— Раньше чем выйти в отставку, нынешний министр может меня сместить. Но если мы знаем, когда нас хотят сместить, нам совершенно неизвестно, когда нас восстановят в должности, — сказал Антонен Гулар.

— Бакалейщик Кофине!.. Вот и семьдесят седьмой избиратель вошел в дом полковника Жиге, — проговорил г-н Мартене, который и тут был верен своей профессии следователя и считал избирателей.

— Если Шарль Келлер — правительственный кандидат, — снова начал Антонен Гулар, — то надо было меня вовремя предупредить, а не предоставлять Симону Жиге возможность воздействовать на избирателей!

Четыре человека медленно дошли до конца бульвара, где уже начиналась площадь.

— Господин Грослье! — воскликнул следователь, заметив приближавшегося всадника.

Это был полицейский комиссар; он увидел представителей арсийской администрации, стоявших на проезжей дороге, и направился к четырем чиновникам.

— Ну что, господин Грослье? — спросил супрефект и отошел на несколько шагов от трех остальных, чтобы поговорить с комиссаром.

— Сударь, — сказал полицейский, понизив голос, — господин префект поручил мне сообщить вам печальную новость: виконт Шарль Келлер скончался. Известие получено третьего дня в Париже по телеграфу, и оба Келлера, граф де Гондревиль, супруга маршала Карильяно, словом, все семейство со вчерашнего дня в Гондревиле — Абд-эль-Кадир[4] пошел в наступление в Африке, и там началась кровопролитная война. Несчастный молодой человек стал одной из первых жертв этой войны. А относительно выборов, сказал мне господин префект, вы получите здесь, на месте, указания, не подлежащие разглашению.

— Указания? От кого? — спросил супрефект.

— Если бы я знал, то это не было бы тайной, — ответил комиссар, — сам господин префект ничего не знает. Это останется, сказал он мне, между вами и министром.

И комиссар отправился дальше, заметив, как супрефект с довольным видом приложил палец к губам, в знак того, что советует ему помалкивать.

— Ну, какие же новости в префектуре? — спросил королевский прокурор Антонена Гулара, когда тот вернулся к трем чиновникам.

— Ничего особенно приятного, — с таинственным видом ответил Антонен, ускоряя шаг и словно желая отойти от них.

Трое чиновников, обиженных поспешностью супрефекта, направились, почти не разговаривая, к середине площади, как вдруг г-н Мартене заметил старуху Бовизаж, мать Филеаса, окруженную почти всеми проживавшими возле площади буржуа, которым она, видимо, что-то рассказывала. Некто Сино, ходатай по делам, клиентами которого были роялисты арсийского округа и который предпочел воздержаться от присутствия на собрании у Жиге, отделился от этой группы, почти бегом направился к дому Марионов и решительно позвонил у входа.

— Что случилось? — спросил Фредерик Маре, опустив свой лорнет и указывая супрефекту и следователю на звонившего Сино.

— Случилось то, господа, — ответил Антонен Гулар, — что Шарль Келлер убит в Африке, а это событие дает Симону Жиге огромные шансы. Вы знаете Арси, здесь не могло быть иного кандидата правительственной партии, кроме Шарля Келлера. Против всякого другого восстали бы наши местные патриоты, которые на все смотрят только со своей колокольни.

— И такой болван, как Жиге, будет избран? — подхватил Оливье Вине, смеясь.

Помощник прокурора, молодой человек лет двадцати трех, старший сын одного из самых известных окружных прокуроров, получившего назначение после Июльской революции, благодаря влиянию своего отца попал в прокуратуру. Окружной прокурор, неизменный депутат от города Провена, был одним из главарей центра в палате депутатов. Поэтому сын, — мать его была урожденная Шаржбеф, — отличался и на службе и в жизни большой самоуверенностью, которую ему придавало положение отца. Свое мнение о людях да и другие свои суждения он высказывал не стесняясь, ибо надеялся, что застрянет в Арси ненадолго и вскоре сделается королевским прокурором в Версале, откуда был всего один шаг до судебной должности в Париже. Развязность молодого Вине и своеобразное судейское фатовство, порождаемое уверенностью в том, что он сделает карьеру, раздражали Фредерика Маре тем сильнее, что его подчиненный обладал весьма бойким умом, дававшим ему некоторое право на эти притязания. Королевский прокурор, человек сорока лет, положивший во время Реставрации шесть лет на то, чтобы добиться должности первого помощника, и, несмотря на восемнадцать тысяч дохода, забытый Июльской революцией в арсийском суде, постоянно колебался между желанием заслужить благоволение окружного прокурора, который не сегодня-завтра мог стать министром юстиции, как многие другие юристы-депутаты, и необходимостью блюсти свое достоинство.

Оливье Вине, щуплый блондин, с бесцветной физиономией, которую оживляли зеленоватые лукавые глаза, принадлежал к числу тех молодых насмешников и любителей удовольствий, которые, однако, умеют напускать на себя чопорный, спесивый и педантичный вид, какой обычно принимают юристы за судейским столом.

Рослый, толстый, плотный и важный королевский прокурор за последние несколько дней, наконец, придумал, как ему быть с этим невыносимым Вине, — он обращался с ним, как отец с балованным ребенком.

— Оливье, — обратился он к своему подчиненному, похлопывая его по плечу, — вы человек дальновидный и, вероятно, понимаете, что достоуважаемый господин Жиге имеет шансы стать депутатом. Вы могли бы сказать свое веское слово и перед жителями Арси, а не только среди друзей.

— Имеется кое-что и против Жиге, — заметил, в свою очередь, г-н Мартене.

Этот молодой человек, на вид довольно неловкий, но весьма способный, сын провенского врача, был обязан своим назначением окружному прокурору Вине, который много лет занимался адвокатурой в Провене и так же покровительствовал уроженцам Провена, как Гондревиль — уроженцам Арси.

— Что же? — спросил Антонен.

— Местный патриотизм избирателей, когда им навязывают не того человека, — страшная вещь, — пояснил судья, — но если нашим дорогим арсийцам придется выдвинуть одного из своих, ревность и зависть окажутся сильнее даже этого патриотизма.

— Все это очень понятно, — заметил королевский прокурор, — и так оно и есть... Если вам удастся объединить пятьдесят голосов правительственной партии, то вы, по всей вероятности, окажетесь хозяином здешних выборов, — добавил он, взглянув на Антонена Гулара.

— Достаточно противопоставить Симону Жиге кандидата с такими же данными, — сказал Оливье Вине.

На лице супрефекта мелькнуло выражение явного удовольствия, которое не могло ускользнуть от его сотоварищей, — кроме того, они отлично понимали друг друга. Все четверо были холосты, все довольно состоятельны и с самого начала образовали как бы союз, чтобы спастись от провинциальной скуки. Трое чиновников уже успели заметить ту особого рода зависть, которую Жиге внушал Гулару и которая будет понятна, если мы коснемся их прошлых отношений.

Сын доезжачего Симезов, разбогатевший на покупке национальных имуществ, Антонен Гулар был, как и Симон Жиге, уроженцем Арси. Его отец, старик Гулар, покинул аббатство Вальпре (искаженное Валь-де-Пре) и, переехав после смерти жены на жительство в Арси, отдал Антонена в императорский лицей, куда полковник Жиге уже поместил своего сына Симона. Земляки, оказавшись школьными товарищами, вместе изучали в Париже право и продолжали дружить, предаваясь юношеским развлечениям. Когда впоследствии они пошли разными дорогами, то обещали друг другу взаимную поддержку. Но судьбе было угодно сделать их соперниками. Несмотря на довольно существенные преимущества Антонена и на украшавший его петлицу крест Почетного легиона, выхлопотанный ему графом Гондревилем взамен повышения, ему тем не менее вежливо отказали, когда он за полгода до начала этой истории втайне от всех явился к г-же Бовизаж предложить руку и сердце ее дочери.

Попытки подобного рода в провинции недолго остаются тайной. Прокурор Маре, у которого, как и у Антонена Гулара, были и состояние и орденская ленточка, три года назад также получил отказ, со ссылкой на слишком большую разницу в летах.