Почему он этого не сделал? Тайна, покрытая мраком. Должно быть, и в нем, как во всяком «человеке чести», прочно засело желание не покидать своей земли до тех пор, пока обстоятельства не вынудят его к этому. Несмотря на насильственную смерть многих членов «семьи», Сальваторе Конторно не мог решиться оставить этот гнусный квартал Бранкаччо, где вопреки всему чувствовал себя как рыба в воде. В этих настоящих джунглях мафии обитали последние оставшиеся в живых его друзья. Где же еще мог он ощущать себя настолько уверенно, чтобы противостоять своим врагам, чем в этом заслуженно пользующемся дурной славой грязном квартале?

Зажатый между магистралью и морем, Бранкаччо не знает других границ. Нигде не указано, где начинается и где оканчивается этот злосчастный квартал со своими скопищами муниципальных домов с умеренной квартирной платой, других полуразрушенных зданий и дымящих заводов, загрязняющих побережье Палермо. Сальваторе Конторно чувствовал себя как дома среди этой духоты, этой пыли, исходящего от отравленного моря зловония и помоек, которых в Бранкаччо было немало. Он любил протискиваться на улице сквозь толпу таких же, как он, людей, которые лопали по утрам аранчине, странные оранжевые шарики, приготовленные из мяса, риса и сыра, жаренные на неизвестно каком масле; люди эти целыми днями разгуливали по улицам перед разместившимися прямо на мостовой мясными лавками, переходя из одного бара в другой, пробираясь к клеткам птицелова на площади Торрелунга поглазеть на пернатых и отворачиваясь от ароматных бочонков продавца маслин, в то время как за всегда опущенными шторами жены поджидали, когда же наконец они вернутся домой.

Здесь Сальваторе Конторно и ему подобные были королями. Их боялись мелкие предприниматели, на которых они время от времени наезжали, и уважали все те отверженные, ютившиеся в этих полуразрушенных, вредных для здоровья жилищах, часто сидя в них без света и всегда вынужденные ограничивать себя в потреблении воды; обитатели этих домов отличались тем, что спокойно разрушали и сжигали все, чему не могли найти применения; таков был этот жилой массив, то есть таковы были эти халупы, развалины которых можно видеть еще и сегодня.

«Люди чести» Бранкаччо, защищаемые местными жителями, невежеству, а может, глупости которых можно лишь дивиться, были убеждены, что «сбиры» сюда за ними не придут. Когда не так давно стали поговаривать о том, что неподалеку от их жалких домишек хотят построить здание комиссариата полиции, взбешенная толпа вышла на демонстрацию, словно этот нелепый проект угрожал нарушить общественный порядок.

Сальваторе Конторно знал, что в смысле безопасности Бранкаччо не был исключением. От прилегающего к морю квартала Аква ди Корсари до спального района Удиторе, через древнюю арабскую часть города под названием Кальса, — так, чуть ли не через весь город, — проходили границы территорий, контролируемых различными «семьями» мафии. В мирное время всякий уважающий себя «человек чести» мог свободно слоняться, как и любой добропорядочный гражданин. Во время войны все было совсем иначе, в чем и мог убедиться Сальваторе Конторно вечером 25 июня, немного времени спустя после встречи с родителями, когда собирался вновь залечь в свое логово в Бранкаччо, спустившись с высот Чакулли.

Это был обманчивый час для того, кто жаждал прохлады: мягкий солнечный свет ничуть не соответствовал влажной духоте, в которой утопал Чакулли; вечер обещал быть таким же жарким, как и день. Было чуть больше 19–30, время, когда во всех концах Сицилии заканчиваются родственные визиты. Сальваторе Конторно только что уселся в «фиат-127» вместе с Джузеппе Фольеттой, другом своего сына, который упросил, чтобы Конторно взял его с собой. Жена и сын Конторно уехали чуть раньше на другом автомобиле. Они должны были уже вернуться в Бранкаччо.

Спускаясь по дороге к Бранкаччо, Сальваторе Конторно ничего необычного не приметил. Он преспокойно миновал крошечный заводик по производству извести, служивший прикрытием для одного его знакомого, Франческо Мафары, «человека чести», который похвалялся, что является директором холдинга по продаже наркотиков. Конторно только что свернул направо, готовясь въехать в Бранкаччо, как вдруг целый ряд, на первый взгляд, безобидных деталей привлек его внимание.

Недалеко от моста, который соединяет автомагистраль Палермо — Катания, Сальваторе Конторно обогнал «фиат-127», который медленно, пожалуй, слишком медленно выруливал на дорогу и поравнявшись с которым он узнал одного из «людей чести» «семьи» Чакулли. Они поприветствовали друг друга.

Беглого взгляда в зеркало заднего вида для Сальваторе Конторно было достаточно, чтобы понять намерения «человека чести», который ехал все так же медленно.

В то время как Сальваторе Конторно достиг середины моста, он увидел справа от себя еще одного «бойца» «семьи» Чакулли, который наблюдал за ним из окна, расположенного на пятом этаже здания, стоящего недалеко от моста; окно это находилось практически на том же уровне, что и его «фиат». Может быть, в этом окне ждали именно его?

Несколько секунд спустя у основания моста, слева от виа Джафар, Конторно увидел третьего «человека чести» из «семьи» Чакулли. На сей раз он понял, что дело пахнет керосином. Этот третий был не кто иной, как Марио Престифилиппо, один из доверенных лиц Микеле Греко. Прислонясь к здоровенной стене, ограждавшей сад его отца, Марио Престифилиппо делал вид, что дышит воздухом.

У Сальваторе Конторно не было времени долго размышлять, почему «бойцы» Чакулли взялись прогуливаться вдоль виа Джафар именно в тот момент, когда он по ней проезжал: его внимание привлекла еще более красноречивая деталь. Прямо перед собой он заметил мотороллер с мощным и на удивление бесшумным двигателем. Мотороллер вырулил из тупичка, отделенного от моста тремя домами, и на полной скорости приближался к его «фиату».

Еще один цепкий взгляд — и Конторно мгновенно узнал человека, который ехал на мотороллере. Это был Джузеппе Лукезе, один из убийц «семьи» Чакулли. Сомнений больше не оставалось: именно его ожидали на мосту бравые «бойцы».

В этот вечерний час улица Джафар — одна из самых оживленных в Бранкаччо; тротуары кишмя кишат мужской частью населения, пришедшей сюда в поисках развлечений после напряженного дня: одни были заняты сиестой, другие — всякими семейными хлопотами; а самые бесшабашные купались в грязных, замусоренных прибрежных водах.

И сколько же было в этой толпе других «бойцов» в засаде? Сальваторе Конторно не мог даже примерно предположить их число. Было совершенно невозможно разглядывать лица в толпе. Правда, некоторых «людей чести» он все же заметил, но откуда было знать наверняка, каковы их намерения?

Мотороллер уже поднялся по мосту. И тогда Сальваторе Конторно увидел лицо пассажира, который сидел за спиной водителя. Теперь он знал человека, который должен был убить его. Это был глава «семьи» Чакулли Пино Греко. Он уже достал свой «Калашников» и нацелил его на Сальваторе Конторно.

Опередив автоматную очередь, Сальваторе Конторно переключил вторую скорость и, бросив руль, упал на своего спутника, втянув голову в плечи, надеясь не только защитить от пуль мальчишку, но и уцелеть самому. Мотор заглох, в то время как в ошеломляющем грохоте град пуль прошил кузов автомобиля, вдребезги разбив стекла. После этого наступила тишина.

Не теряя времени, Сальваторе Конторно поднялся и глянул в чудом уцелевшее зеркало заднего обзора.

Это было еще не все. Мотороллер замедлил скорость и описывал полукруг в двух десятках метров от прошитого пулями «фиата». Пино Греко перезарядил «Калашников». Джузеппе Лукезе нажал на газ, и мотор взревел. Они были готовы ко второму заходу.

Не обращая никакого внимания на панику, которая поднялась на тротуарах, где толпы людей бросились врассыпную, как стайки воробьев, Сальваторе Конторно завел мотор. Раненный в щеку юноша истекал кровью.

Сальваторе Конторно не знал, задело ли его самого. Во всяком случае, он не чувствовал боли. Не было времени ничего выяснять. Он нажал на педаль.