглядели, те двое?

— Мужчина и женщина. Она намного старше, чем он, но держались как любовники. Не по-родственному, я хочу сказать.

Я просто упивался моей проницательностью, истинной или мнимой.

— Они с вами заговаривали? — настойчиво продолжал расспрашивать Витольд.

— Нет, сразу ушли. По-моему, им не было дела ни до меня, ни до Свинчаткина. Они просто прогуливались.

— Ясно, — проговорил Витольд и надолго замолчал. Он прошелся по комнате, приблизился к окну, выглянул. Снял с пояса передатчик и негромко проговорил:

— Серега?

— Зд-десь, — отозвалось спустя несколько секунд сквозь шуршание. Очевидно, на перекрестке было ветрено.

— Ступай домой, все отменяется.

— То-точно? — усомнился Серега.

— Да. Багажа не будет.

— Хо-хо-хорошо, — сказал Серега. — Отб-бой.

— Отбой.

Витольд убрал передатчик.

Я заговорил:

— Интересно, почему этого грабителя не ловят?

— Вы видели наши леса? — вопросом на вопрос ответил Витольд.

Я пожал плечами.

— Леса как леса… Густые разве что.

— Если вы знакомились с историей края, — произнес Витольд, — то знаете, что изначально здесь имелись очень богатые боры с многообразной флорой и фауной. Впоследствии деревья хищнически вырубались, что привело к необратимым нарушениям природного баланса. В частности, вымиранию многих видов местной фауны. Сейчас это невозможно восстановить.

— Почему?

— Потому что это вам не кроликов в Австралию завозить, — сказал Витольд, по-моему, немного резко. — Положим, существовал определенный вид мошки. Теперь этой мошки в природе больше нет, и сразу же изменились и насекомоядные, например, птицы и пауки… Я очень грубо объясняю, практически на пальцах, чтобы вы поняли.

— Слушайте, Безценный, я ведь не идиот! — взорвался я. — В конце концов, я обучался в Петербургском университете!

Витольд посмотрел на меня с большим сомнением, а потом выражение его лица изменилось, и он незатейливо сказал:

— Простите.

— И впредь усвойте себе другую манеру, потому что… — продолжал кипятиться я.

— Простите, Трофим Васильевич, — повторил Витольд. — Я привык разъяснять научные материи вашему дядюшке, а он находился на равновеликом удалении как от проблем экологии, так и от вопросов ксеноэтнографии.

— А при чем здесь ксеноэтнография? — Я был так удивлен, что позабыл о своем возмущении.

— Ни при чем, — быстро ответил Витольд. — Мое… увлечение. В свободное время, разумеется. В принципе, я сейчас обучаюсь в университете на заочном отделении. Это не в ущерб работе.

— Да я не против, — сказал я. — Обучайтесь себе на здоровье.

— Вы даже не заметите, — заверил Витольд. — Ваш дядя — он не замечал. Разве что когда желал побрюзжать.

— Я даже брюзжать не буду, — обещал я.

Витольд вздохнул, как будто сильно сомневался в моих словах. Возможно, я сильно напоминал ему незабвенного Кузьму Кузьмича. Что совсем не удивительно, если вспомнить о нашем близком родстве с покойным.

— Вернитесь к истории края, — попросил я. — И сделайте, пожалуйста, так, чтобы это оказалось связано с бездействием властей в отношении Матвея Свинчаткина.

— Итак, за какое-то столетие вместо древнего леса здесь образовалась непристойная во всех отношениях плешь, — послушно продолжил Витольд. — Каковая начала порастать сорняками и покрываться болотами. В конце концов, здравый смысл взял верх, и было принято благое решение расчистить местность и снова засадить ее деревьями. На работы были брошены значительные силы и средства. В первые десять лет здесь действительно все было вычищено. Саженцы прижились. Тогда службы благоустройства отвернули искусственное солнце от наших краев и направили его благотворные лучи на края иные; мы же остались предоставлены сами себе. Как следствие — за протекшие после реформ десятилетия среди саженцев проросли ольха, осина, всякий кустарник. Сосны поэтому росли плохо… Продолжать?

— Да, прошу вас.

— Опустим некоторые душераздирающие подробности, — вздохнул Витольд. — Вы имели случай наблюдать здешний лес, так сказать, эмпирически. Это непроходимая чащоба. Чтобы проложить здесь просеку, необходимо действие мощного планетарного лучемета. Посылать блюстителей правопорядка в эти джунгли означает отправлять их на верную гибель, а ведь это все добрые люди, семейные, верно служащие отечеству. Жаль ведь терять их ни за что, правда?

— Правда, — согласился я.

В глазах Витольда почему-то блеснул огонек:

— И мы понятия не имеем, какая живность расплодилась в этих чащах. Об этом вы тоже наверняка думали.

Я молча кивнул.

— Об этом все думают, когда впервые едут по нашей дороге, — заметил Витольд. — Человеку свойственно страшиться среды, ему неподконтрольной.

Высказавшись подобным образом, Витольд покосился на меня — не сочту ли я себя опять по какой-нибудь причине оскорбленным. Но я никак не показывал неудовольствия, и Витольд продолжил:

— Поэтому власти приняли компромиссное решение. Свинчаткин рано или поздно попадется во время грабежа, нужно только дождаться удобного случая. Пару раз посылали возки с полицейскими, чтобы подстроить ловушку, но грабитель всегда пропускал их. Возможно, у него имеется способ определять наличие или отсутствие в экипаже оружия. Завладел же он прибором, позволяющим отключать двигатель электроизвозчика!

— А он хитрец, этот Свинчаткин, а?

— Хитрец? — Витольд едва не рассмеялся. — Да он виртуоз! И никого не убил, даже не ранил.

— Вы как будто восхищаетесь этим типом. — Почему-то я вдруг почувствовал себя обиженным.

— Разумеется. — Витольд пожал плечами. — А вы разве нет?

— Нет, — отрезал я. — Романтические разбойники меня не привлекают. Я не барышня и не читаю романов.

— Я тоже не читаю романов, — заметил Витольд. — И тоже, смею вас заверить, не барышня… Я ответил на ваши вопросы, Трофим Васильевич?

— Вполне, — сказал я.

Витольд поклонился и быстро ушел, а я допил кофе и, запасшись пледом, сигарой и книгой, выбрался на галерею, где и расположился с большим удовольствием.

Скоро я свел знакомство со всеми соседями своего круга. Большую помощь в этом оказал мне Витольд: он перечислил мне дома, куда следует непременно нанести визит, причем в порядке очередности.

Итак, для начала я побывал у Николая Григорьевича Скарятина, самого родовитого и старинного здешнего землевладельца, очень и очень обедневшего по сравнению с былыми временами, но до сих пор наиболее уважаемого.