Женщина села рядом с греком — хозяином кафе, и они обменялись, как обычно, несколькими фразами. Оба были серьезны, как двое мужчин, разговаривающих о своих делах. Такими их отношения казались всегда. Однажды официант шепнул Баракату на ухо.

— Красивая! Не правда, ли?

Баракат окинул ее взглядом и увидел большие дерзкие глаза, полное лицо. Она держалась уверенно, даже вызывающе. В тот раз он ответил без колебания:

— Такой сорт женщин мне не нравится!

Сегодня же, накануне отъезда, она показалась ему привлекательной, как и всё в городе.

— Я прожил в Александрии четыре года и ни разу не побывал ни в зоологическом саду, ни на греческих и римских развалинах, ни у этой женщины, — сказал он официанту.

— А уж в Асьюте и вовсе ничего такого не найдете, — улыбнулся тот.

В кафе почти никого не было. Лишь двое мужчин играли в нарды. Баракат посмотрел на женщину, и она ответила ему внимательным взглядом.

— Ну-ка покажи свою ловкость! — попросил он официанта.

Через минуту женщина уже пересаживалась за его столик. За ней следовал официант с бутылкой пива. Баракат пустился уверять, что очень рад их знакомству.

— Вы как манговое дерево, — заметила она кокетливо и в то же время как-то равнодушно.

Баракат удивленно поднял брови.

— Оно тоже нуждается в длительной, терпеливой обработке.

Чтобы избежать лишних объяснений, он поднял бокал и негромко произнес:

— Ваше здоровье!

Закусывая зелеными маслинами, они молча глядели друг на друга.

— До моего дома несколько минут, — предложил Баракат.

— Две гинеи! — без запинки объявила она. — И, пожалуйста, сразу, сейчас.

Покидая кафе, она сунула деньги в сумочку. Вскоре они были дома. Женщина похвалила его маленькую опрятную квартиру, он же, в свою очередь, помянул добром привратника, которому принадлежала в этом главная заслуга. Потом принес тарелку с фруктами и поставил ее на столик рядом с постелью. Немного спустя, не произнося ни слова, они уже обнимали друг друга…

В комнате потемнело. Створки окон захлопали от неожиданно налетевших порывов ветра, как это часто случается осенью, и дождь запел свою песню. Баракат затуманенными глазами взглянул на ближайшее окно и утомленно пробормотал:

— Неустойчивая погода, все время меняется.

Мелодия дождя звучала не переставая, становясь, однако, все тише и тише, и его охватило приятное ощущение тепла и покоя. Заметив, что в комнате стало совсем темно, он протянул руку к абажуру, включил свет и посмотрел на женщину. Глаза ее были закрыты, как у спящей. Длинные ресницы напоминали лепестки цветка. Переведя взгляд на овальное зеркало на стене, он увидел свое отражение, показавшееся ему довольно жалким.

Дождь совсем прекратился.

— Ты спишь? — прошептал Баракат.

— Я до утра не сплю, — ответила она, не открывая глаз.

Тогда он очистил банан и поднес к ее припухшим губам.

Женщина приподнялась в постели, и они вместе стали лакомиться фруктами.

— Хозяин кафе говорил, что ты послезавтра уезжаешь. Это правда? — поинтересовалась она. — И как тебя зовут?

Пытаясь скрыть улыбку — он вспомнил, что они начали обниматься, не познакомившись, — Баракат назвал свое имя и прибавил, что он чиновник, которого переводят в город Асьют.

Женщина вытерла ладонь кожурой банана и сказала:

— А меня зовут Дунйа.

«Странное и красивое имя, — подумал он. — Впрочем, оно такое же искусственное, как и эта наша близость». Дунйа принялась рассказывать о своем прошлом, а Баракат почувствовал, что им постепенно овладевает тоска. «Старая история, все одно и то же, и ничего нового». Романтическое настроение развеялось, и он даже позавидовал тем, кто остался в кафе.

Женщина спросила о квартире и мебели. Квартиру со всем ее содержимым он продал, и послезавтра в ней поселится другой человек. Послезавтра. Но уже сейчас она словно бы опустела. В ней остался лишь запах бананов и тягостное состояние скуки.

Внезапно Дунйа потянулась за своей сумочкой, вынула из нее две его гинеи и переложила их в выдвижной ящик столика. Улыбнувшись, она посмотрела на Бараката, и ее глаза встретились с его растерянным, непонимающим взглядом.

— Почему? — спросил он.

— Твои деньги вернулись к тебе, — ответила женщина, потупившись.

Тоскливое оцепенение спало с него, но он все равно ничего не понял.

— Ты уже обо всем догадался, только притворяешься глупеньким, — кокетливо произнесла Дунйа.

— Клянусь, не притворяюсь.

— Деньги в этом случае не нужны.

— В каком случае?

Она обняла его своими смуглыми руками так, что он снова задрожал от волнения, и прошептала:

— Удовольствие!.. Я так делаю, когда получаю удовольствие.

Баракат задохнулся от чувства, подобного которому он никогда не испытывал. Его охватило радостное опьянение, стены поплыли перед глазами, но он все же смущенно пробормотал:

— Нет, нет!..

Она заглушила протест долгим поцелуем, и его возражение растаяло от ощущения гордости за самого себя. Ему захотелось, чтобы все вокруг наполнилось праздничным ликованием. Он бросился в гостиную, включил приемник, позвал привратника и велел принести вино и шашлык, намереваясь устроить веселую вечеринку. Потом вернулся в спальню и воскликнул:

— Сколько раз за эти четыре года я видел тебя в кафе! Какой же я дурак!

— И уезжаешь!

Он с сожалением кивнул головой и проговорил:

— Послезавтра. Трудно поверить. Какой же я дурак!

Пристроившись у ее ног, Баракат стал щелкать пальцами в такт танцевальной мелодии, звучащей по радио. Взглянув на Дунйу, он увидел, что на ее лице нет и признака усталости, и ему в голову пришла новая идея.

— А не пойти ли нам погулять по вечернему городу? — предложил он, вскочив на ноги.

Они направились к небольшому ресторанчику. Баракат легко превозмог свою бережливость, которой он обычно славился, и щедро сорил деньгами. Они много пили и танцевали, не пропуская ни одного танца. В перерыве Баракат заметил, что какой-то юноша внимательно разглядывает его спутницу, и приготовился дать отпор, если понадобится. А тот подошел к Дунйе, вежливо поклонился и пригласил ее на следующий танец. Баракат расстроился и сердито надулся.

— Обычное дело, — шепнула ему женщина — Ничего плохого тут нет.

— А мне не нравится, — хмуро ответил Баракат. Обернувшись к юноше, он смерил его взглядом и грубо бросил:

— Иди прочь!..

Он не помнил, что тот ответил, но тут же между ними вспыхнула драка. Баракат, не чувствуя сыпавшихся на него ударов, сильно ткнул соперника кулаком в живот. Юноша пошатнулся и упал бы на спину, если бы его не поддержал подоспевший официант. Со всех сторон на них сердито или растерянно смотрели пьяные глаза посетителей. Между столиков протиснулся хозяин. Он успокоил страсти и сделал знак оркестру играть новый танец.

Баракат часто и тяжело дышал. От его пиджака отлетела пуговица, верх рубашки был разорван. Но Дунйа поправила ему галстук, боль от удара в грудь быстро прошла, к нему вернулось хорошее настроение, и уже через несколько минут он как ни в чем не бывало требовал новую порцию вина. Однако окружающие смотрели на него с осуждением, и Дунйа шепнула ему на ухо.

— Пойдем, дорогой!

Они вышли из ресторана, провожаемые неодобрительными взглядами. Но он крепко сжал спутницу за локоть, испытывая радостное и счастливое возбуждение от переполнявшего его чувства гордости.

— Не огорчайся, милая. Это все пустяки. С кем не бывает!..

Вместе с толпой, выплеснувшейся из кинотеатра, они сели в трамвай, шедший в сторону набережной. Баракат обнял Дунйу и растопырил локти, чтобы отгородить ее от теснящихся пассажиров, но какой-то мужчина — то ли умышленно, то ли нечаянно — все же тесно прижался к его спутнице. Баракат метнул на него угрожающий взгляд и, когда тот не обратил на это никакого внимания и не отодвинулся, обругал невежу самыми последними словами. Мужчина ответил тем же, и Баракат, в чьей голове еще не развеялись винные пары, бросился на него с кулаками. Ожесточенная схватка продолжалась до тех пор, пока добрые люди не разняли их и не растащили в разные стороны, чтобы предупредить новую стычку. Баракат ощущал боль на левой щеке, из разбитой нижней губы сочилась кровь. Всю дорогу, пока они ехали, он вытирал ее платком. Но обильная кровь, хлынувшая из опухшего носа противника и окрасившая его усы в бордовый цвет, компенсировала все неприятности. Когда они сошли с трамвая, свежий ветер с запахом дождя оживил его, и настроение у него снова поднялось.