Когда песня закончилась, Дэвид открыл глаза, едва замечая бурные аплодисменты зала. Он обернулся к Эдди, думая, что она раскланивается с публикой, но обнаружил, что она смотрит на него со слезами на глазах. Затем Эдди поклонилась, улыбнулась залу и быстро скрылась за кулисами. Дэвид в приветственном жесте поднял над головой гитару, отдавая зрителям салют, и также поспешил удалиться со сцены. Найдя Эдди, он дружески похлопал ее по плечу.

— Эдди, с тобой все в порядке?

Она медленно повернулась к нему, утирая глаза, и пробормотала:

— Я, наверное, по-дурацки выглядела, когда расплакалась. Господи, мне всю жизнь придется посвятить исправлению своих глупых ошибок. — Она улыбнулась Дэвиду сквозь слезы. — Понимаешь, я совершенно не ожидала, что это будет так. И вообще не важно, кто сочинил эту песню. Когда я смотрела на тебя и слушала, как ты поешь, я вдруг поняла, что все правильно, так и надо.

Дэвид с чувством сжал ее руку и воскликнул:

— То же самое чувствовал и я! Но ты уверена, что с тобой все в порядке?

— Клянусь! Но сейчас, если позволишь, я пойду и всласть поплачу в укромном уголке, где меня никто не увидит.

В полночь в номере отеля Эдди мерила комнату шагами, все еще не в силах успокоиться. Сейчас, когда ничто больше не стояло между ней и Дэвидом и было преодолено последнее препятствие, разделявшее их прежде, она сердилась на себя за то, что трусливо сбежала от него после концерта. Повела себя как глупая девчонка! Сколько же времени она потеряла даром, отворачиваясь от любви, ожидающей ее совсем рядом.

Эдди зашла проведать Рори, спавшую в соседней комнате. Однако даже безмятежная сонная улыбка дочки не могла избавить Эдди от беспокойства. Прикрыв дверь в комнату Рори, Эдди решила снова отправиться в душ. Она уже принимала душ вечером, но вместо того, чтобы успокоить нервы, как обычно, душ произвел обратный эффект — разбудил чувственные желания. Эдди по очереди перепробовала все успокаивающие средства: попыталась смотреть телевизор, читать книжку и глубоко дышать, стоя перед раскрытым окном. Ничего не помогало.

Она подошла к телефону и, положив руку на трубку, на мгновение застыла в нерешительности. Потом набрала номер комнаты, где остановилась Марта.

— Извини, сейчас, конечно, поздно, но ты не могла бы посидеть с Рори? — Эдди с трудом удавалось сдерживать охватившее ее возбуждение. — Я решила последовать разумному совету моей младшей сестренки и пуститься во все тяжкие.

Через пятнадцать минут Эдди в открытом белом платье стояла в нерешительности у дверей номера Дэвида. Она никак не могла набраться смелости постучать. А вдруг он спит? Или он не один? Сердце тревожно сжалось. Решительно отметая последние сомнения, Эдди тихо постучала в дверь и прислушалась.

Ничего. Ни звука, никаких шагов внутри. За дверью царила тишина. Эдди постучала вторично — на сей раз посильнее. Никакого ответа. Прислонившись лбом к двери, Эдди разрыдалась от переполнявших ее чувств.

Медленно бредя по коридору, она прошла мимо своей двери, пытаясь на ходу сообразить, где в это время можно найти Дэвида. Внизу, в баре отеля, ее взгляд выхватил группу знакомых лиц, но нужного среди них не было. Бармен вежливо сообщил, что бар уже закрывается. Эдди уверила его, что ей ничего не надо. Стоя у стойки, она взволнованно размышляла, куда мог подеваться Дэвид.

На автоматическом проигрывателе сменилась пластинка, зазвучала музыка кантри. Взгляд Эдди привлек другой автомат в углу бара — с сигаретами! Нет, нельзя. Однако пальцы уже шарили в кошельке в поисках мелочи. Эдди с наслаждением предвкушала первую затяжку.

Бросив монетку в щель, Эдди дернула рычаг, взяла выпавшую пачку и, захватив коробок спичек, покинула бар.

Стояла тихая теплая ночь. Полутемная дорожка, по которой побрела Эдди, вывела ее к бассейну. Как хорошо! Пустынно. Лишь одинокий ночной пловец ритмично взмахивал руками над поверхностью воды. Вокруг ни души, и Эдди может спокойно предаться давно забытому удовольствию. Открыв пачку и вытащив сигарету, Эдди присела за стол с пляжным зонтиком рядом с бассейном.

Щелкнув спичкой, она уже прикурила сигарету и тут до нее донесся знакомый голос:

— Чем ты здесь занимаешься?

Быстро погасив спичку, Эдди обернулась, не зная, радоваться ей или огорчаться. Она улыбнулась, разглядев силуэт Дэвида в углу бассейна.

— А я тебя не узнала. Думала…

— И как давно ты тайком куришь? — с упреком спросил он. — Ведь это вредно для голоса, не говоря уже обо всем остальном.

— Первый раз за этот год. Только не думай, что я этим горжусь. — С сожалением отбросив сигарету, Эдди направилась к Дэвиду. Скинув сандалии и подтянув юбку, она уселась на краю бассейна, опустив ноги в воду.

— Разве ты никогда не возвращался к старым привычкам, когда тебе бывало плохо? — мягко спросила она.

— Если бы я так делал, то меня уже давно бы не было на свете. Я предпочитаю нырнуть в ближайший бассейн. — Лунный свет играл бликами на влажных волосах и бороде Дэвида, искрился в его смеющихся глазах. Подсветка бассейна позволяла разглядеть сильное мускулистое тело в узких голубых плавках. — Вода помогает мне успокоиться, снимает напряжение, в том числе сексуальное. Правда, сегодня я, наверное, раз пятьдесят проплыл от стенки до стенки и никакого эффекта.

— Никак не отойдешь от сегодняшнего выступления? Ты действительно играл великолепно. Готовишься встретиться с кем-нибудь на перекрестке? Как в той истории?

Он рассмеялся:

— О да! С Робертом Джонсоном.

— Насколько я помню, в истории повествуется, что он пришел на перекресток заключить сделку с дьяволом и стать лучшим гитаристом на свете. Правда, ему никогда не приходилось иметь дело с «Цитадель рекордз».

— Эдди, оставь! Я уже говорил тебе, что не должен был…

— Думаю, Дэвид, моя мама полностью согласилась бы с тобой. Я сейчас лежала, не могла заснуть и пыталась представить, что бы она сказала, увидев меня с этими крашеными волосами, с этой идиотской прической! Не говоря уже о дурацком имени. Она бы сказала: «Дочка, о чем ты думаешь? Ты не сможешь быть по-настоящему счастливой, если будешь продолжать играть в эти глупые игры. Найди какое-нибудь тихое спокойное место, где ты сможешь опять стать сама собой».

— Твоя мама, наверное, была мудрой женщиной.

— О да! — согласилась Эдди, энергично кивнув. — Мне бы так хотелось, чтобы она оказалась сейчас здесь. Я смогла бы ее успокоить. Я рассказала бы ей, что нашла тебя.

Дэвид приблизился к Эдди и начал мягко массировать ее ступни, погруженные в воду.

— Думаешь, от этого она стала бы меньше за тебя беспокоиться?

Эдди помедлила с ответом, убаюканная приятными ощущениями.

— Уверена. Особенно, когда я объяснила бы ей, что ты обладаешь всеми достоинствами, которые она желала бы видеть в моем будущем муже, — добротой, силой и благородством. И я бы рассказала ей, что ты достаточно умен, чтобы втолковать мне: не важно, какая меня ждет сценическая судьба и что говорят другие, а важно, чтобы был рядом человек, о ком мне нужно заботиться.

— Ты права, Эдди, но вряд ли стоит благодарить меня за то, чему ты сама научилась, — заметил Дэвид, не прерывая массажа. — Я вовсе не гожусь на роль учителя. Но что-то внутри меня требует, чтобы я заботился о тебе, защищал тебя, хочешь ты того или нет.

Эдди прикрыла глаза, отдаваясь приятным горячим прикосновениям его рук. Открыв глаза, она внезапно обнаружила, что Дэвид стоит прямо перед ней, и положила руку ему на плечо.

— Ладно, большой папочка, — ласково прошептала она. — Заботься обо мне сколько хочешь.

Неожиданно Дэвид поцеловал ее. Эдди отдалась страстному поцелую, тая от жарких прикосновений его губ и языка. Спустя несколько волшебных минут он ослабил свой напор, поцелуй стал мягким и ласковым. Руками он нежно поглаживал ее по щекам.

Эдди судорожно перевела дыхание и пробормотала:

— Я ужасно скучаю без тебя. Ты не представляешь, как мне одиноко, как пусто…