– Богумил – Богумил – Богумил.

Императорский лейб-медик начинал понимать: видимо, совершенно случайно его друг нашел где-то в галерее старый конверт и, приняв эту бумажку за письмо от своего покойного брата Богумила, до тех пор носился с этой бредовой идеей – и, уж конечно, не обошлось здесь без проклятого Зрцадло, – пока окончательно не свихнулся.

– Ты знаешь, может быть, он лишил меня наследства – ведь я никогда не навещал его там внизу, в Тынском храме. Но, силы небесные, я ведь не могу – спуститься в Прагу! Возьми это, Тадеуш, возьми! Только не надо, только не надо. Я не должен знать его содержания! Иначе я буду лишен наследства! Спрячь его, Флугбайль, спрячь хорошенько; но… но… н-но только не надо заглядывать в него! Не заглядывай в него. И подпиши на случай своей смерти, что оно мое. Ты же знаешь: оно принадлежит мне! Но слышишь, хорошенько спрячь! У меня оно никогда не будет в безопасности: все знают о нем. Поэтому они исчезли. И Ксенерль тоже пропала.

– Что? Твоя племянница убежала? – вскрикнул лейб-медик. – Куда?

– Тс, тсс. Сбежала. Она ведь теперь все знает. – Тут Эльзенвангера заклинило: он непрерывно твердил, что «она все знает». Очень долго ничего больше нельзя было от него добиться.

– А вчера, Тадеуш, весь город поднялся. Все знают об этом. Вчера вечером они осветили гору Жижки – завещание ищут… И Брок, – он многозначительно подмигнул в сторону собаки, – тоже что-то учуял. Ты только посмотри, как он боится. Ну, а у Заградки разразилась мушиная чума. Кругом сплошные мухи. Полон дворец!

– Константин, ради Бога, ну что ты несешь! – вскричал императорский лейб-медик. – Ты же знаешь, в ее доме никогда не было мух! Это только ее воображение. Не надо верить слухам!

– Клянусь душой и Богом! – колотил себя в грудь барон. – Я их видел собственными глазами.

– Мух?

– Да. Черным-черно.

– От мух?

– Да, от мух. Однако мне пора. Не дай Бог, полиция выследит. И слышишь, хорошенько спрячь! Да не забудь: в случае твоей смерти оно принадлежит мне! Но никогда не читай его, иначе я останусь без наследства. Только не надо, только не надо. И никому не говори, что я заходил к тебе! Прощай, Флугбайль, прощай!

И так же, как вошел, сумасшедший тихо, на цыпочках выскользнул за дверь.

Вслед за ним с уныло поджатым хвостом поплелся старый верный пес.

Тоскливая горечь поднималась в Пингвине.

Он подпер голову рукой.

«Вот еще один ходячий мертвец. Бедняга!»

И он вспомнил Богемскую Лизу с ее тоской по ушедшей юности…

«Что же могло случиться с Поликсеной? И… с мухами? Странно, всю жизнь Заградка защищалась от воображаемых мух – и вот они действительно появились. Как будто она их накликала».

В нем шевельнулось смутное воспоминание, как этой ночью какой-то голый человек с митрой на голове рассказывал ему об исполнении бессознательных желаний – как раз то, что так великолепно соотносилось с появлением мух.

«Я должен уехать, – встрепенулся он внезапно. – Но ведь мне необходимо во что-то одеться. И куда подевалась эта баба с моими брюками? Лучше всего выехать уже сегодня. Лишь бы подальше от этой проклятой Праги! Здесь снова безумие чадит из всех закоулков. Нет, мне совершенно необходимо пройти в Карлсбаде курс омоложения».

Он позвонил.

Подождал. Никто не явился.

Позвонил еще раз.

Ну наконец! Постучали.

– Войдите!

Ошеломленный, он откинулся на подушки, испуганно натянув одеяло до самого подбородка: вместо экономки на пороге стояла графиня Заградка с кожаной сумкой в руке.

– Ради Бога, любезнейшая, я… только что-нибудь на себя накину!

– А я и не думала, что вы спите в сапогах для верховой езды, – даже не взглянув на него, буркнула старуха.

«Очередной заскок», – решил императорский лейб-медик, покорно ожидая дальнейшего.

Некоторое время графиня хранила молчание, глядя куда-то в пространство.

Потом открыла сумку и протянула ему допотопный седельный пистолет:

– Вот! Как это заряжают?

Флугбайль осмотрел оружие и покачал головой:

– Это кремневое оружие, почтеннейшая. Едва ли его можно теперь зарядить.

– Но мне нужно!

– Ну, прежде всего необходимо засыпать в ствол порох, потом забить туда бумагу и пулю. И потом подсыпать пороху на полку. Когда кремень ударит, искра все это подожжет.

– Прелестно, благодарю. – Графиня спрятала пистолет.

– Надеюсь, сударыня, вы не собираетесь воспользоваться этим оружием? Если вы опасаетесь, что дойдет до беспорядков, то самым разумным было бы уехать в деревню.

– Полагаете, я побегу от этого чешского сброда, Флугбайль? – Графиня мрачно усмехнулась. – Этого еще не хватало! Поговорим о чем-нибудь другом.

– Как себя чувствует контесса? – не сразу нашелся императорский лейб-медик.

– Ксена исчезла.

– Что? Исчезла?! Ради Бога, с ней что-то произошло? Почему же ее не ищут?

– Искать? Зачем? Или вы думаете, будет лучше, если ее найдут, Флугбайль?

– Но как это все произошло? Ну расскажите же, графиня!

– Произошло? Она исчезла из дому в день Святого Яна. Скорее всего, она у Отакара – Вондрейка. Мне всегда казалось, что так оно и будет. Кровь! Кстати, тут давеча ко мне явился какой-то тип с длинной желтой бородой и в зеленом пенсне. – («Ага, Брабец!» – прошептал Пингвин.) – Болтал, дескать, знает кое-что о ней. За свое молчание хотел денег. Естественно, его вышвырнули вон.

– И он не сказал ничего более конкретного? Сударыня, прошу вас!

– Говорил, знает, что Отакар мой внебрачный сын. Императорский лейб-медик возмущенно выпрямился:

– Каков мерзавец! Уж я позабочусь, чтобы его обезвредили!

– Па-апрошу вас не обременять себя заботой о моих делах, Флугбайль! – вскипела графиня. – Эти чехи обо мне еще и не то болтают. Неужели вы никогда не слышали?

– Я бы сейчас же принял меры, – заверил Пингвин, – я…

Но старуха не дала ему договорить.

– Вам известно, конечно: мой муж, оберст-гофмаршал Заградка, пропал без вести, то бишь я его отравила, а труп спрятала в погребе… Этой ночью трое каких-то оборванцев тайком проникли вниз, намереваясь раскопать его. Разумеется, я их выгнала собачьим хлыстом.

– Мне кажется, почтеннейшая, вы воспринимаете все это чересчур мрачно, – бодро затараторил императорский лейб-медик. – Возможно, я смогу прояснить это дело. На Градчанах существует легенда о кладе, якобы скрытом во дворце Моржины, а дворец занимаете сейчас вы; видимо, этот клад они и собирались раскопать.

Графиня ничего не ответила – огляделась, сверкнув своими черными глазами.

Возникла продолжительная пауза.

– Флугбайль! – вырвалось у нее наконец. – Флугбайль!

– К вашим услугам, сударыня!

– Флугбайль, скажите: если спустя многие годы раскопать мертвое тело, могут ли при этом появиться из земли… мухи?

– Му-мухи?

– Да. Тучами.

Лейб-медик заставил себя успокоиться, отвернувшись к стене, чтобы Заградка не увидела отвращения на его лице.

– Мухи, графиня, могут появиться только от свежего трупа. Уже через несколько недель тело лежащего в земле покойника истлевает, – глухо сказал он.

Графиня на несколько минут задумалась, сохраняя совершенную неподвижность. Полностью закоченела.

Потом встала, направилась к дверям и еще раз обернулась:

– Вы это наверное знаете, Флугбайль?

– Это абсолютно точно, я не могу ошибиться.

– Прелестно… Адье, Флугбайль!

– Целую ручку, лю-любезнейшая, – едва выдавил императорский лейб-медик.

Шаги старой дамы стихли в каменной прихожей.

Императорский лейб-медик смахнул со лба пот: «Призраки моей жизни прощаются со мной!.. Ужасно! Ужасно! Сплошь безумие и преступления. И это город, которому я отдал свою юность! А я ничего не видел и не слышал. Был слеп и глух».

Он яростно зазвонил.

– Мои брюки! К дьяволу, почему не несут мои брюки?

Пришлось вылезть из постели и в одной рубашке бежать к лестничным перилам. Все как вымерло.

– Ладислав! Ла-дис-лав! Никакого движения.