Клык кружит под потолком в поисках выхода. Копы постепенно начинают приходить в себя.

Да, мы в опасности, да, обнаружить себя как полулюдей-полуптиц — это ужасная ошибка, но зрелище тех ошалелых лиц — это лучшее, что случилось со мной с момента нашего прибытия в Нью-Йорк.

— Смотри, — Клык показывает на один из витражей на самой верхотуре. Даже на самом верху нас слепят вспышки фотоаппаратов. Эти камеры — по-настоящему отвратительная новость.

— Ребята, сюда, — зову я наших.

Клык вжимает голову в плечи, закрывает ее руками и, набрав скорость, устремляется в витраж. Стекло рассыпается радужным многоцветьем и столы внизу поливает дождем цветных осколков.

Игги летит следом за Надж, слегка касаясь рукой ее щиколотки. Они синхронно складывают крылья и протискиваются в разбитую Клыком дыру.

— Ангел, вперед! — Ее детские крылья похожи на крылышки Селесты, и она легко проскальзывает в отверстие.

— Газ, пошевеливайся! — я вижу, как он ныряет вниз, лихо подхватывает чей-то эклер, запихивает его на лету в рот и прицельно вылетает в пустую оконную раму.

Я выбираюсь наружу последней. Воздух наполняет мне легкие.

Моя пагубная ошибка дорого мне обойдется. Но знаешь, дорогой читатель, Париж стоит обедни…

— Давай к деревьям держи! — бросаю я на лету Клыку. Он кивает и по большой дуге поворачивает на север. День сегодня туманный и видимость на ахти какая. Но мы летим довольно низко, так что разглядеть нас нетрудно.

Тяжело дыша, садимся на высокий клен. Клык стряхивает приставшие к плечам мелкие осколки:

— Хорошенькая с нами история приключилась.

— Это все из-за меня, — понуро бормочет Газман, — это мне захотелось в тот паршивый ресторан пойти…

Этого мне только не хватало! Попробуй теперь его успокой:

— Газзи, что ты говоришь? Совсем и не из-за тебя! Подумай головой. Просто там вся обслуга — чистой воды снобы. И полицейские — зуб даю — подлыжные были. От них же за три версты Школой да ирейзерами смердело.

Да, история, конечно, не ах! Одна радость — масло оливковое зазря не пропало. Похоже, мы с Клыком одновременно про масло вспоминаем. Он довольно усмехается:

— Ты, кажись, недолго размышляла, прежде чем на того урода масло опрокинуть!

— Я все еще… — Надж совсем уже готова сказать «голодная», но поняв неуместность такого заявления, обрывает себя на полуслове.

Но она права. Никто из нас, действительно, не поел. Все мы на самом деле голодные как волки. Вот только адреналин спадет, я чуть-чуть успокоюсь, и надо первым делом найти какую-нибудь лавку и купить всякой снеди.

— Нас фотографировали, — подает голос Игги. — Я слышал, как камеры щелкали.

— Ага… Ничего не скажешь, по шкале неприятностей от одного до десяти, эта зашкаливает, — грустно соглашаюсь я.

— То ли еще будет! — раздается снизу какой-то чужой елейный голос.

От неожиданности подпрыгиваю чуть не на фут и покрепче цепляюсь за свою ветку.

Внизу ирейзеры окружили наш клен плотным кольцом.

Исподволь бросаю взгляд на Игги. Он всегда заранее сечет их приближение. Как же это он сейчас не услышал? Они что, с неба свалились?

Один из ирейзеров делает шаг вперед, и я с трудом подавляю стон — Ари!

— Что ж это ты меня в покое все оставить не можешь! — кричу я ему.

— Нет, это ты у меня под ногами вечно путаешься, — отвечает он со зверской ухмылкой.

Надо дать ребятам немного прийти в себя. И я, как ни в чем не бывало, заговариваю ему зубы:

— Помню, тебе годика три было. Такой был славный парнишка. Что же это с тобой стало? Как же ты в волчину такого позорного превратился?

— А ты будто внимание на меня обращала? — Вот странно! В его голосе звучит неподдельная горечь. — Я, как и вы, в той дыре сидел, а тебе на меня с высокого дерева плевать было.

Челюсть у меня совершенно отвисла:

— Да ты же был нормальным ребенком. И к тому же сыном Джеба.

— Что с того, что сыном. Будто Джебу твоему до меня дело какое-то есть! Он и думать про меня давно забыл! А что, ты думаешь, со мной стало, когда вы с моим папочкой к себе в убежище в горы свалили? Думаешь, я пропал? Думаешь, испарился?

— Вот тебе и разгадочка на один из вопросиков, — шепчет Клык на соседней ветке.

— Ари, мне тогда десять лет было.

И тут меня осеняет:

— Ты что, нам теперь отомстить пытаешься? Ты за это за нами гоняешься и смерти нашей хочешь?

Ари злобно сплюнул:

— Много чести будет! Работа моя такая — вас насмерть загнать. А прошлое наше — дополнительный стимул.

Он уже начал мутировать. Морда вытянулась, челюсть, как у пса, расходится надвое. Из-за спины он вытаскивает мягкий коричневый комочек с белыми кры…

— Селеста! — взвизгивает Ангел и чуть ли не одним прыжком слетает вниз. Я только успеваю крикнуть:

— Нет! Ангел, нет!

— Ангел, ни с места! — вторит мне Клык.

Но моя девочка уже легко спрыгнула на землю. Ари до нее — рукой подать.

Ирейзеры рванулись вперед, но он, резко вытянув руку, останавливает их: стоять! Его приспешники замирают, пожирая Ангела глазами и готовые ринуться на нее по первому его жесту.

А Ари дразнит ее и трясет Селестой у нее перед носом.

Ангел в опасности, и я не чувствую страха. Секунда — и я спрыгиваю на землю рядом с ней. Ирейзеры ломанулись было на меня, но Ари снова их осаживает.

— Только дотронься до нее! Убью! — Кулаки у меня намертво сжаты, а в голосе звенит металл.

— Угрожаешь? — Ари нагло заржал во весь голос. В его темных курчавых волосах играют последние лучи заходящего солнца. Он снова потряхивает перед нами Селестой, и я чувствую, как Ангел напрягается рядом со мной.

— Отдай мне медведя, — голос у нее неожиданно низкий и по-взрослому глубокий.

Ари продолжает ржать.

Ангел делает полшага вперед, но я хватаю ее за воротник.

— Отдай. Мне. Медведя. Немедленно, — чеканит она каждое слово напряженным, глубоким голосом, пристально глядя Ари прямо в лицо. Улыбка сползает с его хари, и в глазах мелькает недоумение. Я вдруг вспоминаю, как Ангел загипнотизировала тетку в игрушечном магазине.

— Ты…, — открыл было рот Ари, но задохнулся, придушенно закашлялся и исступленно рванул у себя на шее ворот рубахи. — Ты…

— Положи, тебе говорят, медведя, — продолжает Ангел. — Раз…

Явно против воли когтистая мощная лапа Ари разжимается, и Селеста падает на землю.

С быстротой молнии Ангел хватает ее и в мгновение ока взбирается обратно на дерево.

Я только моргаю, не понимая, кто из нас больше обескуражен, я или Ари.

Секунду промедлив в недоумении, вся его шайка рванулась на меня. И снова наткнулась на его выброшенную вперед руку.

— Сколько вам повторять? Следуйте приказаниям! — остервенело набрасывается Ари на свою команду. — Помните, инициатива наказуема.

И вдруг, повернувшись ко мне лицом и задумчиво глядя мне в глаза, переходит на спокойный, ровный голос:

— Приказания нельзя подвергать сомнениям. Даже, если они кажутся нелепыми и бессмысленными. Даже, если вам невтерпеж разорвать стаю в клочки.

И из пасти у него вырывается жадный, хищный хрип.

Он нависает надо мной, точно принюхивается, ловя запах добычи.

— Птичка ты моя, наконец-то твоя песенка спета, — шепчет он мне. — Я тебя сам прикончу.

— А зубы-то наточил, псина ты этакая?

Он готов огрызнуться в ответ, но вдруг поднимает голову и, навострив уши, к чему-то прислушивается.

— Нас требует к себе Директор. Срочно! — командует он ирейзерам.

Бросив на меня последний долгий и томительный взгляд, он круто разворачивается вслед за своей шайкой.

И они, как дым, растворяются в вечерних сумерках.

Наверху в ветвях клена Ангел крепко прижимает к себе Селесту и что-то ласково ей напевает.

— Я слышала, как они в Школе говорили о каком-то Директоре, — ни с того ни с сего спрашивает Надж. — Кто бы это мог быть?

В ответ я только пожимаю плечами. Какой-то важный, страшный и бессовестный человек. Один из полчища тех, кто неотступно преследует нас. Может, Джеб? Джеб, наш фальшивый отец. Джеб, наш спаситель и наш предатель.