Эдди пыталась сообразить, сколько времени пройдет, прежде чем ему это надоест. А два дня назад Дэвид обнаружил старый плотницкий сарай среди сосен у северного края ее участка и рассмеялся, когда Эдди стала его убеждать, что сарай не годится для жилья: «Здесь нельзя спать. Мало ли что может случиться. Посмотри, какая дыра в крыше». Однако Дэвид настоял на том, чтобы расчистить сарайчик и перенести туда старый стол и кушетку.

Почему этот человек настроен жить как аскет? Это ее беспокоило. Но Эдди нравилось, когда Дэвид оставался ночевать в ее доме на втором этаже, и ей было все равно, что могут подумать соседи.

Дверь студии хлопнула, раздалось звяканье ключей, и послышался голос Дэвида:

— Эй, поосторожнее, леди! Не трогай машину, а то поцарапаешь.

Эдди рассмеялась:

— Поцарапаю? Да на этом старом драндулете столько ржавчины, что сквозь крышу можно видеть звезды.

— Будь полюбезнее, а то я не довезу тебя домой.

Дэвид открыл дверцу машины и помог Эдди забраться в салон, легонько подтолкнув в спину.

Эдди обернулась, собираясь отчитать его, однако он улыбнулся так обезоруживающе, что она лишь попросила:

— Напомни мне, что я положила в багажник гитару. Я так хочу спать, что…

Ее речь прервалась широким зевком.

Дэвид сел на водительское место и завел мотор.

Дорога от Блумингтона до Нэшвилла шла через поля. Эдди с удовольствием вдыхала теплый воздух, пахнущий луговыми травами.

— Очаровательная ночь, — сказала она, мечтая прикорнуть у Дэвида на плече.

— Да, звезды за городом сияют ярче.

 Голос Дэвида органично вплетался в романтическую атмосферу окружавших их темных полей.

Эдди повернулась к нему лицом и сказала:

— Это напоминает мне одну ночь.

Она замолчала, не зная, нужно ли ему об этом рассказывать.

— Какую?

— Ночь была похожа на сегодняшнюю — такая же теплая и ясная. Мне было тогда столько лет, сколько сейчас Рори, но я до сих пор помню тот сон, будто все случилось только вчера. Во сне я поднялась над кроватью, вылетела из окна спальни, поднимаясь все выше, как жаворонок, над вот тем кукурузным полем. — Эдди показала на поле слева от дороги. — Затем меня одолело любопытство, и я захотела долететь до Блумингтона и сверху увидеть огни города. Я пролетела еще немного, а потом испугалась, что не смогу найти дорогу обратно.

— В четыре года это очень важно — найти дорогу домой.

Эдди кивнула.

— Страх подстегнул меня. Ох, как я мчалась! Вскоре я поняла, что нашла дорогу домой, и больше не боялась. Меня переполняли радость и умиротворение, когда я скользнула опять в кровать. Иногда, когда жить становится слишком тяжело, я вспоминала этот сон. А у тебя бывало что-либо подобное?

Дэвид посмотрел на нее и ответил:

— Хотел бы, чтобы было. В следующий раз, когда полетишь, возьми меня с собой.

— Не смейся. Я рассказала тебе этот сон, чтобы ты понял, откуда возникла песня «Ночной полет».

Дэвид опять сосредоточился на дороге, и в голове у него зазвучали слова песни: «Беспокойная, как летняя ночь… поднимаясь сквозь облака и поля света…»

— Я понял, что ты имела в виду, когда говорила, что я могу испортить песню, — сказал он. — Она слишком связана с твоими личными переживаниями?

— Да, так происходит со всеми песнями, которые я сочиняю, ведь они — мои дети. С ними всегда нелегко.

— Ты думаешь, я не понимаю, что ты чувствуешь, когда продюсер пытается переработать твои песни? Вот почему я сам работаю над своими записями. Поверь, я вовсе не хочу, чтобы ты ощущала себя ущемленной. Клянусь! Ты должна верить мне.

— И ты должен верить мне. Я просто боюсь, что окончательный вариант «Ночного полета» может оказаться слишком сложным. Очень быстрый темп, изощренная аранжировка. Я хотела бы, чтобы песня осталась такой же простой, какой я показывала ее тебе в понедельник вечером.

Дэвид крепче сжал руль. Он хмурился, и Эдди не понимала, сердится он или просто напряженно о чем-то думает. Милю они ехали молча, и Эдди сожалела, что не сдержала свой язык. Наконец Дэвид произнес:

— Мне хотелось бы, чтобы ты не составляла мнение прежде, чем выслушаешь окончательный вариант. Думаю, он тебя приятно удивит. Ну а если он тебе не понравится, можешь меня повесить.

— Не говори ерунду! Как такое могло прийти тебе в голову! — воскликнула Эдди.

Дэвид мягко коснулся ее руки.

— Просто поверь мне.

От его прикосновения внезапная жаркая волна пробежала по ее телу, и с неловкой усмешкой Эдди проговорила:

— Я постараюсь.

После двух недель непрерывной работы Эдди решила дать себе передышку, и когда Дэвид начал настойчиво предлагать съездить на летний праздник музыкантов, играющих в стиле кантри, она не стала возражать. На протяжении последних четырех лет, после неожиданной гибели близких, Эдди избегала этих праздников. Не успела она выйти из машины, как заразительные мелодии, звучавшие вокруг, взбудоражили ей кровь, а ноги сами начали отбивать знакомый ритм.

Краем глаза Эдди заметила кокетливую улыбку Марты, адресованную Курчавому Биллу, который по-джентльменски подал даме руку, помогая спуститься с кузова грузовичка. Кокомо, Лоуэлл и Грейди, уже порядочно нагрузившиеся пивом, вытаскивали из грузовичка переносной холодильник. Рори сияла от счастья, когда Дэвид поднял ее и посадил себе на плечи, — такой малютке ничего не стоит затеряться в толпе.

— Итак, Дэвид, тебе следует кое-что знать насчет фестивалей кантри, — наставительно произнесла Эдди, притоптывая на месте и полнимая длинную юбку над щиколотками, чтобы продемонстрировать ему ритмический шаг. — Если не хочешь выглядеть новичком, освой этот ритм и можешь гулять так весь вечер, тогда никто не заподозрит, что ты здесь впервые.

— Думаю, справлюсь, но покажи на всякий случай еще раз.

Смеясь, она подалась в его сторону, мимоходом вытащила из холодильника бутылку, ни на секунду не сбиваясь с ритма. Только тут Эдди уловила, что взгляд Дэвида прикован к ее колышущейся груди, и сообразила, почему он попросил повторить объяснения. Покраснев, она воскликнула:

— Ах ты, негодник! — Но глаза ее смеялись. — Нам следует поторопиться, если мы хотим занять места поближе к сцене.

Они начали пробираться сквозь толпу. Дэвид остановился послушать, как импровизирует, устроившись прямо на траве, молодой музыкант. Худому рыженькому пареньку было лет двенадцать, но он играл на банджо так, будто родился с инструментом в руках. Пальцы с невероятной скоростью мелькали над струнами, а ветеран рока в благоговении наблюдал за его игрой.

Когда парень закончил играть, собравшаяся вокруг толпа одобрительно захлопала. Ландри хлопал громче всех. Эдди взглянула на его сияющее от счастья лицо и вдруг почувствовала, как много значит для нее Дэвид. Никогда еще он не казался таким красивым, веселым, искренним и обаятельным.

— Изумительная игра, — заметил Дэвид. — Рядом с этим парнем я чувствую себя ничтожеством. — Он подергал Рори за ногу, свисавшую с его плеча: — Слушай, Рори Блу! Ты, наверное, тоже скоро нас всех затмишь?

Рори покрепче обхватила его шею руками.

— Угу! Но только я буду скрипачкой!

Дэвид и Эдди обменялись улыбками.

В наступающих сумерках Эдди не могла справиться с нахлынувшим на нее потоком детских воспоминаний. Многие музыканты были друзьями ее семьи. Всех их связывала любовь к народной музыке, совместные поездки на фестиваля кантри, и Эдди раньше часто встречала их, путешествуя с родителями. Любуясь последними отблесками догорающего заката, Эдди погрузилась в воспоминания и в знакомые мелодии, подпевая каждой песне, узнавая знакомые старые мотивы. Боль потери родных и близких, таившаяся в глубине души, вдруг выплыла на поверхность и пролилась потоком слез. Заметив, что Эдди утирает ладонью глаза, Дэвид наклонился к ней и шепнул на ухо:

— Мы можем уйти.

— Это будет похоже на трусливое бегство, верно? — спросила она, шмыгнув носом. — Кроме того, послушать простую сельскую музыку тебе будет полезно.