— Серьги, — сказал Кадри-бей. — В давние времена их носила дама. — Когда он говорил с Софией, глаза его блестели.

Она улыбнулась в ответ и, повернувшись, пошла через плато к мужу.

— Как тебе нравится наш турок? — спросил он.

— Я его совсем не знаю.

— Говорят, турки ненавидят христиан, но этот хуже всех. Безграничное самомнение. И полное отсутствие знаний. А я должен платить ему пятнадцать фунтов в месяц за удовольствие пребывать в его компании! Его послало сюда турецкое правительство шпионить за мной.

— Шпионить?

— Они не доверяют мне. Он приказывает рабочим отдавать находки ему, чтобы он переписал их, прежде чем передать мне. Турки считают, что я могу сделать так, что они бесследно исчезнут. — Он захохотал. — И, разумеется, они правы. Троя не принадлежит Турции. Троя принадлежит миру. Что он показывал тебе? — Софии не приходило в голову, что муж наблюдал за ней.

— Украшения, я думаю. Золотую проволоку.

— Эти мелкие вещицы приводят его в восторг. Торгаш. Мне надо поделиться с тобой тайной. Дело в том, что я совершил гораздо более важную находку. И спрятал от него. — К ним приближался Кадри-бей. — Я говорил, Кадри-бей, что у вас глаза орла.

— Возможно, они необходимы мне, герр Оберманн.

— Мои глаза не хуже. Еще до того, как мы стали рыть этот раскоп, я был уверен, что мы найдем следы изначальной Трои. Ты видела это вчера, София. Я знал, что здесь будут находки. А вы в этом сомневались, Кадри-бей. Воздевали руки к небу. Но я не обращал внимания.

— Вы неверующий, герр Оберманн.

— Напротив. Semper fidelis[6]. Верен Трое! — Он обернулся к Софии. — Первые два дня мы работали кирками и лопатами, а в следующие два дня пришлось использовать корзины. Я сам наполнял их мусором и утаскивал от раскопа, настолько был уверен в своих догадках. Когда мы достигли глубины в тринадцать футов, пришлось сколотить трехгранную вышку и поднимать корзины на лебедке.

— Было очень жарко, — сказал Кадри-бей. — Слишком жарко для рабочих.

— Знаю. Я спускался вглубь. И дышать там было нечем из-за керосиновых ламп. Но я настаивал, чтобы мы продолжали. На такой глубине почва тверда, как камень, но мы копали. И что мы все же нашли, Кадри-бей?

— Несколько камней.

— Не просто камней. Это титанический труд. София, это были камни великого памятника. То немногое, что мы увидели, не оставляет у меня сомнений, что он был огромных размеров и выполнен с изумительным мастерством. В тот вечер мы выпили тридцать две с половиной бутылки греческого вина и зажарили двух баранов. Это был большой праздник, верно, Телемак?

К ним неслышно подошел Леонид.

— Я собираюсь в деревню за провизией, — сказал он. — С вашего разрешения, герр профессор, я думаю, может, вашей жене будет интересно посмотреть окрестности?

— Разумеется. Она будет рада. Правда, София?

— Я с удовольствием составлю вам компанию, Леонид. — Она чувствовала, что ему начинает нравиться ее общество. Он стал не таким суровым. — Если вы подождете, я возьму шляпу и зонтик.

— Шляпу! Тебе не нужна шляпа, София. Мы не в девятнадцатом веке. Мы в Трое.

— Я должна найти свою шляпу, Генрих.

Она смотрела на него и удивлялась собственной настойчивости.

— Ладно. Пусть так. Бери свою шляпу.

София подошла к телеге в приподнятом настроении, на голове ее красовалась шляпа.

— Давайте поедем не тем путем, что вчера, — сказала она Леониду. — Я хочу получше рассмотреть равнину.

Леонид дал указания кучеру, вчерашнему молодому парню, и они поехали по свежим лугам позади болот, где крестьянские ребятишки пасли овец и рогатый скот. Тут проходила дорога, которой пользовались деревенские жители.

— Мой муж не любит Кадри-бея, — сказала София.

— Кадри? Он неплохой человек. Кадри предан интересам своей страны, вот и все.

— А интересы моего мужа так сильно от них отличаются?

— Интересы вашего мужа… непостижимы. — Он рассмеялся. — Простите, фрау Оберманн. Мне не следовало так с вами разговаривать.

— О нет. Продолжайте. Я никому не расскажу.

Леонид посмотрел на нее, она сидела на скамейке очень прямо.

— У вашего мужа многообразные интересы. Когда мы впервые приехали сюда, он показал еще несколько стихов "Илиады", в которых Гомер описывает сокровищницу Приама. Вы говорили об этом фрагменте? — София покачала головой. — Сокровищница была сводчатой, с высокой крышей, из кедрового дерева, и в ней хранилось множество дивных драгоценностей. Ваш муж всерьез верит, что эта комната где-то под нашими ногами. Поэтому он так горит желанием копать. А что касается драгоценностей…

— Да?

— Думаю, он был бы рад увидеть их.

— И он не отдаст их Кадри-бею?

— Думаю, нет. — Он снова взглянул на нее. — Поймите меня правильно, фрау Оберманн. У профессора подлинная страсть к открытиям. Он ищет Трою, словно влюбленный. Он не покинет эти места, пока не разыщет древний город и не покажет его миру. В этом его жизнь. Он считает, что каждое слово Гомера истинно.

— Как вы сказали, он непостижим.

Она чуть было не сказала о находке, которую муж, по его собственному признанию, утаил, но решила не говорить. Они молча доехали до деревни Чиплак.

Деревня представляла собой всего-навсего два ряда крытых соломой домов по обе стороны утоптанной грунтовой дороги.

— Они живут так же, как их предки, — сказал Леонид. — Дома точно такие же. Видите? Цокольная часть служит хранилищем для припасов.

София видела, что нижние этажи без окон и дверей сделаны из нетесаного камня. Над ними этаж из глиняных кирпичей. Позади каждого дома двор или сад, окруженный глиняной оградой.

— Они строят дома из земли и глины, которая их окружает, — заметил Леонид. — По счастью, дожди здесь редки.

— Дома похожи на маленькие замки.

Они служат защитой от ветра.

— А что бывает, когда идет дождь?

О, это ужасно. Он приходит со стороны моря. Смывает крыши. Потом стены. Ничего не остается, кроме каменных фундаментов. Тогда они напоминают руины Гиссарлыка.

Они подъехали к краю деревни, где к столбу были привязаны два мула.

— Я сейчас зайду к женщине, у которой есть для нас хлеб и фрукты, — сказал Леонид.

Когда Леонид с кучером вернулись из маленького двора, неся мешки с продуктами, Софии нигде не было видно. Они несколько раз окликнули ее по имени. В конце концов появилась на узенькой тропке, отходившей от дороги.

— Я нашла холмик, похожий на могилу, — сказала она, — поросший травой и цветами. А рядом ручей и фиговое дерево. Очаровательно.

— Там, на поле? Это местная святыня. Один крестьянин нашел здесь — как это называется? — аммонит. Окаменелое морское ископаемое. Он свернут, как бараний рог, и жители деревни верят, что это останки какого-то мифического зверя. Они сочли его священным. Аммонит сейчас висит в доме этого крестьянина, в окружении колокольчиков. Затем по счастливой случайности рядом был найден родник. Поэтому они чтят это место.

— Равнину покрывало море?

— Конечно. Мы нашли буквально миллионы морских раковин только в Гиссарлыке. И я сказал профессору, что мы обнаружили Атлантиду.

В тот вечер, они ужинали все вместе: Лино и Кадри-бей, Леонид и супруги Оберманн. Разговор зашел о деревьях, упоминаемых Гомером.

— Оно называется phegos, — сказал Лино турецкому надзирателю. — Но кто знает, какое именно дерево имеется в виду?

— Наше здешнее дерево — дуб, мсье Лино.

— Но здесь еще множество буков. — Да.

— Это было высокое дерево, посвященное Зевсу. — Оберманн вряд ли прислушивался к тому, что они говорили. — На этом phegos Афина и Аполлон сидели, подобно ястребам, наслазвдаясь видом битвы. — Он отправил в рот большой кусок маринованного языка. — Разве это не волнующе? Именно поэтому я запретил рубить деревья.

— Гомер упоминает какое-то определенное дерево, профессор. — Леонид с момента приезда в Гиссарлык изучал "Илиаду" в русском переводе. — Оно росло у главных ворот города.