…После происшествия с Саркисом ребята словно повзрослели на несколько лет. Оно убедило их в том, что в самых тяжелых условиях они способны не только поддерживать свое существование, но, когда грозит беда, спасать друг друга.

Под вечер, когда изможденные ребята отдыхали в пещере, Саркис подумал: «Не повести ли их к складу белки и, открыв его, сказать: «Простите, товарищи. Вы спасли мою жизнь, и больше я не могу скрывать от вас еду. Кушайте на здоровье»…

Но тут он вспомнил, с каким трудом шел к пещере. Значит, он очень слаб и любая болезнь — грипп, ангина, воспаление легких — сведет его в могилу.

Страх вновь овладел Саркисом, и снова проснулось в кем знакомое чувство эгоизма.

«Им придется всего по две горсти орехов, а ты будешь питаться ими целых десять дней. Не делай глупости, своя жизнь дороже», — нашептывал ему какой — то внутренний голос.

В сердце мальчика началась глухая борьба, и он не сумел сделать решительного шага…

Надо сказать, что орехи, которые несколько дней назад ребята отобрали у Саркиса, были целы. Так и валялись в углу, куда их бросил возмущенный Ашот. Гордость не позволила им прикасаться к ним даже в самые голодные минуты.

Время от времени Асо очень хотелось взять орехи и тайком накормить ими своего верного Бойнаха. «Поганый кусок только собака съест», — по — видимому, думал он и все же не решался: кто знает, что скажут товарищи!

Асо хотел было поговорить с ними, узнать их мнение, но не мог одолеть свою стеснительность.

Сидя вокруг жарко пылавшего костра, ребята раздумывали о том, что им следует делать дальше. Теперь расчистка тропы уже не казалась им таким трудным делом.

В самом деле, можно ли сравнить такую работу с огромными усилиями, которые пришлось приложить, чтобы вызволить из беды Саркиса?

Ашот высказал эти мысли товарищам и внушил им веру в то, что за три — четыре дня они расчистят тропу и выберутся наконец из ущелья.

Но прежде необходимо было устранить одну досадную «мелочь»: угнетающее чувство голода.

Морально спасение Саркиса очень укрепило их, но физически ребята ослабели. За эти дни они съели все, что у них было, а заниматься поисками пищи не оставалось ни времени, ни сил.

Поэтому и было решено, что одни пойдут на тропинку, а другие будут добывать пропитание.

— Ну, раз вы считаете меня специалистом по части еды, займусь этим делом я, — заявил Гагик.

Шушик должна была остаться в пещере и поддерживать огонь в костре и ухаживать за Саркисом. А Ашот и Асо — сбрасывать с тропы снег.

Когда все это обсуждалось, Саркис снова вернулся к мысли об орехах. «Если Ашот говорил, что через три — четыре дня они выйдут из ущелья, то почему бы не открыть товарищам тайну белкиного склада?» — думал он, и была уже минута, когда он чуть не сказал: «Идите все расчищать тропу, еда у нас есть».

Но нет, он так и не смог справиться с собой. «Смотри, вдруг снова пойдет снег и ты останешься тут на всю зиму, — стучало в мозгу, и мальчик решил: «Нет, подожду еще несколько дней, посмотрю, какой ход примут дела».

Отвлекшись от этих мыслей, он стал прислушиваться к разговору Шушик с Ашотом. Они говорили об Асо.

— Такой мальчик — и почему — то не пионер! — удивлялась Шушик. — Это просто странно!

— Но ты ведь знаешь, что на ферме нет ни школы, ни пионерской организации, — пояснил Ашот. — Кто же в этом виноват?

— Раньше — то, когда мы жили в нашем селе, я ходил в школу, — сказал Асо, — но тогда я еще не мог стать пионером, мал был.

— А я считаю, что мы и сами можем принять тебя в пионеры, — неожиданно заявил Ашот. — Ты вполне за служил это.

— Правильно!

— Верно!

Ребятам очень понравилась идея Ашота, а Асо — тот Даже вспыхнул, на лбу выступили крупные капли пота.

— Кто против? — желая соблюсти необходимые формальности, важно спросил Ашот.

Но кто же мог быть против? Даже Саркис и тот с улыбкой посмотрел на пастушка.

Ашот снял с себя красный галстук и повязал его на шею смущенного мальчика.

— Ты должен принести присягу, дать клятву, — сказал он.

— Я постараюсь жить так, как надо, — тихо сказал Асо. — Я постараюсь сделать в жизни что-нибудь очень нужное, полезное людям. Поверите — хорошо, а не поверите — увидите. Вот моя клятва.

— Замечательно сказал, — захлопал в ладоши Гагик. А Ашот, воодушевившись, внес еще одно предложение:

— Мы должны будем позаботиться о том, чтобы Асо вышел из Барсова ущелья, научившись читать по-армянски.

— Читать? Значит, мы так долго здесь пробудем? — разволновалась Шушик.

— Нет… Асо очень быстро станет грамотным, — успокоил ее Ашот. — Ведь кое — что он все — таки знает…

Весело пела в этот вечер свирель Асо, и на сердце у ребят было легко. Они радовались и тому, что их друг стал пионером, и тому, что тропа, ведущая к свободе, все больше расчищалась, и спасению Саркиса,

На следующее утро Асо вошел в пещеру и, разостлав на земле свое аба, высыпал на него из карманов целую горку мушмулы, хорошо созревшей, крупной. Растроганный отношением к нему товарищей, он почти не спал эту ночь и еще затемно отправился добывать для них еду.

— Это для работающих и для больных, — распорядился «эконом» Гагик.

От своей доли он отказался и вышел, позвав за собой собаку.

— Пошли, Бойнах, на охоту. Не позавидую я сейчас зверью Барсова ущелья!

Собака молчаливо согласилась. Таков Бойнах: его всегда можно подкупить лаской.

Ашот и Асо, набив карманы мушмулой, отправились работать на Дьявольскую тропу, Шушик — в Дубняк за топливом.

Пользуясь отсутствием товарищей, Гагик похвалялся перед собакой:

— Ах, поглядел бы ты, Бойнах, сколько орлов сбил бы я с неба, будь у меня в руках охотничье ружье!

Но собака, казалось, только усмехалась — знаем мы тебя. Ведь за все время, проведенное в ущелье, ей не пришлось увидеть и одной птички, подстреленной Га — гиком.

Снег оставался теперь только внизу, на плато, да на западных склонах ущелья. А на восточных и южных было сухо и тепло. Поэтому Гагик предпочел отправиться именно туда.

Скалы громоздились здесь целыми этажами, одна над другой, и только неширокие терраски разделяли их. Тут, на редких клочках почвы, росла желтая трава да кое — где виднелись низкие кусты, Гагик не взял с собой ни лука со стрелами, ни пращи — он и сам не надеялся на добычу.

Добрый час покружив по ущелью, мальчик не встретил никаких зверюшек, а ягод раздобыл мало, всего одну горсть барбариса, такого кислого, что его невозможно было есть. «Такая кислятина хороша только с жирным пловом, а на голодный желудок она не рассчитана», — огорченно рассуждал Гагик, продолжая осматривать кусты. И вдруг к одному такому кусту, росшему на небольшой плоской терраске, с лаем бросился Бойнах.

«Почуял запах животного», — мелькнуло у Гагика, и он крикнул:

— Держи, держи крепко! Не упускай, я иду! — и по лез по крутому склону вверх.

Ноги у Гагика подгибались, сердце сильно билось, «Не заболел ли я? — вдруг испугался он и, сев на камень, покупал свой пульс. — Нет, пока еще бьется… Так чего же я расселся?»

— Не упускай, Бойнах, не упускай, иду! — снова крикнул он псу и торопливо поднялся.

А Бойнах продолжал злобно лаять, и то всовывал гол лову в кусты, то отскакивал, словно ужаленный.

Когда Гагик подошел, пес поднял голову. На его черном носу виднелись капли крови. «Ну что я могу поделать, когда его и схватить — то не за что?… — говорил взгляд собаки. — Едва подойдешь — свернется в клубок, да еще в какой! Весь в острых иглах! Попробуй, тронь!..»

У бедного Бойнаха не только нос, но и губы и язык были поколоты.

— Пусти, это не твоя забота, — отстранил Гагик собаку. — Нашел — и ладно, остальное — дело мастера. Подумаешь, еж! Мяса в нем не больше, чем в курице. Тоже обрадовал! Эй, Шушик! — громко крикнул он, наклонившись к пещере. — Слышишь, Шушик? Запрягай телегу, надо ежа домой переправить.