И я в самом деле о ней не пожалел; ибо разве я нынче не управляющий, не правая рука лорда Типтофа, не счастливый отец; и разве жена моя не любима и не уважаема во всей округе; и разве Гас Хоскинс не зять мой, не компаньон своего превосходного батюшки: в скорняжном деле, не любимец племянников и племянниц, коих он неизменно веселит своими шутками?

Что же до мистера Браффа, то рассказов об нем хватило бы на целый том. Он исчез с лондонского горизонта и вскорости прославился на континенте, где выступил в тысяче обличий и испытывая всяческие превратности судьбы, то возносившей его высоко, то повергавшей в ничтожество. Но, по крайности, одним свойством его натуры нельзя не восхищаться, а именно его неистощимым мужеством; и, глядя, с какой верностию следовало за ним его семейство, я не мог не думать, как уже говорил ранее, что было, видно, в этом человеке и что-то хорошее.

И о Раундхэнде мне следует упомянуть с наивозможной деликатностью. Дело Раундхэнда против Тидда еще слишком свежо у всех в памяти, и притом я просто не понимаю, как мог Билл Тидд, натура столь поэтическая, увлечься мерзкой пошлой толстухой миссис Раундхэнд, которая годилась ему в матери.

Едва дела наши пошли на лад, мистер и миссис Граймс Уопшот стали искать примирения с нами, и мистер Уопшот поведал мне, какую недостойную роль в сделке с Браффом сыграл Смизерс. В свою очередь, и Смизерс пытался ко мне подольститься, когда однажды я заглянул в Сомерсетшир, но я пресек все его поползновения.

— Это он склонил миссис Граймс (в ту пору еще миссис Хоггарти) приобрести акции Западно-Дидлсекского общества и, разумеется, получил за это солидную премию, — рассказывал мне мистер Уопшот. — Но едва он обнаружил, что миссис Хоггарти попала в сети Браффа и, стало быть, он лишится дохода, который приносили ему нескончаемые тяжбы ее с арендаторами, а такте управление ее землями, он решил вырвать ее из лап этого негодяя и тот же час отправился в Лондон, Он и меня пытался очернить своей злобной клеветой, прибавил мистер Уопшот. — Но, слава богу, все его подлые замыслы лопнули, как мыльный пузырь. Когда разбиралось дело о банкротстве Браффа, Смизерс вынужден был держаться в тени, не то его собственная роль в сделках Компании непременно обнаружилась бы. Покуда его не было в Лондоне, я стал супругом, счастливым супругом вашей тетушки. Но хотя бог избрал меня своим орудием, дабы привести ее к благодати, не скрою от вас, мой дорогой, что у миссис Уопшот есть некоторые слабости, и, несмотря на все мое пастырское тщание, я не в силах их искоренить. Она скуповата, сэр, весьма скуповата, и я не могу пользоваться ее состоянием в благотворительных целях, как приличествует священнику; у ней на счету каждый грош, она выдает мне на карманные расходы всего полкроны в неделю. При том, осердясь, она не знает удержу. В первые годы нашего брака я противоборствовал ей, да-да, я не спускал ей этого, но, должен признаться, одолеть ее упорство не мог. Я больше ее не корю, я смирился и стал кроток, аки агнец, и она помыкает мною, как ей заблагорассудится.

В заключение своей скорбной повести мистер Уопшот попросил у меня полкроны взаймы (было это в 1832 годе, в Сомерсетской кофейне на Стрэнде, где он предложил мне встретиться), и я видел, как, выйдя отсюда, он зашел в кабачок напротив, а полчаса спустя появился в изрядном подпитии и пошел по улице, выписывая ногами кренделя.

Через год он умер, и тогда вдова его, именовавшая себя миссис Хоггарти-Граймс-Уопшот из замка Хоггарти, объявила, что у могилы своего святого супруга она забыла все земные обиды и готова вновь поселиться у нас, разумеется, выплачивая приличную сумму за стол и квартиру. Однако мы с женою почтительно отклонили эту честь; и тогда она еще раз изменила свое завещание, которое перед тем составила в нашу пользу; она обозвала нас неблагодарными ничтожествами и развращенными прихлебателями и все свое состояние отказала ирландской ветви Хоггарти. Впрочем, увидавши однажды мою жену в кареле вместе с леди Типтоф и прослышав, что мы побывали на большом балу в замке Типтоф и что я теперь богатый человек, она вновь передумала, призвала меня к своему смертному одру и завещала мне свои фермы в Слоппертоне и Скуоштейле и все, что скопила за пятнадцать лет. Мир праху ее, ибо она, право же, оставила мне весьма изрядное наследство.

Хоть сам я не сочинитель, мой родич Майкл (он взял себе за правило, как поиздержится, приезжать к нам и гостить по нескольку месяцев кряду) уверяет, что мемуары мои окажутся не без пользы для читающей публики (под каковою он, видно, разумеет себя самого); а коли так, я рад служить и ему и публике, и на сем я с вами распрощаюсь, а на прощанье пожелаю всем, кто со вниманием прочитает мои записки, обращаться осмотрительно со своими деньгами, ежели деньги у них имеются; еще того осмотрительней обращаться с деньгами своих друзей; помнить, что крупных барышей не наживешь без крупного риску и что крупные да ловкие наши воротилы нипочем но удовольствуются четырьмя процентами со своего капиталу, когда могут ухватить больше; а пуще всего не советую ввязываться во всякие спекуляции, коих механика вам не вовсе ясна и устроители коих не вовсе чисты и надежны.

КОММЕНТАРИИ

«Thy History of Samuel Titmarsh and the Great Hoggarty Diamond» впервые напечатана в «Журнале Фрэзера», 1841, сентябрь — декабрь, под псевдонимом «Майкл Анджело Титмарш».

В битве при Винегер-Хилле в Ирландии в 1798 г. английские войска разгромили силы участников одного из крупнейших ирландских восстаний.

Кембл Чарльз (1775–1854) — актер, брат знаменитой трагедийной актрисы Сары Сиддонс; Пикок Томас, поэт и романист, друг и душеприказчик Шелли, много лет служил в управлении Ост-Индской компании. Речь идет об инсценировке одного из романов Пикока «Девица Мэрией» (1822), героем которого является Робин Гуд.

Фулем — богатый юго-западный район Лондона, в то время еще пригород.

Пентонвилл — скромный жилой район Лондона к северу от Сити.

Король лакея своего… — строфа из стихотворения Роберта Бернса «Честная бедность», перевод С. Маршака.

Дандо — житель Лондона, прославившийся тем, что мог съесть неимоверное количество устриц. Обычно уходил из ресторанов, не заплатив по счету, за что попал в тюрьму, где и умер. Герой множества карикатур, а также самого первого юмористического рассказа Теккерея «Профессор», опубликованного в «Журнале Бентли», 1834, сентябрь.

Настоятель — знаменитый сатирик Джонатан Свифт с 1713 года и до своей смерти был настоятелем (деканом) собора св. Патрика в Дублине.

Проповеди Блейра, шотландского профессора и священника (1718–1800), были изданы в пяти томах еще при его жизни и пользовались большим успехом у читателей.

…за полцены наслаждались жизнью в Сэдлерс-Уэлз… — Сэдлерс-Уэлз один из лондонских театров; билет за полцены можно было купить, придя в театр к девяти часам, к середине представления.

Олбени — тупик на северной стороне Пикадилли, где в XIX в. сдавались квартиры богатым холостякам. В 1814–1815 гг. в Олбени жил Байрон.

«Письма Рзмсботтома» — серия юмористических очерков Теодора Хука (1788–1841), остроумного, но грубого и вульгарного журналиста, редактора еженедельника «Джон Буль», который пользовался огромным успехом у малотребовательной публики: в 1821 году тираж его достиг 10000 экз.

Белл-лейн входит в границы Флитской тюрьмы… — Заключенным в долговую тюрьму разрешалось, внеся определенный залог, жить не в самой тюрьме, а на прилегающих к ней улицах, в так называемых «тюремных границах».

Лондонский Воспитательный дом до сих пор славится своим церковным хором. Композитор Гендель, долго живший в Англии, давал концерты в пользу этого приюта и подарил ему орган.

…человека, застрелившего мистера Персиваля… — В 1812 г. премьер-министр Спенсер Персиваль был убит в кулуарах палаты общин. Стрелявший в него Беллингхем, банкрот, тщетно обращавшийся к правительству за помощью, был помешан, но это не спасло его от виселицы.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: