– Ты засыпала, Эмбер.
– Нет. Ты поцеловал мою руку. Я смаковала ощущение.
– Да неужто?
Я выпятила подбородок.
– Вот именно!
– Даже несмотря на то, что я грубый, злобный мужик, воспользовавшийся состоянием девушки, у которой, возможно, проломлен череп?
Я рассмеялась.
– Как раз потому, что ты грубый, злобный мужик. Очарование и совершенство переоценивают.
– В таком случае...
Он поцеловал меня. Не мягко, как следовало, учитывая мое положение. Он поцеловал меня настойчиво, и мне это понравилось.
Когда он попытался оторваться от моих губ, я открыла рот и соблазнила его на более глубокий поцелуй. Ушиб на моей голове пульсировал в такт участившемуся пульсу. Меня это сейчас мало волновало.
Мои веки затрепетали и закрылись, когда он поцеловал меня еще глубже.
– Ай!
Риан укусил меня за губу. Я сурово зыркнула на него, а он, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, сказал:
–Снова закрыла глаза!
– Люди, когда целуются, закрывают глаза!
– Предпочитаю, чтобы мои были открытыми.
Я с отвращением покачала головой:
– Ты наслаждаешься видом веснушек вблизи?
– Мне они нравятся. Они покрывают твое лицо и шею. Интересно, как далеко тянутся твои веснушки.
Я развязала узел на лифе:
– Могу показать.
Он придержал мою руку:
– К утру ты вся была бы искусана. Ты похожа на женщину, которая закрывает глаза, когда кончает.
– Я...
Он накрыл мои губы пальцем:
– Не говори, прав я или нет. Я буду всю ночь думать над твоим ответом.
– Мне казалось, мы собираемся вместе бодрствовать всю ночь.
– Не совсем так.
Он прижал мою руку к переду своих штанов. Его член был тверд, как стальной прут, и горяч, несмотря на ткань между моей ладонью и его кожей. Я проследила его толщину вниз к яичкам и снова к округлой вершине.
Присвистнула:
– Жеребцы должны стыдливо опускать головы, когда ты идешь по конному двору.
– Ты мне льстишь.
– Не слишком. Тебе повезло, я люблю вызов.
Он застонал.
– В тебе совсем нет милосердия?
– Я не знаю, что это такое.
– Как насчет терпения?
– Временами.
– Тогда, пожалуйста, потерпи, пока не поправишься. Я не прощу себе, если причиню тебе боль. Я вернусь другой ночью и...
– И сможешь исследовать все мои веснушки так близко, как только захочешь.
– Ты жестока. Неделя. Рана на твоей голове будет заживать около недели.
– Я ведьма, Риан. Моя голова будет в порядке через час после восхода солнца, даже если для этого мне придется ободрать каждого найденного в курятнике цыпленка.
Мой новый поклонник выглядел смущенным. Немногие любят напоминание о том, что сила ведьм берется из пролитой крови и расчлененной плоти, хотя это ни что иное, как правда.
Я встретила его взгляд.
– Если мимолетное упоминание о моих чарах волнует тебя, то ты забеспокоишься ещё больше, когда узнаешь меня лучше. Я буду говорить без обиняков, и если тебе не понравятся мои слова, завтра ты не должен возвращаться.
– Нет. – Он так яростно замотал головой, словно даже мысль о том, чтобы не вернуться, возмущала его. – Ничто не удержит меня от тебя.
– Ведуньи могут творить чудеса, основываясь на энергии чистой души и благородных намерениях, но мы ведьмы не так добры. Я краду силу, Риан. Я краду жизнь. Каждое насекомое, раздавленное моей пяткой, каждый цыпленок, которого я режу для обеденного стола, каждая жизнь, которую я беру, становятся топливом для огня, которому я служу. Для огня, который служит мне.
– Ты убивала кого-нибудь крупнее курицы для своей магии?
– Редко козу или свинью.
И однажды назойливую собаку, но я не упомянула об этом. Риан любил собак почти так же, как лошадей. А я не хотела, чтобы у него сложилось обо мне неправильное представление.
– Пока ты не убиваешь людей, меня не волнует, откуда берется твоя сила, и что еще ты для этого делаешь. Я волнуюсь лишь о том, чтобы увидеть тебя завтра.
Я шумно выдохнула, потому что долго сдерживала дыхание.
– Тогда после восхода луны, – предложила я не желая, чтобы он видел меня под личиной Золушки.
– Как прикажешь.
Риан простился со мной до восхода солнца. Через час он должен был возвращаться на королевскую конюшню.
– Тебя побьют? – спросила я, наблюдая, как он седлает кобылу, которая ударила меня. Под его рукой она была спокойной – в самом его присутствии было что-то успокаивающее.
Он рассмеялся.
– Меня? – Он придал лицу серьезное выражение. – Даже если меня действительно побьют, я посчитаю боль от ударов плетью достойной платой за удовольствие от твоего общества.
– И если от удара плетью останутся следы, то это будет абсолютно заслуженно. – Улыбнувшись, я протянула ему руку, чтобы показать небольшие отметины, оставленные им, когда Риан ущипнул меня, чтобы не дать уснуть. – Смотри, что ты сделал.
Возможно, он попытался показаться смущенным, но все, что у него вышло – кривая усмешка.
– Ты будешь думать обо мне сегодня. Каждый раз, когда взглянешь на свою ладонь или руку, вспомнишь меня. Когда же кто-либо из слуг увидит тебя, они заметят следы, оставленные мною на твоей шее, и поймут, что у тебя есть любовник.
Прежде чем я успела ответить, он вскочил на лошадь и поскакал к задним воротам.
– Сегодня ночью, – крикнул он, обернувшись через плечо и подмигнув мне.
– Сегодня ночью, – прошептала я.
Даже промелькни день в мгновение ока, сумерки наступили бы недостаточно быстро. Набраться терпения в течение дня было трудно. Когда солнце наконец село, я нагрела бадью воды, чтобы принять ванну. Я вымыла каждую крупицу пепла из волос и расчесывала их до тех пор, пока они не засияли так же ярко, как огонь. Я смыла каждое пятнышко кровавых чернил с рук и пальцев и подрезала обгрызенные ногти.
Я чувствовала себя влюбленной дурочкой, когда надевала для Риана свое любимое платье, но не стала ничего менять. Оно не было прекрасным или причудливым, как те наряды для леди, которые покупал мне отец. Это было простое платье из тонкой розовой шерсти, ниспадавшее почти до земли и скрывавшее мою кривую ногу. Сорочку, которую я надела под него, обрамляли шелковые ленты того же цвета. Сильви когда-то сказала, что этот цвет делает меня мягче. Веснушки кажутся не такими выразительными, а глаза – менее холодными.
Я даже собиралась припудрить лицо, дабы скрыть веснушки, и закапать в глаза белладонну, чтобы они выглядели прозрачными и полными любви, как делали мои сестры. Признаться, забавное получилось бы зрелище: неуклюжая рыжая калека в своем лучшем шерстяном платье с мертвецки бледным от пудры лицом. И в довершение – расширенными, как у идиотки, зрачками. Я предпочла отказаться от косметики.
С Рианом мы встретились у конюшни. Я услышала, как он на лошади въезжает во двор, и, когда увидела его в лунном свете, решила, что не зря прихорашивалась. Он побрился и расчесал волосы. Риан все еще выглядел немного неряшливо, но мне это даже нравилось.
Он приветствовал меня без показной вежливости и нервной осторожности, которыми часто отличаются первые несколько свиданий, а вместо этого обхватил мои щеки и поцеловал так, словно мы были воссоединившимися любовниками. Я вздохнула и прижалась к нему, мое тело и желания были податливыми, как теплый воск. Риан мог взять меня тогда, не говоря ни слова, но вместо этого он прервал поцелуй и взглянул мне в глаза.
– Ты прекрасна.
Слова прозвучали так искренне, что я почти поверила.
Я несогласно замотала головой, но он положил руки мне на талию и усадил меня на лошадь. Мгновение спустя сам он тоже вскочил в седло и устроился позади меня. Я оказалась в кольце рук, потому что он потянулся вперед за поводьями. Все слова разлетелись из моей головы, словно стая кур, спасающихся от ястреба, и я не знала, как взять себя в руки. Я могла думать лишь о его крепких бедрах прижатых к моим, и о горячей мускулистой груди за моей спиной.