— Лиза, нам пора! — Он с силой сжал мое запястье.

— Пора? — Я засмеялась: яд маскарада все еще будоражил кровь. — Давай потанцуем немного. Мне так весело!

— Вот как? А мне совсем невесело. Идем!

Теперь он держал меня за плечи. Я попыталась освободиться и не смогла.

— Идем же, идем скорее, — настойчиво зашептал он. — Мы сюда не скакать приехали!

Музыка давно смолкла. Наши друзья с почтительного расстояния во все глаза глядели на нас. Если этот вечер был кульминацией путешествия, то сцена нашей разборки — кульминацией вечера. Выходило — кульминация в квадрате или кульминация кульминации.

— Ты с ним танцевала слишком уж откровенно… — начал он на лестнице.

— Не откровеннее, чем ты с ней! — перебила я.

— Мы лишь следовали вашему примеру.

— А мы — вашему! — Я уже чувствовала себя свободной от власти солнечного напитка, говорила спокойно и четко.

— Да мы просто сидели и разговаривали…

— Не отрываясь друг от друга целый вечер!

— Послушай, есть элементарные правила приличия: я развлекал свою соседку по столу.

— Но со стороны это как раз смотрелось неприлично: хотелось уйти, оставить вас вдвоем!

Мы уже давно в комнате: он нервно ходит из угла в угол, я сижу в кресле у занавешенного окна.

— Лиза, ты утрируешь. Но я действительно заметил одну потрясающую вещь. Знаешь, какую?

— Ой, только вот этого не надо! — Я встала и гордо подняла голову — в кои веки у меня еще будет возможность покрасоваться в средневековом платье! — И чтобы закрыть эту тему, расскажу тебе один анекдот.

Вспомнила, кого я бессознательно копировала — Терехову в фильме «Собака на сене». В детстве он произвел на меня неизгладимое впечатление… Только веера в руках не хватает!

— Ну так анекдот, — еще раз смерим его высокомерным взглядом. — Муж приходит утром домой. Жена, естественно, интересуется, где он провел ночь, и в ответ слышит: «Я человек вольный, когда захотел, тогда и пришел». На следующий день все наоборот. Муж негодует: «Где ты была?!» — «Ты человек вольный, а я человек подневольный! Когда отпустили, тогда и пришла…» Прошу задуматься и сделать выводы!

— А ты знаешь, что я заметил? — Смысл анекдота как бы и не коснулся его. — У Ольги перстень как у Иннокентия Константиновича!

— И что же?

— Перстень редкий, старинный. Должно быть, это знак принадлежности к «Обелиску», к элите организации.

— Возможно, возможно, — насмешливо процедила я (сейчас бы еще сделать взмах веером!), — элита «Обелиска» и носит знаковые перстни. Только у Ольги этот перстень знак принадлежности к антикварному бизнесу!

— Как?

— Так! Она — хозяйка нескольких антикварных салонов, и перстней этих у нее немерено!

— Ты думаешь?

Ну, теперь тебе, бедняжке, нечего сказать, и ты начинаешь расстегивать мое дивное платье. Но и здесь, мой мальчик, тебя поджидают неудачи! Где тебе справиться со старинными крючками, причудливыми пуговками?.. Так-то, мой хороший, мою любовь надо еще заслужить, ну хотя бы такими скромными подвигами!..

Мы с Лизой одни. По голубоватому зыбкому свету в комнате и по блеклым звездам за окном я догадываюсь, что начинает светать. Старинное платье скрадывает ее фигуру. Оно застегнуто на длинный ряд маленьких костяных пуговок. Я расстегиваю их, но они упорствуют, цепляются за какие-то нитки, я дергаю — с мелодичным стуком пуговицы прыгают по полу. Пальцы не слушаются меня. Лиза тихо смеется. На моем сюртуке четыре медные круглые, как медали за глупость, пуговицы. Лиза легко освободила их. Но тут она говорит:

— А теперь объясни мне свое поведение в зале.

— Ты о чем? — Мне не хочется думать про зал.

— Про твои отношения с Ольгой.

— Перстень. Я хотел разобраться, втереться в доверие к Ольге.

— Втереться? В доверие? — Она отстраняется. — К Ольге?

— Я ошибся. Я думал, что перстень…

— Какой такой перстень?

— Темно-красный гранат, черненое золото. Такой же я видел недавно.

— И что же?

— А то: у Иннокентия такой же.

— Да мало ли перстней?!

— Нет. Перстень фамильный и редкий.

— Фамильный ли?

— Точно фамильный.

— Ну, пусть и фамильный, пусть редкий. Она говорила тебе, что она антиквар?

— Она?

— Да, антиквар. И перстней таких у нее… Скажи уж: соврал.

— Нет. Я правда хотел разобраться. Я думал… Мне показалось… Хотя и смешно вспоминать.

— Смешно? Чего ж не смеешься?

— Прости.

Под средневековым нарядом — живое тело — откровение.

На следующий день за обедом Макар торжественно объявил, что в замке никому отсидеться не удастся, — он приготовил обширную программу на все оставшиеся дни. И после обеда мы всей гурьбой двинулись с насиженных уже мест.

Первое — курорт Интерлакен, город между озерами Тун и Бриенц. Оттуда — путешествие по самой длинной подвесной альпийской дороге к вершине горы Шильторн, по следам агента 007, легендарного Джеймса Бонда. Здесь, в первом в мире вращающемся ресторане, «Пиц Глория», мы встретили Новый год. На следующий день — путешествие по самому высотному в мире «Метро Альпен», проложенному в толще гор до отметки 3500 метров. В строительстве этого метро, кстати, принимал участие наш «Мосметрострой». Завершение подземной дороги — знаменитый «Ледяной павильон» — музей освоения альпийских ледников и вращающийся панорамный ресторан «Аллалин», где мы провели третью ночь. Потом — посещение курорта Гриндельвальде, расположенного в центре огромного высокогорного района Швейцарии Юнгфрау. Оттуда по железной дороге уже к вечеру мы добрались к «самой высокой горной станции Европы», где посетили комплекс «Сфинкс» — обсерваторию и музей ледовой скульптуры. В одном из ресторанчиков Макар разговорился с почтенной местной парой, которые оказались русскими, и даже — Белоусовой и Протопоповым (если кто помнит, были такие фигуристы в СССР, чемпионы мира, которые остались на Западе, и теперь вот живут в Швейцарии). Потом были на «красивейшем озере Ёшизее», — чаше, ограниченной с трех сторон отвесными стенами, с которых в нее стекают водопады с расположенных на вершинах гор ледников. С четвертой стороны из озера вытекает река Ёшибах и разливается по окрестной долине множеством рукавов. Мы посетили и Берн, столицу Швейцарии, основанную в 1191 году. Видели там знаменитые уличные фонтанчики XVI века, Часовую башню (1191 года постройки, ее куранты с движущимися фигурками — 1527 года), готический собор (1421 — 1573 годы) с самой высокой в Швейцарии колокольней и правительственный дворец. Через город протекает река Аар, в которой разрешено купаться прямо на городских набережных (конечно, когда тепло). Напоследок мы были на курорте Церматт, где запрещено автомобильное движение, а единственный вид транспорта — электромобили да еще конные повозки.

Домой, в замок, я возвращался без задних ног. Сил хватило лишь доползти до постели. Одно время Гришка было откололся от нас — он увлекся сноубордом и с утра уезжал на трассу. Но случилось непредвиденное: он одним махом сшиб целое семейство из Италии — папу, маму и двоих сыновей, которые только встали на лыжи и тут же угодили под горячий Гришкин сноуборд. К счастью, все отделались легким испугом. Но Гришка после этого впал в уныние совсем и оставшееся время понуро таскался за нами.

В калейдоскопе однообразных впечатлений я, кажется, вовсе забыл про Москву, «Обелиск», но в последний день поездки Гришка догнал меня и молча сунул свой телефон.

— Как наши подопечные? Сильно скучают? Сегодня покидаю гостеприимный Питер, — услышал я радостный голос Глинской. — Наши предположения подтвердились. «Обелиск» действительно занимается только блокадным периодом. Очень много материала — сам увидишь. Чтобы нам больше не созваниваться, жду тебя завтра вечером. Договорились? А ты пока расспроси Гришуню: нет ли у него какой-либо родни в славном граде на Неве. Целую.