После ухода Алият Хусни вздохнул свободнее.

Сердце перестало бешено колотиться, мысли прояснились, и он почувствовал, что к нему возвращаются силы. Неужели он спасен и жизнь снова расстилается перед ним мягким ковром? Но где-то в потаенном уголке души по-прежнему жил страх. А может ли он положиться на обещание Алият? Сумеет ли она избежать ловушек, которые, без сомнения, расставит ей опытный следователь? Вдруг ее показания явятся ключом к раскрытию совершенного преступления и выяснится, что подлинной причиной его был он, Хусни Хигази? И так уже хватает расспросов и сплетен! Добровольные следователи рыщут повсюду, как голодные волки… Нет, нет, нет! Напрасно он решил, что опасность ему уже не угрожает. Надо бежать! Бежать при первой возможности. А, да он ведь обещал снять фильм в Ливане! Ну и нечего ждать! Надо немедленно уезжать, не дожидаясь, пока им заинтересуются всерьез. Он останется в Ливане навсегда. Здесь ему спокойно жить не дадут. А потому — прощай, Египет!

Нет, этого он никак не ожидал! Его просят взять на себя защиту убийцы Самры Вагди! Случаются же такие немыслимые вещи! Старательно пряча волнение под маской безразличия, он переводил взгляд с Алият на Хамеда. Затем, призвав на помощь аллаха и все свое самообладание, сказал:

— Я читал об этом преступлении в газетах и никак не мог понять: почему обвиняемый молчит?

— Нам все известно, — ответил Хамед.

— Молчите, молчите! — быстро сказал адвокат. — Я ведь еще не дал согласия взять это дело.

— Но неужели вы откажетесь? — проговорила Алият.

Ах, Самра Вагди! За что все-таки тебя убили? Наверное, ты затеяла какую-нибудь мерзость. Дать согласие — значит пойти на риск. На суде придется копаться в прошлом убитой. Нет, рисковать нельзя. Где гарантия, что в ходе процесса не выяснится роль, которую он сыграл в ее жизни, — ведь это он, именно он некогда толкнул ее на путь разврата.

Он решительно сказал:

— Мне очень жаль, дорогая моя, но сейчас я чрезвычайно занят.

— Вы не можете отослать нас ни с чем! — воскликнула Алият.

— Видите ли, по целому ряду соображений я не могу взять на себя столь сложное дело. Но, если угодно, я свяжу вас с моим коллегой, который не менее меня опытен в делах такого рода.

— Но нам настоятельно советовали обратиться именно к вам!

— Согласившись, я поступил бы не но совести, — вежливо, но решительно сказал он.

Алият попыталась настаивать, но Хамед перебил ее:

— Нам остается только поблагодарить вас. Будем надеяться на лучшее. Думаю, у нас есть для этого немало оснований.

Оставшись один, Хасан Хамуда в изнеможении откинулся на спинку дивана. Перед глазами у него плыли круги. Ему казалось, что кто-то настойчиво преследует его. Он вскочил и принялся нервно расхаживать по комнате, разговаривая с самим собой:

— Все это одно воображение, ничего больше! Прошлое умерло, мертвецы не воскресают!

Он почувствовал, что не может больше оставаться в конторе. Целый час он кружил на машине по городу. Вдруг ему нестерпимо захотелось увидеть Сафвата Миргана. И, даже не позвонив ему, он поехал на улицу Ахмеда Шауки.

Его друг сидел на диване и о чем-то оживленно беседовал с незнакомым Хасану человеком. Хасан хотел было уйти, но Сафват окликнул его и усадил рядом.

— Абуль Наср аль-Кебир из Палестинского движения сопротивления, — представился незнакомец.

Хасан готов был на все лады ругать человека, который помешал ему излить душу своему другу. Но уходить было неудобно, и он остался.

— Ты, конечно, слышал, что мы приняли предложение американцев, — сказал Сафват Хасану.

— Да-да…

— Это мы и обсуждаем.

— Извини, я налью себе чего-нибудь — что-то мне нездоровится, — сказал Хамуда.

Палестинец продолжил прерванный разговор:

— У этой проблемы есть две стороны, и покончено с ней будет еще очень нескоро. Наше поколение вряд ли успеет с ней справиться. Решать ее придется следующему поколению. И надо помнить, что это потребует множества жертв. Наши герои отдадут свои жизни во имя интересов арабов. Мы готовы умереть геройской смертью, чтобы завоевать достойную жизнь для нашего народа.

Палестинец продолжал говорить. Хасан Хамуда слушал его, еле сдерживаясь. Чтобы не выдать своих чувств, он закрыл глаза. К бокалу он так и не притронулся…