Все оказалось хуже, чем Герман предполагал. Невыносимо было смотреть на то, как девушка раненым зверем металась по постели. Мужчина чувствовал свою неправоту, понимал, что неверным был расчет на то, что для Леры все произошедшее сегодня не будет сильным ударом. Попытка смягчить привязку ничего не дала. Он не мог понять, почему так сильно ошибся, почему не увидел, что личность девушки была более хрупкой, чем казалось вначале. Почему не удалось разобраться раньше в том, что все происходящее в ее жизни, она принимает так близко к сердцу и там мучительно переживает? Сейчас уже было поздно что-либо менять, это стоило делать еще в момент выбора кандидатуры. Или он так привык к равнодушию жителей Той стороны, что считал, что и Лера так же все воспримет? Разучился думать так же как те, кто жив? Возможно, слишком много лет прошло с того времени, как он жил в этом мире.

  "Именно эмоциональность девушки стала тем последним плюсом, который помог сделать правильный выбор" - голосом Инквизитора в голове, благоразумие привычно все расставило по своим местам. Тщательно лелеемая в течение многих лет холодная ярость снова подняла голову и, усмехнувшись, Герман привычно настроился на позицию неактивного наблюдателя, который просто ждет своего часа, чтобы выйти на сцену. Следовало подготовить еще один сюрприз для врага.

  Когда вдосталь наплакавшись, девушка сходила умыться, легла в кровать и сразу уснула, мужчина на короткое время отвлекся от своего постоянного кредо - быть равнодушным. Подошел к постели, присел на нее, вздохнул, убрал со щеки девушки непослушную светлую прядь, нежно очертил пальцем овал лица, коснулся опухших губ, наклонился и поцеловал спящую в лоб, невесомо, незаметно, так чтобы не потревожить. Поднялся. Отошел к окну и нахмурился, невеселые воспоминания нахлынули волной. Когда-то, давно, то, что ворочалось сейчас в душе, уже поднимало голову и принесло только боль и разочарование.

  Господину Борису Евгеньичу Антонову поспать не удалось. Разбудили его самым бесцеремонным образом, чему он, впрочем, был несказанно рад. Кошмар, с падением в огненную бездну был слишком реалистичным, чтобы иметь желание досмотреть его до конца.

  - Да? - сонным голосом осведомился пожилой господин у ожившего мобильника, не сразу поняв, что забыл коснуться нужной кнопочки на экране.

  Разобравшись с оплошностью, уже более бодро спросил:

  - Фрэнк, что случилось?

  - Это я у тебя хотел спросить, Морис! - зло отозвался собеседник. - Какого хрена ты разбрасываешься таким количеством магии впустую?

  - Не называй меня этим именем! - враз подобрался дедуля. - Я пытался остановить ураган и не понимаю твоих претензий.

  - Какой ураган? - опешил Фрэнк. - Ты о чем?

  - О шторме, буре, урагане. Ты не знаешь что такое ураган?! - начал кипятиться господин Антонов.

  - Я прекрасно знаю, что такое ураган, - сказал Фрэнк подозрительно спокойно и тихим голосом. - Что у тебя с головой? Урагана там, где был выброс магии, не было.

  - Не понимаю, - растерялся Борис Евгеньевич. - Не я один видел, как волновалось море, как налетал ветер, как волны захлестывали палубу.

  - Что у вас там происходит? Нет, не отвечай. Это не телефонный разговор, даже с магическим прикрытием от прослушки. Мы должны увидеться и чем скорее, тем лучше.

  - Завтра мы будем в порту.

  - Где и во сколько? Вылечу первым же рейсом. Мне это очень не нравится, очень, - Фрэнк явно было озабочен происходящим, поэтому, получив нужную информацию, тут же отключился, чтобы иметь возможность отдать распоряжения насчет самолета.

  Господин Антонов же, глядя в одну точку, пытался вспомнить все подробности странного урагана. О прошлом он и думать забыл, настоящее стучалось в дверь самым неприятным образом, собираясь войти в дом, повернувшись задом.

  День надвигался, день который не обещал ничего радостного, ничего хорошего, никаких положительных эмоций. Надвигался он неотвратимо, собираясь накрыть меня с головой. И то, что, проснувшись, продолжала упорно держать глаза закрытыми, не могло спасти от того, что шло на меня лавиной звуков, морем солнечного света и набором событий, которые хочу, не хочу, а надо было пережить. Дни не надвигаются только на мертвых, на живых же ушат времени проливается неизбежно и обязательно. Сколько не оттягивай момент, а стоит посмотреть утру в глаза и, собравшись с духом, нырнуть как в омут с головой в обычную жизнь, которая отступила только на время сна.

  Воспоминания жгли душу уже не так сильно, и усилием воли отодвинула их на задний план. Следовало еще как-то объяснить в институте свое отсутствие, кроме того необходимо было улыбаться, словно ничего не произошло и продолжать играть роль маленькой девочки в жизни которой все идет просто отлично.

  Первым делом после приведения себя в порядок стал звонок домой. Папа, как и следовало ожидать, уже не спал и поприветствовал меня довольно бодро:

  - Как? Готова к завтрашнему празднику?

  - Какому празднику? - опешила я.

  - Твой день рождения. Как-никак восемнадцать, - по голосу чувствовалось, что отец улыбался, произнося это.

  - Но, я думала, - растерялась и замямлила. - Ты же болел, может, отменим?

  - Нет! - отрезал папочка. - У моей дочери обязательно должен быть праздник, не хуже чем у других!

  - Хорошо, - не стала спорить, памятуя о том, что лучше отца не волновать.

  - И ухажера своего приведи, - бросил он нарочито небрежно, но по напряженному голосу было понятно, что сказанное для него чрезвычайно важно. - Хочу в глаза ему посмотреть.

  - Он не сможет, - попыталась отмазаться от такой радости.

  - Да? - от ласкового тона папули пробежал мороз по спине. - Ты уверена?

  - Я, я спрошу, - дрогнувшим голосом ответила я. - Ладно пап, мне в институт надо, опоздаю, если в ближайшие пять минут не выйду. А мне еще позавтракать надо.

  - Поешь поосновательней, - тут же отвлекся папочка. - Не ограничивайся сухомяткой.

  - Будет сделано. Пока пап, я побежала, - нажала на кнопку и выдохнула.

  Ситуация складывалась пренеприятнейшая, как объяснить отцу кто такой Герман и с чем его едят, если и сама ничего о своем любовнике не знаю? Да и чем закончится знакомство? Еще одним сердечным приступом у отца? Или кастрацией героя-соблазнителя? Раньше бы поставила б на отца, не задумываясь. А сейчас, зная какие штучки может откалывать Герман, уже не знаю, кого от кого защищать. Да и штучки эти, даже не успела вчера толком осмыслить и пропавшую дорогу, и стену. Что это было? И как он сумел?

  На кухне, на столе меня ждал завтрак. Молодой, растущий организм при виде еды тут же напомнил о себе громким урчанием в животе. Сразу вспомнила, что последний раз ела очень, ну очень давно. Все потрясения последних двух дней отбили аппетит начисто, но это начисто закончилось ровно сегодня утром. Хотелось гордо проигнорировать то, что оставил для меня Герман, но времени на все про все оставалось очень мало и, воротя нос от тарелки с кашей и бутербродов с горячим чаем, рисковала опоздать. Поесть надо было обязательно так и так, моя голодовка могла закончиться обмороком, а что-то готовить было просто некогда.

  По пути в институт сломала голову, пытаясь понять, куда запропастился Герман и каким образом мне ему объяснить, чтобы не смел увязываться за мной на торжественный прием в мою честь. Неужели у него совесть проснулась, и он решил не показываться мне на глаза без надобности? Такое поведение, с одной стороны меня вполне устраивало. Не придется краснеть, глядя ему в глаза, с другой стороны было обидно, получил все что хотел и свалил. Раздираемая противоречивыми чувствами чуть не прозевала нужную остановку. Выскочила из автобуса в последний момент, вздохнула и потопала в институт.

  - Привет! - чмокнул меня в щечку Андрюха, и по-хозяйски положил руку мне на талию.