— С чего ты взяла, что я для него… это делаю? — Я старалась говорить как можно равнодушнее.

— Не знаю, какая еще сила может сподвигнуть тебя краситься с утра пораньше. Ты ведь у нас лентяйка и соня.

— А ты, конечно, Шерлок Холмс!

— Пошли!

Пока я занималась лицом, Наташа застелила постели, повесила в шкаф мою полосатую блузку, небрежно брошенную вчера в кресло, и теперь стояла посреди номера в широких темно-синих брюках и коротком клетчатом пиджаке. Пойти на завтрак в джинсах моей тетке мешало пресловутое воспитание.

В столовой было совсем пусто. Еще бы! Вчера все нормальные люди до упора радовались наступлению Нового года, а теперь спокойно спали. Глупо было рассчитывать на встречу с тем парнем! Глупо было краситься! И вообще глупо было тащиться в этот пансионат! Наташа затерроризирует нравоучениями! Сидела б я лучше дома.

Но и дома хорошего мало. Мама — хвост трубой, как мартовская кошка. В ее-то возрасте, в тридцать пять лет! Даже думать противно! Папа, после того как она окончательно сбежала от нас, стал каким-то странным. Новый год, говорит, не буду встречать. Спать лягу. Пришлось бы идти к Насте, сидеть с Максиком голимым… Он бревно-бревном! Особенно если сравнить с тем парнем…

— Смотри, Лен, а сегодня там никого.

Наташа кивнула на столик у окна в углу. Мы выбрали его еще в день приезда, но за ним всегда кто-нибудь сидел.

— Ты что не видишь, что сегодня вообще никого! Ни одной живой души! — ответила я резко. — Все спят!

— Наконец-то посидим на хорошем месте. — Наташа не обращала на мои резкости ни малейшего внимания. — Я тебе взяла фруктовый салат, яичницу с ветчиной, круассан и кофе. А себе вместо яичницы овсянку.

Она переставила на стол тарелки с подноса и протянула его мне. Нет, все-таки поссориться с моей теткой абсолютно невозможно.

Мы молча завтракали, я пустыми глазами смотрела на заснеженные деревья за окном — пансионат был окружен лесом. Народ понемногу просыпался, подгребал в столовую. Бабушки и дедушки, внуки и внучки, мамы и папы… Но тот, кого я ждала, так и не появился. Я дожевала круассан, допила кофе. Взглянула на часы — половина десятого. Не придет!

— Лен, принеси, пожалуйста, сок, — попросила Наташа.

— Апельсиновый?

— Себе апельсиновый, а мне грушевый. И, если хочешь, попробуй сыр. На вид — объедение! Дырки крупные…

Я не спеша прошлась по столовой, прихватив, кроме соков и сыра, еще несколько шоколадных конфет.

Наверное, этот шведский стол — одно разорение для хозяев пансионата. Внуки и внучки сейчас набьют карманы конфетками и целый год будут смаковать халяву. Я развернула пестрый фантик и сунула конфету в рот. Не разорятся хозяева! Конфеты-то — дешевка! Лично я никогда не покупаю такие: или уж совсем недорогие карамельки, или настоящие шоколадные. А эти — перевод денег, ни два ни полтора, как выражается наша классная.

Наташе конфеты тоже не понравились — откусила и не стала доедать. Сидела и еле-еле тянула грушевый сок. Она догадалась! Она поняла, что я жду его!

Конечно, такая взрослая, интеллигентная женщина. А я — тупая, невоспитанная девчонка! Только от этого не легче.

— Овсяные хлопья можно апельсиновым соком залить, вместо молока. Американцы так делают.

И все-то ты знаешь, как американцы, как европейцы… Только вот что, дорогая тетечка: не надо меня жалеть! Не нуждаюсь!

— Не хочу я хлопья. И так сожрала целый воз! — Я залпом допила сок. — Пойдем лучше гулять.

После завтрака Наташа поднялась в номер переодеться. Я ждала ее на скамейке у подъезда — чертила прутиком на снегу:

Это кошка, это мышка.

Это лагерь, это вышка…

Мне вспомнились слова из модной песни, под которую мы на рождественской тусовке танцевали с Максом, и с тем, вчерашним, мы тоже танцевали под нее…

— Елена! — Наташа легко, как девочка, прыгала по ступенькам отеля. — Грустишь?

Я пожала плечами.

— Грустишь, — повторила она уже утвердительно.

— Пойдем за лыжами, — предложила я, — на Наташе был голубой лыжный комбинезон и легкая голубая куртка. — Покатаемся, к озеру съездим.

— На лыжах?.. Может, просто побродим по лесу? Сегодня особенный день, тихо так.

— А тебе нравится, когда тихо?

— В тишине хорошо подумать, поговорить…

Сейчас грузить начнет! Воспитывать, объяснять. Как будто я маленькая или слепая.

— А чего ты, собственно, грустишь? — спросила Наташа после короткой паузы. — Расстраиваешься из-за того супермена с дискотеки?

— Нечего было встревать, — не выдержала я. — Спать пора! Это в новогоднюю-то ночь!

— Но я очень хотела спать, — вполне искренне стала объяснять Наташа. — А уснуть до твоего возвращения — ты, наверное, догадываешься — не могла. И честное слово, я и не подозревала, что все так серьезно. Накануне ты мне все уши про Макса прожужжала…

Вот, надо ж было мне все разболтать! Макс такой, Макс сякой! Макс изучает восточные языки и международную экономику! Приглашал меня в «Киноплекс» на Ленинском, девчонки говорят, билеты на вечерние сеансы там от пятисот рублей… А на Рождество подарил плеер и живые розы!.. Теперь-то я понимаю, какая все это мура, но еще вчера мне казалось…

— Макса проехали.

— Ого! Это называется политика двойных стандартов!

— Что это такое?

— Ну, когда о своем поведении судишь одной меркой, а о чужом — другой, более строгой.

— Да кого я сужу?! Мне этот Макс по барабану!

— По барабану? — переспросила Наташа. — А его подарки — тоже?

— При чем здесь подарки?

— Вообще-то, если девушка принимает подарки в такой ситуации, это ее ко многому обязывает.

— К чему ж, например?

— Разные, конечно, бывают обстоятельства. Может, и ко всему… Но так или иначе, если ты подарок приняла, у тебя тоже появились некие обязательства…

— Да? Интересно, какие?

— Ну, хотя бы помнить о молодом человеке какое-то время, не вешаться на шею первому встречному.

— Я разве вешаюсь?

— Пока нет, но выйди он сейчас из чащи леса, по-моему, ты готова.

— Ошибаешься! Не готова.

— Допускаю, что на холоде ты чуть-чуть поостыла. — Наташа засмеялась. — Но за завтраком точно готова была!

Полный абзац! И что это она решила издеваться надо мной? Да еще со смешком, с улыбочкой?..

— Но знаешь что я тебе скажу? — продолжала она, все так же насмешливо улыбаясь. — Твоему поведению есть тысяча оправданий.

— Каких? — спросила я вяло.

— Юный возраст, сила чувства…

— Сила чувства?

— Макс был твоим детским увлечением, твоему самолюбию льстили знаки внимания со стороны взрослого молодого человека. Это была любовь-благодарность…

— Откуда ты знаешь?

— Все это старо как мир… А то, что было вчера на дискотеке, это настоящая влюбленность. Первая любовь. Так?

— Не знаю, — хмуро буркнула я — мое сопротивление окончательно было сломлено. — А двойные стандарты при чем?

— Ты легко готова простить себе. А вот другим…

— Да каким другим-то? Я не понимаю тебя.

— Могла бы и догадаться! Маму свою ты не можешь простить.

— Маму?! — У меня просто глаза на лоб полезли.

— Да, маму. Ты теперь только и говоришь, какая она плохая.

— А что, хорошая, что ли?

— Хорошая. Она, Лен, очень хорошая. А жизнь может сложиться по-разному — по-моему, я тебе только что доказала это.

— Да что ты нас сравниваешь?! В ее возрасте? Выкинуть такой номер?! — заорала я на весь лес. — Семью бросить! Мужа! Ребенка! Она свободна, ничего нам не должна!..

— Но ведь ты тоже принимала подарки от Макса, а вышло — ничего ему не должна. Наплевала на свои обязательства.

— Сравнила: какие у меня обязательства, какие — у нее!

— У тебя психология массового человека: максимум требований к другим, минимум — к себе.

— Что значит — массового?

— Массового… Как тебе объяснить? Ну, это антоним интеллигентного.

«И воспитанного», — добавила я про себя.