Обстоятельства, которыми сопровождалось избрание Микеле Греко главой Капитула, навсегда останутся тайной для большинства «людей чести» в Палермо.

Накануне Гаэтано Бадаламенти был грубо лишен полномочий генерального секретаря, низложен с поста главы «семьи» Чинизи и навсегда изгнан из «Коза ностры», хотя никто не знал, за что, за исключением, конечно, его самого и членов правительства.

Гаэтано Бадаламенти навсегда отказался говорить об этом инциденте со своими близкими, и никто, кроме секретарей Капитула, так и не узнал, какова же была его «провинность», за которую он получил такое наказание. Во всем Палермо не было такого «человека чести», который осмелился бы публично обсуждать смещение Бадаламенти или приход к власти в Капитуле Микеле Греко, а уж тем более не было желающих обсуждать избрание в Капитул Пино Греко.

Больше всего возмутило Стефано Бонтате избрание на пост секретаря Капитула Башмачка. У главы «семьи» Санта Мария ди Джезу создалось впечатление, что молодой человек должен был сыграть роль буфера между ним и Микеле Греко. Для него стало невозможным получить аудиенцию у нового генерального секретаря, и отныне именно молодой протеже последнего устанавливал дни, по которым собиралась Комиссия. Кроме того, со времени избрания Башмачка заседания Капитула потеряли всякий смысл. Стефано Бонтате все больше и больше убеждался, что судьбы мафии вершило теперь отнюдь не правительство «Коза ностры», а как бы некая «суперсемья», состоявшая из корлеонцев и возглавляемая Микеле и Пино Греко.

Дело Ди Кристины, вопреки ожиданиям, подтвердило основательность самых худших опасений Стефано Бонтате.

Глава «семьи», которая гнездилась в чудном прибрежном городке Риези на юге острова, Джузеппе Ди Кристина был «человеком чести» в старинном смысле слова.

Ди Кристина как рабочая лошадка много сделал для восстановления «Коза ностры» в конце 60-х годов; среди его друзей было немало политиков и финансистов Сицилии. Его единственной ошибкой было открытое противостояние клану корлеонцев после убийства колонелло Руссо и его друга профессоре Косты в Фикуцце.

Ди Кристина протестовал на тех же основаниях, что и Стефано Бонтате: он тоже был другом финансового инспектора Нино Сальво, тестя которого, как нам уже известно, разыскивал колонелло Руссо. Только вот Джузеппе Ди Кристина был более уязвим, чем Стефано Бонтате, не являясь к тому же членом Капитула.

Убийство двух его телохранителей, попавших в засаду, предназначенную для него самого, показало главе «семьи» Риези, что дни его сочтены. Вот почему он совершил поступок, который в другое время сам расценил бы как бесчестный. Он тайно встретился с офицером карабинеров, чтобы сообщить ему некоторые сведения о своих врагах.

— Если я и решил встретиться с вами, — сказал своему собеседнику Джузеппе Ди Кристина, — то только для того, чтобы предоставить вам возможность сокрушить людей Лучано Леджо. Это банда полоумных маньяков, способных на самые гнусные преступления. Они приговорили меня к смерти, потому что я восстал против бессмысленного убийства полковника Руссо. Если меня убьют, я хочу, чтобы вы знали имена истинных виновников моей гибели. Я не хочу, чтобы при этом пострадали преданные мне люди.

Ди Кристина знал, что на Сицилии, как и вообще повсюду, поскольку тайна, которая окружает убийство, пропорциональна значимости убитого, полиция имеет обыкновение инкриминировать преступление только тем, кто находится у нее на крючке и кто, как ей известно, был близким другом жертвы.

Через несколько дней после своей беседы с карабинерами, 30 мая 1978 года в 7.45 утра Джузеппе Ди Кристина пал, изрешеченный пулями, на улице Леонардо да Винчи в Палермо и скончался немного времени спустя в госпитале Вилла София, куда его доставила «скорая помощь». На месте преступления полиция обнаружила два револьвера со сбитыми номерами, оба 38-го калибра; смит-вессон и кольт. Первый принадлежал Ди Кристине, который успел выстрелить лишь дважды, в то время как один из убийц разрядил в него всю обойму.

Во время похорон Ди Кристины жители маленького Риези соблюдали траур, что шокировало всю Италию. Школы, учреждения и магазины города были закрыты; в штабе христианско-демократической партии были приспущены флаги, а все ее функционеры и все местные политические деятели сопровождали похоронную процессию, провожавшую к последнему пристанищу любимого всеми «крестного отца».

Стефано Бонтате усмотрел в убийстве Ди Кристины очередной маневр, имеющий целью его изоляции в недрах «Коза ностры», а потому не столько из чувства дружбы, сколько в связи с новым поворотом событий сблизился с шефом «семьи» Риези.

Предсказание Ди Кристины осуществлялось с ужасающей точностью: после его убийства подозрение пало на ближайшего друга Ди Кристины, главу «семьи» Пассо ди Ригано и секретаря Комиссии Сальваторе Инцерилло, у которого Ди Кристина провел свою последнюю ночь.

Сальваторе Инцерилло яростно защищался от обвинений в убийстве, приводя довод, который поверг в замешательство его злопыхателей: он так хорошо знал Ди Кристину, что у него не было никакой необходимости убивать его средь бела дня на улице. Если бы ему потребовалось убрать главу банды из Риези, ему достаточно было, вероломно нарушив клятву дружбы, заманить его в ловушку, а затем уничтожить тело. Это было бы много проще, наделало бы гораздо меньше шуму, да и действовать пришлось бы наверняка, не на улице, к тому же такое убийство имело бы еще то преимущество, что не поставило бы на ноги «сбиров».

Полный решимости отстоять свою непричастность к убийству, Сальваторе Инцерилло решил вынести этот вопрос на рассмотрение Капитула. В конце концов, разве не был Ди Кристина убит, выходя из его, Сальваторе Инцерилло, дома?

— Границы моей территории были нарушены, — заявил он остальным секретарям. — Ди Кристина был убит на территории, которую контролирую я. И в этом же квартале сбиры обнаружили автомобиль, в котором сидели убийцы. Я хотел бы знать, почему все было именно так.

— Ди Кристина был убит по двум причинам, — ответил ему Микеле Греко. — Во-первых, из-за тех неприятностей, которые касаются его территории и «семьи» Риези, во-вторых, потому что он доносил на нас сбирам.

Папа высказался. Его краткая речь заменила официальное сообщение по поводу смерти Ди Кристины. Да будет известно всем остальным членам Капитула: с этим покончено.

Немного позже Сальваторе Инцерилло оказался связан со Стефано Бонтате чудовищным подозрением, которое возникло у него по мере того, как он пытался раскрутить дело об убийстве Ди Кристины. В это дело оказался замешан один из его людей. И был это не простой «боец», а его правая рука, Сальваторе Монтальто, верный друг, настолько близкий, что даже свой загородный дом он построил рядом с домом Инцерилло.

— Я ничего не могу поделать, — сказал Сальваторе Инцерилло. — Монтальто — член моей «семьи». И мне следовало бы убить его, но у меня нет никаких доказательств.

Время дружбы окончилось. Настало время предательства.

Легко можно себе представить то, мягко говоря, угрюмое настроение, которое накатывало отныне на Стефано Бонтате каждый раз, когда он отправлялся в Чакулли в земельное владение Фаварелла на встречи с секретарями Капитула, которые практически единодушно поддерживали Микеле Греко и корлеонцев. Злость Бонтате была тем более велика, что столкновение с корлеонцами имело серьезные последствия для его «семьи».

И хотя в его распоряжении не было никаких заслуживающих внимания фактов, Бонтате был убежден, что Микеле Греко намеренно сеет раздор между его людьми.

Первым знамя восстания поднял его собственный брат Джованни. Снедаемый завистью и злобой, Джованни целыми днями только и думал, как учинить бунт против старшего брата. Цель была очевидна: он стремился занять место главы «семьи». Поведение его также говорило само за себя: Джованни частенько навещал Микеле Греко и корлеонских «бойцов», пренебрегая обществом своего брата и его приближенных. Джованни Бонтате беспрестанно жаловался на публике на плохое обращение и даже притеснения, которым он якобы подвергался в недрах своей «семьи». Время для открытого столкновения еще не пришло, и Микеле Греко посоветовал ему быть осторожным, а Джованни Бонтате, в свою очередь, охотно согнул хребет перед своим высоким покровителем, лелея тайную мечту стать вершителем судеб «семьи» Санта Мария ди Джезу. Что и не замедлило сбыться, если судить по результату выборов главы «семьи» в 1980 году. Стефано Бонтате был формально переизбран главой «семьи», но на этот раз внутренняя оппозиция впервые вышла из подполья. Несколько командиров отрядов не колеблясь открыто выступили против него, всерьез угрожая неповиновением. Добрый Бонтате, кажется, не придал этому особого значения, поскольку после подсчета голосов он всех их снова утвердил в прежней должности, не стал наказывать даже того, кто осмелился высказываться против него открыто. Результат голосования был более чем скромным: всего десять «за».