Тут надо уметь доверяться своим людям полностью. Моя работа состояла в том, чтобы обозначать основную задачу. И сразу же на моих глазах тысячники и полутысячники принялись носиться и ругаться друг с другом (но умеренно) в стремлении увязать между собой тонкости и подробности. Вот именно сейчас я не прочь побыть руководителем. Чуть позже, когда настанет срок отчитываться по результатам — уже захочется поменяться с кем-нибудь из нижестоящих. Лучше всего — с рядовым.
Даже в случае успеха.
Но пока мне нечего было делать. Когда мой второй зам решил, что пока можно встать лагерем и подождать результатов, я распорядился готовить еду. Ядро отряда импровизированно превратилось в штаб, а мозговая деятельность требует комфорта. Да и вообще — почему бы нет?
Господи, как классно есть простую кашу с мясом и салом, пахнущую дымком, почти без соли, вроде давно надоевшую, но такую своевременную! Больше всего в походах меня выводила из себя невозможность сидеть, опустив ноги, как на стуле или в кресле. Хорошо, что в большинстве случаев я мог подложить под задницу седло, обрубок бревна или хотя бы подыскать подходящую кочку. Вот и сейчас наслаждался возможностью посидеть так, как мне было удобно, заморить червячка и вообще расслабиться.
Расслабляться пришлось довольно долго. Ближе к вечеру две гладиаторши, не выбранные в число лучших и потому оставленные в своём отряде, приволокли к нам на стоянку истыканного копьями молоденького кабанчика. Пожалуй, в этот момент я был признателен им во много раз больше, чем кому бы то ни было в этом мире.
— Девочки, вы же надорвётесь. Не страшно за себя?
— Таскали вес и похуже.
— Да глупо же. Вам ещё рожать, а вы…
— Командир, будущие предполагаемые проблемы с моей беременностью не помешают мне дать тебе в нос. Прямо сейчас. Благо я подчиняюсь не тебе, а госпоже Одей.
Химер, дёрнувшись, обернулся к гладиаторше с такой решительностью, что у меня плечи свело от желания кинуться на защиту девицы. Лишь мгновение спустя я сообразил — достаточно сделать единственный жест. Уж мне-то начальник хозчасти моего отряда повинуется без вопросов.
— Тихо, парни. Согласен, девочка, это было хамство. Приношу свои извинения и обещаю, что больше ничего подобного не повторится. В расчёте? Перед тобой тоже извиняюсь, — я повернул голову ко второй девице. — Не в обиде? Так сойдёт?
— Вполне, — вдруг заулыбалась она. — Не так ли, Рохана?
— Точно, — отозвалась вторая гладиаторша.
— Присоединитесь к нам за ужином?
— Охотно.
Кабанчика разделали в несколько минут, требуху раскидали по трём котлам, сперва поспорив слегка, кто будет чистить почки, а мясо принялись нарезать кусками, как придётся. Да и велика ли разница, как резать? Пропечётся ли мясо или не пропечётся — оно всё равно будет вкусным. И будет чем угостить соседние отряды или того, кто явится сюда с докладом.
Из вещей, навьюченных на грузового пластуна (этот очень дорогой и мобильный транспортный ящер был мне выделен из личного запаса Аштии, он вполне способен был развивать приличную скорость даже под грузом и даже сквозь лес), мы вытащили последний бурдюк с вином. Припасти такое на крайний случай — святое дело для любого солдата. А крайним случаем можно признать любой удобный.
Как сейчас, например.
Наливаться до состояния опьянения я не позволил бы никому. Нет, просто ощутить лёгкость в теле, обострить зрение и восприятие, вдохнуть с наслаждением вечерний воздух, сделать так, чтоб мир показался нам по-настоящему прекрасным. Для этого достаточно было нескольких глотков каждому, а также закуски с избытком. Так, чтоб хватило набить живот даже индивидам с ярко выраженной ямой желудка.
Бойцы развели несколько дополнительных костров, и в стискивающей объятия полутьме поляна оставалась уютной. Кабанчик почти закончился к часу, когда темнота сгустилась настолько, что казалась упругой, будто торфяная вода в стоялом пруду. Трое моих бойцов привели к центральному костру измученного сотника, и первым делом дали ему глотнуть остаток из бурдюка.
— Охренели, что ли? — вяло осведомился я. — На голодный желудок вино же как удар по мозгам. Отрубится.
— Я держусь, командир, — с хрипотцой отозвался сотник и жадно вцепился зубами в предложенный ему кусок мяса. — Можно ещё?
— Не давись, мяса хватит. Положите ему каши с требухой… Рассказывай.
Сперва чёткий и обстоятельный отчёт прерывался чавканьем и громкими звуками глотков. Потом первый голод бойца был худо-бедно утолён, и, взяв в руки миску с угощением, парень продолжил уже более связно. Втягивая аромат каши и субпродуктов, он сообщил, что большая часть партизанских групп была успешно блокирована — часть прижали к скалам, часть почти загнали в болото. Помимо того, взяли несколько пленных, и, судя по всему, как минимум двое из них многое могли рассказать. Этих двоих доставили мне и готовы были представить в любой момент.
— Мне-то зачем? — Я засунул в огонь ещё одно брёвнышко. — Я, конечно, чуток умею допрашивать, но кое-кто другой справится получше меня. А, Ильсмин?
— Точно, командир. Отправлю лучших.
— Расскажи, какую хитрость сумели использовать, раз справились так быстро?
— А? — сотник отвлёкся от уже ополовиненной каши. Смотрел он с недоумением. — Никаких особых хитростей, командир. Мы же профессионалы. А они — дилетанты. Стоящие ребята, но… Без выучки.
— Понял. Ну и замечательно. Ильсмин, сколько твоим ребятам нужно будет времени, чтоб разговорить пленников по всей форме?
— Думаю, к рассвету справятся.
— Твоим-то ребятам будет чем перекусить? — спросил я у сотника.
— Да, они как раз затевали ужин. А меня отправили докладывать… Спасибо. Отменно у вас в штабе кормят.
— Спасибо девочкам-охотницам. Жаль, что кабанчик такой маленький.
— Большего девочки бы не приволокли.
Ночь блёкла и выцветала, впитывалась в кроны деревьев, уходила в корни. К утру закончилось вино во втором бурдюке, но все мы были трезвы как стёклышки. Даже, пожалуй, бодры. Мясо тоже закончилось, и кое-как обглоданные кости скопились в костерке на краю полянки. Оба пленника разговорились ещё до того, как подступило время рассвета. Слушая подробный пересказ их ответов, я пытался представить себе, что можно сделать со всей этой кучей разрозненных сведений.
Нам нужно как-то выиграть эту игру. У нас есть два преимущества — выучка и информация. Итак?
— А что он сказал по поводу подкрепления? — сознание вдруг ухватилось за одну-единственную подробность.
— К замку Атейлер движется подкрепление из Жастенхада. Количество солдат он не знает. Знает только, что все бойцы будут в зелёных шарфах.
— Ого! Так, делаю вывод, что идея Аштии… прошу прощения, идея госпожи Солор была подхвачена противником. Как-то это нетипично для солдата — горло заматывать зелёным, я прав?
— Более чем. — Химер так и кривил физиономию в ехидной усмешке. — Видно, решили нацепить зелёный цвет в знак того, что сочетаются браком с Атейлером.
— Натурально замуж выходят.
— За императора-мятежника! Каждый из жастенхадцев по очереди.
— Самозванцу предстоит насыщенный досуг. На скольких его хватит, а?
— Ну, император должен быть крепок телом. Вот пусть и доказывает…
Смешки перешли в мощный гогот. Похоже, в адрес того претендента на престол, который этим бойцам не выплачивает жалованья и не обеспечивает продовольствие, можно отпускать шуточки любого свойства, и традиции это терпят, если не поощряют. Я смутно вспомнил, что зелёный в Империи, кажется, и в самом деле — цвет исключительно свадебный. Кроме невест, его, кажется, никто и не надевает. Или надевает? Маловато я пока знаю об этом мире. Ой, маловато…
— Слушай, а где, интересно, они раздобыли столько зелёных шарфов, чтоб всех солдат повязать?
— Ну уж не знаю, — с недоумением ответил Ильсмин. — Где-то раздобыли.
— А где мы могли бы взять с полтысячи зелёных шарфов?
— Командир, зачем они тебе?
— А можно бы и догадаться. Чем мы будем внешне отличаться от отряда жастенхадцев, если попробуем затесаться в их ряды? Только отсутствием красивых зелёных шарфиков, так? А если у нас будут шарфики — то ничем.