Однако августовские события 1836 года, когда революционная вспышка снова не принесла никаких ощутимых для народа перемен, Ларра воспринял крайне тяжело. Если вера в грядущую победу правого революционного дела в нем и не угасла, то во всяком случае он потерял надежду на возможность социальных преобразований в ближайшем будущем. Картины всеобщего равнодушия к судьбам страны, невежества, эгоистического карьеризма и циничной политической морали повергают Ларру в безысходный, негодующий пессимизм. Ремесло сатирика в таком общество воспринимается как бесполезное и горькое занятие. «В статьях мне суждено похоронить и мои чаяния и сокровенные надежды», – признается Ларра в очерке «Ночь под рождество 1836 г.», имеющем характерный подзаголовок: «философический бред». Эти же настроения пессимизма и отчаяния пронизывают и другие статьи последних месяцев жизни сатирика. «Писать в Мадриде – это значит рыдать», – с горечью заявляет он в очерке «Зимние часы». А в другом очерке – «День поминовения усопших 1836 г.» – он весь Мадрид изображает как «обширное кладбище, где каждый дом – фамильная усыпальница, каждая улица – склеп, в котором похоронено какое-нибудь событие, и каждое сердце – урна с прахом утраченных иллюзий и желаний». Разочарование и отчаяние Ларры были порождены прежде всего верной оценкой того безвременья, в котором ему суждено было жить. Ларра в этом отношении испытывал подлинное «горе от ума». Здесь же лежат истеки и трагической гибели писателя. Разрыв с горячо любимой женщиной оказался лишь последним толчком, который и привел его к катастрофе: 13 февраля 1837 года он застрелился.
Похороны Ларры были первыми в католической Испании открытыми похоронами самоубийцы, которого по церковному уставу полагалось погребать ночью и тайком. Под давлением широкой общественности власти вынуждены были пойти на это нарушение Церковных установлений. Проводы испанского сатирика в последний путь превратились во внушительную общественную демонстрацию, которая нашла широкий отклик во всей Испании и за ее пределами.
Мариано Хосе де Ларра был не только замечательным публицистом, но и остроумным, тонким и наблюдательным литературным критиком. В истории литературно-критической мысли Испании ему бесспорно принадлежит почетное место.
Воспитанный в традициях просветительского классицизма, Ларра вначале отнесся с глубоким недоверием к романтической литературе, одерживавшей в то время решительные победы в Европе. Позднее, когда в Испании складывается своя школа прогрессивных романтиков, Ларра весьма сочувственно отзывается об их произведениях, в которых он ценит патриотическую направленность, стремление продолжить лучшие традиции национальной культуры прошлого, попытки раскрыть правду человеческих чувств. Однако и в зрелые годы он неоднократно подчеркивал, что ни классицизм, ни романтизм не отвечают полностью тем требованиям, которые стоят перед искусством. В своих статьях «Литература», «О сатире и сатириках», «Литературная полемика» и многочисленных рецензиях на произведения испанских и зарубежных авторов Ларра попытался четко определить эти требования.
Ларра исходил из признания за литературой активной роли в воспитании народа, из высокого сознания общественного долга писателя, призванного своими произведениями служить прогрессу общества, освобождению народа. «Свобода в литературе, как и в искусстве, в промышленности, торговле и совести. Вот девиз эпохи и наш собственный девиз; вот мера, которой мы будем мерить; и в наших литературных приговорах мы будем спрашивать у книги: «Ты нас чему-нибудь учишь? Ты отражаешь для нас прогресс человечества? Ты полезна нам? – В таком случае, ты хороша», – пишет Ларра в статье «Литература».
Этим сознанием огромной воспитательной роли литературы Ларра объясняет, в частности, свое собственное пристрастие к сатирическому жанру. «Мы – сатирики, – заявляет он в статье «О сатире и сатириках», – потому что намерены критиковать злоупотребления, потому что хотели бы в меру наших слабых сил способствовать совершенствованию того общества, к которому имеем честь принадлежать».
Но, по мысли писателя, литература способна стать активной силой в преобразовании общества лишь при том условии, если она развивается и изменяется в соответствии с изменениями, происходящими в самом обществе. «Литература является выражением и подлинным термометром культурного уровня народа…» – пишет он. Конечно, при этом Ларра не выходил за пределы идеалистических взглядов на развитие искусства, он не понимал зависимости литературного процесса в конечном счете от материальных условий жизни общества, его экономического строя. Но заслугой Ларры является то, что он настойчиво подчеркивал связь и взаимозависимость литературы с другими формами общественного сознания. Так, говоря об упадке испанской литературы в прошлые века, писатель указывает на политическую и религиозную тиранию как на одну из важнейших причин этого упадка.
Принцип историзма в развитии литературы непосредственно связан с другим важнейшим положением, выдвигаемым Ларрой: ценность художественного произведения заключается в развитии национальных традиций культуры, в утверждении национально своеобразных путей искусства каждого народа.
Признав связь между развитием литературы и общества, Ларра приходит и к другому, весьма важному требованию, предъявляемому к литературе, – требованию живой связи ее с современностью. Именно за это Ларра особенно ценил творчество Бальзака, «неутомимого гения», лишь ознакомившись с произведениями которого «читатель может сказать, что знает Францию и ее современное общество» (рецензия на «Мадридскую панораму» Р. Месонеро Романоса).
Цель искусства, не раз заявлял Ларра, в том, чтобы «живописать природу», правдиво воспроизводить жизнь. Это означает для Ларры прежде всего возможно более полное изображение действительности во всем ее богатстве и многообразии. Требование изображать всю правду жизни, признание того, что любой факт жизни при определенных условиях может стать объектом искусства, не означали, что Ларра отводил писателю роль пассивного наблюдателя. Он неоднократно подчеркивал необходимость активно отбирать факты действительности, отбрасывая несущественное и раскрывая сущность изображаемого. В статье о сатире он пишет, что сатирик «непременно должен обладать самым главным: проницательностью… Обладая способностью к глубокому анализу, писатель сатирик но должен скользить по поверхности: он обязан вскрывать причины и тайные пружины, управляющие человеческим сердцем».
Выдвигая на первый план содержание произведения, Ларра резко критиковал искусство формалистическое. «Мы не хотим литературы, – писал он, – сводящейся к красотам стиля, к звону Рифм… уделяющей внимание одной форме, а не идее. Литература Для нас – дочь опыта и истории и тем самым маяк будущего; она учится, анализирует, философствует, углубляется, думая обо всем и говоря обо всем в стихах и в прозе на потребу еще невежественной толпы, она проповедует и распространяет знания, наставляя в истинах тех, кому интересно их знать, и показывая нам человека не таким, каким он должен быть, а таким, каков он есть, что ведет нас к его познанию; мы хотим литературы, полностью отражающей научные знания эпохи, интеллектуальный прогресс нашего века». Таким образом, Ларра в своей литературно-критической деятельности, как и в художественно-публицистическом творчестве, утверждал передовые для Испании того времени идеи гуманизма, патриотизма, реалистического искусства. Для первой половины XIX века имя и деятельность Ларры были знаменем наиболее честных, последовательных и подлинно демократических сил испанской общественности. И ныне, как и в прошлом столетии, публицистика Ларры остается грозным оружием в руках народных масс, борющихся против реакции. Его критика феодальных пережитков, отвратительных пороков буржуазного общества, лицемерной морали, либерализма на словах, маскирующего реакцию и мракобесие на деле, – ныне звучит особенно остро и злободневно. Подлинными наследниками творчества Мариано Хосе де Ларры являются испанский народ и его героическая Коммунистическая партия, советские люди, строящие коммунизм, и все прогрессивное человечество, отстаивающее в борьбе с международной реакцией мир во всем мире.