Из взвода главного старшины Пономарева уцелело только восемь бойцов. А работали они под стать конвейеру: шестеро стреляли, а двое заряжали магазины автоматов. Мужественные воины вели непрерывный огонь. Вот уже их осталось трое: командир взвода и автоматчики Ошурков и Пирогов. И все — ранены. Расстреляны последние патроны. Вражеские лыжники обтекают левый фланг, хотят окружить и взять героев живыми.

— Гранаты к бою! — крикнул старшина.

Взрывы охладили пыл фашистов, заставили их залечь.

Лобовая атака сорвалась. Однако дальние цепи немцев решили обойти деревню с фланга по лощине, тянущейся вдоль реки Волгуши. Вот уже к окопу, где залегли бойцы главного старшины Лебедева, прорвалась группа гитлеровцев. Пулеметчик Окунев меткой очередью скосил первых поднявшихся фашистов, но остальные стали просачиваться к окопу с тыла. Всего полсотни метров отделяло атакующих от окопа. Лебедев скомандовал:

— В штыки!

Он с винтовкой наперевес поднялся во весь рост. За ним встали все. С криком «ура!» моряки бросились на врага. По примеру отделения Лебедева пошла в контратаку вся рота Исаева. Разгорелась рукопашная схватка. Гитлеровцы не выдержали натиска, обратились в бегство.

Но слишком неравны были силы: немецкое командование посылало все новые и новые подкрепления, а бригада их не имела. Враг обтекал фланги наших позиций, угрожая взять моряков в кольцо. Комбриг Безверхов отдал приказ оставить деревню. Отстреливаясь, воины группами и поодиночке отходили на новые рубежи, чтобы дать на них решительный бой.

Много о нем сказано и написано. Конечно, флотский характер не есть что-то обособленное, свойственное только морякам. Это все тот же наш, советский характер, характер людей стойких, непоколебимых, готовых скорее жизнь отдать, чем изменить своему долгу. А самый возвышенный и ответственный долг наш в войну был — отстоять свою Родину, ее честь и независимость. Особенно ожесточались советские воины, когда добытую ими дорогой ценой победу враги хотели отнять, свести ее на нет. Тут моряки вставали, что называется, железа тверже.

Как в связи с этим не вспомнить о мужестве, отваге и боевом умении краснофлотца Григория Маничева, который после смерти Петра Никитина во время разгрома штаба фашистов в Языкове был назначен командиром отделения пулеметчиков.

В ходе танковой атаки немцев он скрытно занял позицию у околицы Борисова, в яме. Находясь со своим расчетом на фланге наступающих фашистов, смелый воин хладнокровно пропустил вражеские танки к деревне, а потом с короткой дистанции открыл огонь из пулемета, отсек неприятельскую пехоту и прижал ее к земле.

Через некоторое время фашисты обнаружили позицию пулеметчиков и открыли огонь из автоматов, пулеметов и минометов. В течение часа сдерживал Маничев наступление целого взвода. Несколько бойцов из его отделения было ранено и убито. Да и Григорий дважды получил ранение, но не покинул позиции. Сознание и долг подсказывали — нужно держаться, непременно выстоять.

В этом бою Маничев из своего пулемета расстрелял не один десяток фашистов — солдат и офицеров. Немецкая пехота так и не прорвалась к своим машинам. Ее атака захлебнулась.

Быстро распространилась по всей бригаде весть о подвиге тихоокеанца Василия Ивановича Рогова. В бою за Борнсово он заметил, что на его орудие из-за сарая движется немецкий танк. Смелый воин не дрогнул и принял бой. Первый снаряд Рогова угодил в гусеницу, машина описала полукруг и остановилась, но снарядом с танка в расчете нашего орудия убило двух артиллеристов. Заменив наводчика, Рогов стал к пушке и продолжал поединок. Прямым попаданием снаряда он поджег танк. Вышла из строя и наша пушка. Все оставшиеся в живых бойцы были тяжело ранены.

Ранило и Рогова. Превозмогая боль, он схватил автомат, гранаты и смело вступил в единоборство с группой автоматчиков противника. Моряк пускал в ход автомат, когда фашисты короткими перебежками приближались к снежному окопу, где он укрылся, а стоило им залечь, доставал их гранатами. Все новые и новые гитлеровцы ползком, глубоко зарываясь в снег, окружали отважного тихоокеанца. Гранаты и патроны подходили к концу. Послышались крики: «Рус, сдавайс! Жизнь дарим!» В ответ на эти слова Рогов громко крикнул: «Советские моряки в плен не сдаются!» Брошенной гранатой воин заставил врагов снова залечь.

Время шло. Еще слышались из окопа короткие очереди автомата, но Рогов чувствовал, что силы покидают его. Вот он уже выронил из рук оружие и как сквозь сон услыхал родное русское «ура!». Это подоспели бойцы подкрепления из взвода лейтенанта М. В. Молодцова. Услышав стрельбу и разрывы гранат в тылу у фашистов, они перешли в контратаку и вернули потерянную позицию.

— Штабу в ружье!

Эту команду подал комбриг Безверхов, прискакавший на лошади в село Дьяково. Через считанные минуты весь наличный состав штаба, политотдела и тыла бригады выстроился перед домом. Полковник коротко сообщил обстановку:

— На участке батальона Тулупова гитлеровцы прорвались к Языкову. Резервов у нас нет. Впрочем, резерв — это мы. По машинам!

Полсотни людей быстро взобрались на немецкие грузовики, стоявшие с уже заведенными моторами.

— На хозяйстве остаться одному начальнику штаба, — распорядился комбриг, — держать связь со штабом армии, докладывать о том, как будет складываться обстановка.

Машины двинулись к переднему краю. На опушке леса съехали на обочину. Отряд высадился. Комбриг коротко поставил задачу, приказал проверить оружие, приготовиться к бою. Улучив минутку, комиссар Бобров обратился ко всем с такими словами:

— Товарищи, большинство нашего отряда — коммунисты. У каждого из нас помимо винтовки, автомата, гранат есть оружие особого боя. Пристрелянное, выверенное, безотказное, грозное! Оно не делает осечек. И оружие, о котором идет речь, — наш личный пример в бою. Применить это оружие — значит, несмотря ни на что, невзирая ни на какие трудности, идти вперед, увлекать за собой всех.

— Понимаем. Не подведем! Верьте!

Эти слова моряков звучали как клятва.

Все быстро приготовили пулеметы, гранаты к бою. Редкой цепью во главе с Безверховым двинулись в сторону врага. Из-за реки, где засели гитлеровцы, послышались выстрелы, невдалеке от нас стали рваться мины. Показав рукой в направлении реки, комбриг крикнул:

— Вперед, за мной!

Он увлек людей на лед, сковавший русло. Теперь уже, прикрываясь высоким берегом, мы были в безопасности, чувствовали себя как в траншее. Излучина огибала лесок подковой.

— Последней десятке остаться здесь, вызвать огонь на себя! Остальные — за мной! — скомандовал комбриг.

Хрустевший под ногами сухой снег в этот момент, мне казалось, напоминал Безверхову пески Средней Азии. Двадцать лет назад вот так же бежал он не по заснеженному, а по песчаному оврагу в Кара-Кумах, чтобы отрезать банду басмачей от реки и захватить переправу. Тогда атака удалась блестяще. Недаром командир дивизии наградил его за этот бой туркменским скакуном белой масти и клинком дамасской стали с золоченым эфесом.

Комбриг изредка останавливался, поджидая отстающих. Все видели на его лице выражение необыкновенной решимости. В этот момент, опять казалось мне, Безверхов думал только об одном: неужели сейчас испытанный маневр не удастся? Ведь сегодня противник у стен Москвы! Эта мысль невольно передавалась и нам, когда бежали в атаку под вой мин и свист пуль. И у нас рождалась решимость — умереть, но не пропустить врага на своем участке к родной столице.

Выбрав удобное место, комбриг остановил людей. Отсюда было видно, как гитлеровцы небольшими группами перебегали поле, накапливались в лесу. Их расположение с фланга просматривалось насквозь. Морякам оставалось преодолеть небольшое открытое место, чтобы оказаться в тылу у фашистов. Комбриг быстро оценил обстановку.

— Пулемету прикрыть огнем! Взвод, за мной!