— Но я не… — запротестовала она.

— Вам аспирин или ацетоминафен? — Он держал пузырьки с таблетками у нее перед глазами, чтобы Сьюзен могла их видеть. Она дернулась в сторону, обеими руками прижимая плед к груди и таращась на Уайлдера широко раскрытыми, полными ужаса глазами.

— Вы не имеете права заставлять меня.

— Имею. И, поверьте мне, леди, я это сделаю, — увещевал он строптивицу таким мрачным и угрожающим тоном, на какой только был способен. Желание схватить ее и основательно встряхнуть едва не одолело Уайлдера снова. Что она вытворяет, дьявол ее побери? Она что, не желает выздороветь?

А может быть, и нет. Если действительно потеряла интерес к жизни и весь последний год мечтала о том, чтобы свести с ней счеты.

Еще не успев обдумать свои действия, Фрэнк протянул руку и погладил ее по голове, потом провел большим пальцем по подбородку. Это насмерть перепугало Сьюзен. Она оцепенела под его прикосновением и затаила дыхание, но сердце забилось с удвоенной силой.

— Сьюзен, сделайте доброе дело для нас обоих — примите что-нибудь из этого, — повторил Фрэнк свою просьбу более миролюбиво и протянул ей пузырьки с таблетками.

Несколько мгновений она испытующе смотрела на него, и вдруг опять гнев, смешанный со страхом, промелькнул в ее глазах. Сьюзен опустила голову и молча взяла пузырек с аспирином. Рука дрожала, Сьюзен не сразу удалось справиться с крышкой. Уайлдер налил в стакан воды из графина и подал ей. Она приняла две таблетки аспирина, запив глотком воды. Опасаясь, чтобы не произошло обезвоживания, Фрэнк настоял: надо выпить весь стакан. Сьюзен повиновалась. Затем, избегая его взгляда, она отдала ему пустой стакан и легла. Закрыв глаза, отвернулась лицом к стене, безмолвно приказывая ему удалиться.

Фрэнк вздохнул и покачал головой. Ему вовсе не хотелось уже с первых минут знакомства строить их отношения на запугивании или принуждении. Но все говорило о том, что, к сожалению, только так можно было заставить Сьюзен делать какие-то разумные вещи. Недаром судья Фэллоуз недвусмысленно давал понять: придется предпринимать самые жесткие меры. Тем не менее Фрэнк тяготился своей ролью заправского головореза.

Оставалось надеяться, что Сьюзен переменится к нему, когда почувствует себя лучше. Пока же можно было только догадываться, какой фортель она еще выкинет. Даже сейчас, когда она так слаба, Сьюзен прекрасно знала, как воздействовать на Фрэнка. Может, радоваться бы надо, что его гостья еще не совсем пришла в себя?..

Но радости не было. Ему было нестерпимо тяжело видеть эту женщину в таком ужасном состоянии. В памяти слишком свежи были воспоминания о болезни сестры. Фрэнк не мог не волноваться: Сьюзен и без того выглядела изможденной, еще день-два без пищи — и неизвестно, чем все может кончиться. Но пока она в меланхолии, почти невозможно заставить ее нормально питаться. И все же попробовать необходимо.

— Думаю, вам надо что-нибудь поесть. Как насчет чашки супа или чаю с парой крекеров?

Совершенно невероятно, но ее лицо будто побледнело еще больше. С едва слышным стоном Сьюзен мотнула головой.

— Ну, пожалуйста, уйдите. Я просто… не могу, — прошептала она.

— Тогда, может быть, позже? — Фрэнк натянул плед ей на плечи, укутал потеплее. Как ни странно, ему не хотелось от нее уходить. Спору нет, это еще та штучка, но ни о чем так не мечтал Уайлдер, как о возможности оставаться рядом, убаюкивать ее в объятиях и прижимать к себе, покуда ей не станет легче. — Вам тепло?

— Да.

Он продолжал сидеть, прислушиваясь к ее дыханию. Господи Боже, или ему пора показаться психиатру, или он…

— Уайлдер!

— Да.

— Не могли бы вы выйти?.. Пожалуйста.

— Угу. Но я вернусь.

— Только не торопитесь… из-за меня.

Да, с этой леди не соскучишься. Любит, чтобы последнее слово оставалось за ней. Ладно, на этот раз пусть будет так, как хочет Сьюзен. Но лишь потому, что она больна.

Бросив на нее прощальный взгляд, Фрэнк поставил аспирин вместе с графином и стаканом на ночной столик, установил замок на предохранитель, чтобы дверь не захлопнулась, и вышел. По пути на кухню он решил непременно заглянуть к ней через пару часов. Фрэнк сварил себе кофе и, боясь, что запах жареного снова вызовет тошноту у Сьюзен, решил ограничиться на завтрак горячей овсяной кашей вместо любимой яичницы с беконом.

Прибрав в кухне, он отпер и снял плексигласовый футляр с рации и настроился на волну местной метеослужбы. Прогноз на неделю — лучше не надо. Конечно, от неожиданно нелетевшего шторма никто не застрахован, но в общем можно рассчитывать на голубое небо над головой и умеренный ветер. Фрэнк предпочел бы оставаться там, где они находятся, однако если придется уходить, то ничто этому не помешает.

Он снова запер рацию и пошел навестить больную. Та не шевельнулась, когда он присел к ней на кровать. Не открыла глаз, когда коснулся ладонью ее лба. Дышала она спокойно и ровно, видимо, спала. С большим облегчением он заметил: температура немного понизилась. Если так пойдет и дальше, к завтрашнему дню леди, пожалуй, будет в порядке. Во всяком случае, он очень на это надеялся.

Остаток первой половины дня Фрэнк провел на палубе: надо было заменить пару износившихся фалов, протереть маслом детали из тикового дерева в рубке, на штурвале, бушприте. Горячее солнце, прохладный бриз. Нежно плещутся волны у борта, и такое удовольствие делать что-то собственными руками. За этой работой, когда можно думать о простых вещах, доставляющих радость, Фрэнк отдыхал. Он так давно не плавал на своей «Утренней звезде», что позабыл неоспоримую истину: яхта — лучшее лекарство от нервных потрясений.

Вскоре после полудня он снова почувствовал голод и вернулся в кухню. Не теряя надежды, что и Сьюзен в конце концов проголодалась, он разогрел для нее суп, налил в тарелку и понес в каюту. Как и прежде, она не двинулась с места, когда он сел рядом с ней на кровать, лишь едва слышно простонала. В полумраке каюты Уайлдер видел: Сьюзен мечется в жару.

— Эх, проклятье! — пробормотал он, ставя тарелку на столик. Не надо термометра, чтобы понять, как подскочила температура.

При звуке его голоса она беспокойно зашевелилась.

— Это вы, Уайлдер? — Сьюзен разлепила глаза, посмотрела на него затуманенным взором. — Что-то я себя неважно чувствую…

Вид у нее был поистине жуткий: глаза ввалились, губы потрескались, по подушке разметались спутанные волосы, Фрэнк, как подобает джентльмену, ни словом не обмолвился об этом.

— Все еще болит голова?

— М-м, да. И горло. Очень болит горло.

— А голова не кружится? Не тошнит? — Он прижал тыльную сторону ладони ко лбу больной. Ну, конечно, он не ошибся: у нее сильный жар.

— Нет, ничего. — Ее закрытые веки дрожали.

Ругаясь про себя, Фрэнк схватил упаковку аспирина и помчался назад в кухню. Там отмерил максимально допустимую дозу, растолок таблетки в мелкий порошок, размешал в неполном стакане кока-колы и вернулся со снадобьем в каюту. Присев на краешек кровати, он осторожно приподнял больную. Беззвучно, словно сломанная кукла, Сьюзен привалилась к нему, уронив голову на его плечо. Ее рука неподвижно застыла у него на колене.

— Ну же, Сьюзен, очнитесь, — совсем тихо сказал он и обхватил ее за плечи, чтобы она не упала.

— Зачем?

Сьюзен с трудом приоткрыла глаза и немного подалась назад — иначе она не могла бы посмотреть на Уайлдера.

Он умышленно держал стакан с растворенным аспирином у нее перед глазами.

— Я хочу, чтобы вы это выпили. — Сьюзен опустила веки и отрицательно замотала головой. Фрэнк невозмутимо продолжал настаивать, стараясь говорить как можно внушительнее: — Обыкновенная кока-кола с аспирином. Я не был уверен, сможете ли вы проглотить таблетки, раз у вас болит горло.

Если она выпьет лекарство в таком виде, оно скорее проникнет в кровь и горло будет не так болеть.

— Ладно. — Подняв руку с его колена, Сьюзен потянулась к стакану с аспирином.

— Давайте я помогу вам.