— Вам ничего не стоит заменить одно имя другим, — настаивал Иетс. — Я хотел бы взять на себя командование этой операцией.

— Почему, собственно? — спросил Лаборд.

— Да, сэр, — подхватил Люмис, — почему именно этой операцией вам так хочется командовать?

Вопрос закономерный, подумал Иетс. Какая ему, в сущности, забота, убьют Бинга и Толачьяна или нет? И может ли он поручиться, что если командиром будет он, вражеский огонь будет менее смертоносным? Как сказал Уиллоуби, в войне надо считаться с большим риском…

— Хорошо, я вам скажу… — Он поглядел Люмису прямо в лицо. — Потому, что вы, как мне кажется, неудачно подобрали людей.

— Что вы о себе воображаете? — вспыхнул Лаборд.

— Я ничего не хочу сказать про вас лично, Лаборд. Просто у меня такое чувство…

— Чувство! — прервал его Люмис. — Мы не принимаем решений на основании чувств. Мы, как-никак, в армии. Я уже давно замечаю, что вы склонны забывать об этом.

Лучше отступиться, сказал себе Иетс. Но он прочел злобу в глазах Люмиса, большую, чем на лице Лаборда, — и это удивило его. Почему Люмис так взъелся из-за обыкновенного спора о том, кому, куда и с кем отправляться?

Люмис продолжал:

— Мне уже случалось давать наряды на кухню и профессорам и докторам. В армии мы все равны. Дома, в Америке, у меня была небольшая торговля радиоаппаратурой. Может быть, вам это не нравится? Может быть, вам не нравится, что я капитан, а вы лейтенант, и вы считаете, что правильнее было бы наоборот? Так, что ли?

— В таком случае, — сказал Иетс, пропуская мимо ушей демагогический выпад Люмиса, — я вам прямо скажу свое мнение. И не браните меня, вы сами напрашиваетесь.

— Как-нибудь переживем! — засмеялся Крэбтриз. — Не маленькие.

— Мне не нравится, что вы назначили Толачьяна. Он слишком стар, такое задание не по нему.

— Дальше! — сказал Люмис.

— Мне не нравится, что вы назначили Лаборда.

— Неужели? — язвительно спросил Лаборд.

— Дело не в вас лично, Лаборд. Почему вы не хотите понять? Вы прекрасный офицер, очень храбрый и все такое. Но вы неподходящий командир для этой операции. Подумайте, что будет твориться на фронте после этого залпа, а Толачьян…

Люмис сердито кусал губы. Крерар уже делал ему такие намеки, а теперь Иетс открыто предостерегает его. Но если он пойдет на попятный и передаст командование Иетсу, значит, он признает свою вину.

— Боюсь, — сказал Люмис, — что никаких изменений не будет. Толачьян был признан годным для службы в действующей армии. Я думаю, врачи в этом разбираются лучше, чем мы с вами. А назначение лейтенанта Лаборда одобрено майором Уиллоуби и, можно сказать, генералом Фарришем, так как генерал был поставлен в известность об этом. Все.

— Почему вы именно Толачьяна выбрали? — настаивал Иетс.

— Слушайте, Иетс, я никого не выбираю. В моей части каждый по очереди может показать, чего он стоит.

— И вы в том числе! — сказал Крэбтриз.

Какие рожи! Ничем их не проймешь. Иетс теперь знал это; впрочем, он знал это давно. Он был отверженным среди них, — не потому, что Торп в припадке безумия искал у него сочувствия, а потому, что он понемногу становился таким человеком, у которого Торп мог искать сочувствия.

В небольшом грузовике, который двинулся на передний край накануне праздника Четвертого июля, сидело четверо: Карен Уоллес, Бинг, Толачьян и Лаборд. Вел машину Толачьян. Рядом с ним беспокойно ерзал на сиденье Лаборд, еще не переваривший обидные замечания Иетса. Он решил во что бы то ни стало покрыть себя славой в предстоящей операции и уже заранее держался соответственно. Он отдавал краткие, четкие приказания Бингу и Толачьяну, на прощанье крепко и многозначительно пожал руку Люмису, обращался с Карен подчеркнуто вежливо, и по всему было видно, что он решил либо вернуться победителем, либо не возвращаться вовсе.

В кузове грузовика на одной стороне была сложена вся аппаратура, на другой сидели Карен и Бинг.

Из замка они выехали после наступления темноты. Согласно плану, они должны были ехать всю ночь и перед рассветом прибыть на пятую батарею — одну из батарей, предназначенных для операции с листовками. Предполагалось, что Карен останется на батарее, а грузовик поедет в расположение третьей роты мотопехотного полка — по коду «Монитор», — входящего в состав дивизии Фарриша. Для установки громкоговорителей был выбран сторожевой участок третьей роты. Лаборд захватил с собой карту, на которой был отмечен весь путь следования, а на поясе у него болтался компас.

Мысль о возможной опасности, видимо, не тревожила Лаборда.

— Мисс Уоллес, — сказал он перед выездом, — ехать будет не слишком удобно, но совершенно безопасно. Я велел Бингу захватить одеяла, чтобы вы могли поспать по дороге.

Бинг не разделял легкомысленной уверенности лейтенанта. Крерар, получивший от Каррузерса переснятую на кальку карту обстановки, сказал ему, что немцы, занимающие позиции против третьей роты, вряд ли склонны будут сдаваться. Они окопались на этом участке так же прочно, как американцы; они не были ни окружены, ни отрезаны; по-видимому, они поддерживали прочную связь с частями, расположенными справа и слева от них. Условия, обеспечившие успех операции в Сен-Сюльпис, здесь отсутствовали. Бинг думал о том, что его начальство рассуждает не так, как следовало бы рассуждать военным командирам, а как обыкновенные штатские, вернее, как женщины. Если в моде низкий каблук, все девушки носят туфли на низких каблуках, не заботясь о том, идет им это или нет. Если в Сен-Сюльпис применение громкоговорителя оказалось удачным, почему не пустить его в ход и здесь, на позициях третьей роты? От этой косности, от нежелания рассмотреть каждое положение со всех сторон и правильно оценить его страдает в данном случае и он лично. Если бы в Сен-Сюльпис дело сорвалось, они еще подумали бы, кого послать, а так они будут хвататься за него каждый раз, как понадобится передача. И все для того, чтобы Уиллоуби и Люмис угодили Фарришу, против которого они только что интриговали! По их мнению, если его листовка заставит десяток полумертвых от усталости фрицев перейти линию, то, значит, листовка хорошая; а если нет, то плохая. Это же кретинизм! Слова, написанные им, должны медленно, постепенно проникать в сознание немцев, — но ни Фарриш, ни Уиллоуби ничего в этом не понимают…

А хуже всего, что операцией командует Лаборд. В такой передаче нужно, чтобы тот, кто говорит в микрофон, действовал на свой собственный страх и риск. Ну что ж, решил Бинг, если Лаборд намерен вмешиваться, остается только не обращать на него внимания. Бинг знал себе цену; вряд ли ему очень влетит, ведь его не так-то легко заменить.

Плохо и то, что техническая сторона операции поручена Толачьяну. Толачьян обучен этому делу, но ему никогда не приходилось работать в боевых условиях. Его использовали в полевой типографии, что было вполне разумно, поскольку он до войны работал наборщиком. Бинг ни минуты не сомневался, что друг погибшего Тони окажется верным товарищем и не бросит его в беде; но может случиться, что Толачьян не проявит достаточного проворства, и им придется пробыть под огнем дольше, чем нужно, или вовсе отказаться от выполнения задания… Люмис, конечно, нарочно послал Толачьяна.

Лучше бы ему дали в помощники Клементса, с которым он работал в Сен-Сюльпис, и избавили бы его от Лаборда, а если уж никак нельзя без начальства, то назначили бы Иетса.

Не стоит над этим раздумывать. Теперь все равно уже ничего изменить нельзя, и с каждым оборотом колес они приближаются к своей цели.

Карен уснула, закутавшись в одеяло. Бинг сидел подле нее и задумчиво смотрел в темноту. После нескольких часов непроглядного мрака ночь чуть-чуть посветлела; тучи рассеялись, зажглись звезды. Бинг стал глядеть на дорогу, которая вихляла перед его глазами при каждом покачивании грузовика. Дорога становилась все пустыннее. Сначала навстречу попадались другие машины; они возникали из мрака, как плотные скользящие тени, и стремительно проносились мимо. Фары были потушены, и только на мгновение мелькали красные щелки задних фонарей. Но все же эти краткие встречи внушали уверенность: бесшумные машины напоминали о том, что армия, хоть и скрытая во тьме, зорко охраняет их.