Голос у Стецька дрожал, в конце чтения «акта» референт сбился на тонкий визг.

Мигали свечи, и было в собрании что-то от траурной церковной церемонии. До сих пор Мудрый помнит запах сырости, въевшейся в углы зала. И долго еще вспоминались слова третьего пункта «акта»:

Мудрый подумал с тоской, что с той поры не миновало и десятка лет. Где они, мечты? Впереди пропасть, и есть ли хоть капелька надежды удержаться, не свалиться в нее?

Боркун что-то говорил, и Мудрый усилием воли заставил себя вслушаться в этот поток слов.

Видно, и сам Боркун заметил, что референт СБ без особого внимания относится к его монологу, потому что внезапно замолчал и после паузы сказал резко и чуть презрительно:

— Я знаю, о чем вы думаете. Борьба закончилась полным поражением, вместе с капитуляцией Берлина рухнули и наши надежды, не так ли?

— Ошибаетесь, — стараясь, чтобы ответ прозвучал почтительно, сказал Мудрый. — Действительно, положение у нас не из легких. Поражение Германии привело к тому, что оказалась разрушенной и создававшаяся годами наша система борьбы. Вы не хуже меня знаете, что к окончанию войны перестали существовать наши диверсионные школы, пропагандистские центры, перевалочные базы в Австрии, Германии и некоторых других странах.

— Да, это так, — признал Боркун.

— Вам также известно, что если мы даже имели бы возможность набрать людей, то все равно не смогли бы их одеть, вооружить, кормить…

— Эти прописи я без вас знаю, — чуть раздраженно прервал его Боркун. — Не вам мне рассказывать, что наши сотни снабжались вермахтом.

— Этой базы больше не существует.

— Найдем новую!

— Мне бы ваш оптимизм!

Мудрый позволил себе усомниться в словах Бор-куна.

— Джентльмены из английской Интеллидженс сервис и американцы из службы Даллеса пока относятся к нам весьма прохладно…

— В некоторых случаях реклама вредна.

— Верно, бывают и такие связи, о которых не стоит писать в газетах.

— Вот-вот, — кивнул Боркун. — Самое главное, что в нашей борьбе с Советами мы не одиноки. Над Европой подули новые ветры.

— Вы имеете в виду речь Черчилля в Фултоне?

— Не только ее, хотя эта речь — целая веха в послевоенной истории. Разве не знаменательно, что специальные службы некоторых государств стали выделять даже людей для связи и контактов с нами?

— Об этом вслух не говорят, — приглушил голос Мудрый.

— Не волнуйтесь, здесь нас не услышат. Да, действительно, — задумчиво, будто размышляя вслух, продолжал Боркун, — наши надежды на быстрый успех в вооруженной борьбе потерпели крах. Мы не контролируем события, приходится в этом признаться. По имеющимся сведениям, одиночки там, на украинских «землях», еще продолжают сражаться. Но они обречены.

— Мужество героев не пропадет бесследно, — почтительно сказал Мудрый.

— Безусловно. Но мы реалисты — это безысходное мужество. Самоубийцы выбирают обычно самые высокие мосты, чтобы броситься вниз головой. И никому не придет в голову считать их рекордсменами по прыжкам в воду. В лучшем случае их хоронят в укромном месте и без панихиды.

— Не совсем понимаю вас… Не можем же мы прекратить борьбу!

— И не должны. Но вести ее следует новыми методами, а не уподобляться самоубийцам. Сколько вы заслали за последнее время агентов на «земли»? — неожиданно спросил Боркун.

Мудрый замялся. Даже здесь, в укромном ресторане, он предпочитал не говорить о таких вещах.

— Впрочем, я и без вас знаю, — свысока бросил Боркун. — Ушло у вас пять человек. Двое погибли в перестрелке на границе, двое явились с повинной к Советам, один где-то осел так, что сыскать его невозможно. Короче, воспользовался вашими деньгами и документами, чтобы сбежать от своего прошлого, а заодно и от вас…

— От нас… — тихо поправил Мудрый.

— Не имеет значения. Факт остается фактом: из пяти попыток ни одной удачной. Это сейчас самое важное. Остальное — лирика. А мы с вами — люди дела, не так ли?

Мудрый опустил голову. Боркун болтает о вещах, которые знать ему не положено. Для него была составлена рапортичка: пятеро ушли за кордон, двое погибли смертью героев в схватке на границе, трое приступили к выполнению задания. Боркун должен был передать эту цифирь «друзьям», которые дали деньги на операцию.

Мудрый в минуту раздражения называл свою службу «конюшней». Видно, в «конюшне» завелась «серая лошадка». Придется навести порядок.

— Не вздумайте искать мой источник информации, — словно угадав его мысли, проворчал Боркун. — Отобью охоту…

— Мы с вами не из конкурирующих служб, — примирительно улыбнулся Мудрый. — От вас секретов нет… — Он с ненавистью глянул на прилизанный пробор Боркуна, склонившегося над тарелкой, и испугался: вдруг тот заметил его взгляд?

Официант принес отличный бифштекс. В другое время Мудрый с аппетитом поужинал бы — в этом уютном ресторане отлично готовят. Но проклятый выскочка затронул больное место. Мудрого преследовали в последнее время неудачи: курьеры уходили и не подавали о себе вестей. Или надежные люди сообщали об их провалах. Двое не смогли даже перебраться через кордон. Хорошо, хоть отстреливались, это дало возможность положить на стол руководству реляцию о награждении посмертно мужественных борцов за национальную идею. Ластивка и Вир подняли руки, как только добрались до первой советской погранзаставы. Один курьер — казалось, надежный и проверенный — где-то затерялся в безбрежной стране, наверное, как и предполагает Боркун, забился в какую-нибудь дыру, уничтожил снаряжение и живет себе тихо да мирно.

— В нашем деле без риска невозможно, — хмуро сказал Мудрый.

— Речь идет не о риске, а о полной бесперспективности усилий. — Боркун энергично уничтожал бифштекс: казалось, напряженная беседа только разжигает его аппетит. — Ну хорошо, пошлем мы еще пятерых… Что это даст? Где гарантия, что они сумеют прорваться на ту сторону и выполнят задание?

— Несколько наших людей возвратились, — напомнил не без гордости Мудрый.

— С чем? — наседал Бор кун. — Что они принесли? Байки о тяжелом положении на Украине? Так им никто не верит. Знаете, что сказал наш общий друг майор Стронг, когда я принес отчеты ваших людей? Он посоветовал оставить себе на память — им эта «липа» не требуется.

Мудрый тоскливо смотрел в сторону, старался не встречаться взглядом с Максимом. Вцепился в него, будто он, Мудрый, во всем виноват. А если разобраться, то его люди выполнили задание пусть не лучше, но и не хуже, чем обычно. Они шли по надежным адресам. Разве их вина, что вместо хорошо законспирированных, как значилось в картотеке СБ, очагов подполья они никого не нашли? Один из агентов должен был проинструктировать краевой провод, в распоряжении которого якобы имелись значительные силы. Агент спасся чудом: в день, когда чекисты взяли все руководство провода, он пьянствовал у своей давней приятельницы Вот уж воистину бог дураков любит. И никакие силы за этим проводом не стояли: сотни давно разгромлены, одиночки затерялись в лесах.

— Я знаю ваши обычные задания курьерам, — серьезно сказал Боркун. — Кое-кто в центральном проводе не может расстаться с мыслью, что УПА на «землях» больше не существует — большевики ее уничтожили. Легенда об УПА живет и еще по одной причине: те, кто нам платит, должны видеть, что мы кое-что можем. Вы, Степан, стоите у истоков специальной информации. Скажите, положа руку на сердце: действительно ли имеются у нас на «землях» какие-то силы?

Мудрый сосредоточенно думал. Что ответить? Правду сказать? Понравится ли она, эта правда, одному из руководителей центрального провода? Да знает он ее хорошо и сам. Выпытывает, вызывает на откровенность…