Что успокаивало.

Парируя и уворачиваясь, я кружил вокруг Атейлера, стараясь не упускать из виду и других опасных его спутников. Но те не лезли в нашу схватку. Положим, когда через несколько минут последнее сопротивление атейлерских солдат было сломлено, остаткам сопровождения стало уже не до того, чтоб вмешиваться в этот поединок. Моих людей вокруг было больше, и все они зорко следили за ходом схватки. Схватка должна была проходить по всем правилам, один на один.

Упираетесь в традиции? Хотите такого? Ну и пожалуйста. Мне не трудно. Наворачивая круги и дуги перед Атейлером, я давал ему возможность выдохнуться, выцедить из мышц последние силы вместе с яростью. На ярость нужно очень много сил. Пожалуй, дай я себе труд задуматься, сообразил бы, что сейчас в моём лице его светлость рвался отомстить всему свету, в том числе и за то, что ему своей рукой пришлось умертвить дочерей. Позднее я сумел понять его настрой, заодно и то, что лорд искренне не видел другого пути, как поднять меч на своих детей. И причиной тому тоже были традиции местного аристократического мира, который до сих пор оставался для меня тайной, окутанной густым туманом незнания.

Мечи резали воздух так быстро, что слух бодрило гудение, короткие вспышки которого заставляли помнить, что это игра со смертью, а не просто невинное обрядовое действо. Мы были в неравном положении, потому что противнику-то можно меня убить любым угодным способом, а мне нельзя. Но ничего. Гнев — плохой советчик, а тренировки с наставником — плохая закалка перед смертельной схваткой с бывшим гладиатором, охотником на демонов, учеником семьи Одей, офицером особых войск и так далее.

В какой-то момент моя рука развернулась сама, гарда вгрызлась в гарду, и клинок Атейлера выскользнул из пальцев. Мне пришлось крепко приложить ему локтем и плечом, чтоб успеть освободить свой меч и не дать ему перехватить его оружие. Приём совершенно не аристократический, но зато действенный и простой, как я сам. Ну, что ж вы хотите. «Бальные танцы» со взбесившимся от отчаяния и ярости лордом успели меня задолбать. По мне, так навалиться бы всей кучей и спеленать, как ребёнка. Но нет же, традиции, изволь, командир, отдуваться за чужие представления.

Мгновением позже, когда меч поднялся к горлу лорда и задрожал у кадыка вполне интернациональным и даже межмировым намёком, раздражение отпустило меня. Пришлось самому себе признаться, что всё честно, и если моё положение даёт мне всякие привилегии и особые возможности, то время от времени за это приходится отдуваться.

— Пусть ваша светлость соблаговолит сдаться, — проговорил я сквозь зубы.

Высокомерное бешенство в глазах моего противника вспыхнуло снова, хоть и приглушённо. Блин, опять я что-то не так сказал. Или что-то не то.

— Связать его светлость! — коротко приказал я, и как только за Атейлера взялись руки моих заместителей, опустил наконец меч. Не сразу рискнул отвернуться, когда же всё-таки сделал это, обнаружил, что рядом теперь не только мои люди, но и люди госпожи Солор. И сама она, не торопясь спешиться с пластуна, смотрела на господина Атейлера, которому вязали руки. И не только на него, но и на тех его приближённых, которые сочли возможным сдаться или же были повержены и захвачены в плен.

Долго смотрела. Будь я на их месте, чувствовал бы себя очень неуютно под таким, казалось бы, совершенно бесстрастным взором.

Потом спешилась.

— Очень жаль, — проговорила женщина. — Очень жаль, что таков конец благородного семейства, ведущего свой род от государя, который положил начало истории нашей Империи. Очень жаль, что столь благородная династия будет стёрта с лица земли потому, что её глава забыл свой долг. И свою честь.

— Я исполнил свой долг, Аштия, — брюзгливо ответил Атейлер. — Я стремился дать этой стране закон и мир. И спасти её от тирании существа, которое даже человеком не является.

— Пытаясь сделать это, ты для начала вверг страну в бездну гражданской войны. Видел ли ты своими глазами, что означает для обывателей Империи эта война? Что она им несёт?

— Если гражданская война приходит в страну, это уже говорит о большом неблагополучии. Очевидно, что бремя, которое тиран наложил на восставший народ, было невыносимым. Об этом подумали твои люди, так преданно служащие демону? Тирания даёт народу право…

— Тот, кого ты называешь сейчас тираном, делал всё возможное, чтоб война не пришла в Империю, чтоб осталась за её пределами. И сейчас он точно так же сделает всё для скорейшего прекращения боевых действий, рушащих основы нашей великой страны. К тому, чтоб раздавить мятеж, испепелить до последнего лоскутка… Очень жаль, что ты сделал этот выбор, Юнем. Он с самого начала был неверным.

И госпожа Солор повернула голову к знаменосцу Атейлера, бледному до синюшности. Его держали, но тут же отпустили, и он, будто загипнотизированный взглядом женщины, подошёл к ней, опустился на колени, протянул ей свой жезл. Полотнище со знаком Атейлера Аштия оборвала будто бы даже с брезгливостью. Посмотрела на тела дочерей лорда, едва дрогнув лицом, и приказала проводить госпожу Атейлер, а также всех пленных знатного происхождения в приготовленный для них транспорт. Сделала мне знак приблизиться. Я подал ей руку и помог подняться обратно в седло пластуна.

— Молодец, — обронила её светлость.

На госпожу Солор, подошедшую к нему с регалиями лорда Атейлера, Руштеф Лагрой взглянул с дикой смесью презрения и гнева. Наверное, недовольство прилипло к его лицу, и оно просто не могло выражать одобрения, радости, оживления, приятного предвкушения. Он явственно старался смотреть на Аштию свысока, будто на незначительное насекомое, но сквозь маску проступали и другие оттенки чувств. В их числе — зависть. Такая жгучая, что нельзя было не взволноваться.

Ставка расположилась в небольшом, но уютном городке роз — он так и назывался: Город роз. Здесь занимались изготовлением разнообразной парфюмерии, от духов до модных масел и дамских средств по уходу за собой. Большинство жителей трудилось в этой индустрии, либо же так или иначе обслуживало её. В городе хватало дворцов, в которых высшие чины имперской армии могли разместиться, имелись и склады продовольствия, правда, уже отчасти опустошённые.

Господин Главнокомандующий не продешевил, он устроился в самом богатом особняке города, предварительно убедившись, что особняк именно самый-самый. Аштию же, видимо, больше интересовала безопасность. Она разместила свой штаб и личные войска в крохотной по местным меркам, однако сильной крепостце в стороне от городка. Удачное расположение и по-умному возведённые стены превращали её в крепкий орешек. Если б эти стены ещё было кому защищать…

Ну, собственно, теперь как раз есть кому…

Едва остановив взгляд на её светлости, явившейся для доклада, Лагрой сразу дал понять, что похвалы Аштии ни за что не дождаться, а вот ругать её будут долго и со вкусом. И за всё, что только смогут изобрести.

— Почему не явилась сразу?

Стоило только оценить этот хамский тон и заодно вспомнить уровень знатности Дома Солор, намного более высокопоставленного, чем Лагрой, чтоб всё прекрасно понять. Даже я, чужак, был шокирован, и тут же обернулся посмотреть на реакцию госпожи. Аше даже лицом не дрогнула.

— Прошу прощения у командующего. Я распоряжаюсь размещением штаба и войск…

— Ты должна была в первую очередь явиться для доклада! Или для тебя правила не писаны?!

«Интересно, мужик, ты устав-то хоть глазком видел?.. Любопытно, что должен делать имперец, если приказ противоречит уставу?» Впрочем, я же знаю ответ. Приказ священен… Но ведь Аше в положении, ей трудно. Она и так работает больше, чем от неё требует её должность. Кем надо быть, чтоб не принять это во внимание?

— Прошу командующего простить меня. Господин Атейлер, его сыновья, а также его супруга захвачены и доставлены…

— Почему мятежников доставляли в экипаже, будто они — гости императора, а не предатели?