- И где она?

  - В каком отделении ключ? - снял со своего плеча пропажу Андрей.

  - Не помню. Кажется слева карман, или сзади, или внутри, - дилемма пьяной мне казалась неразрешимой, поэтому Андрюха махнул на меня рукой и устроил моей сумке обыск.

  Ключи он обнаружил быстро, поэтому скоро мы с ним топтались в моей прихожей и я долго и упорно пыталась найти выключатель шаря по двери. Андрей и здесь пришел мне на помощь.

  - Да будет свет! - возвестила я, щурясь на яркую лампочку. - Останешься? - подмигнула ухажеру.

  - Останусь, но только чтобы за тобой присмотреть, - и кроссовки помог снять, рыцарь.

  - А может, я не только присмотра хочу? - попытка флирта удалась плохо, потому что спотыкалась я почти на каждом слове, да и улыбка получилась вымученной.

  - Вот утром это и обсудим, - подхватил меня на руки. - Где у тебя ванна? Здесь?

  Мог бы и не спрашивать, сам дорогу быстро нашел. Поставил на пол шатающуюся меня, включил холодную воду и засунул мою голову под ледяную струю.

  - Сволочь! - безрезультатно попыталась вырваться из рук садиста. - Зачем наливал, если теперь так?

  - Чуточку прийти в себя тебе не помешает, - спокойно отозвался он, помогая намотать на голову полотенце.

  Вот реально, смысл был дать мне напиться, чтобы потом так жестоко отрезвлять. Тем более не очень-то и помогло, пусть в мозгах немного и прояснилось.

  - Иди к черту! - оттолкнула парня и покачнулась, чуть не упав.

  - Теперь можно и спать лечь.

  - Вали домой, живодер! - разозлилась я. - У меня одна кровать и ты в ней спать не будешь!

  - А кресло есть?

  Хотелось сказать что нет, но нагло врать язык не повернулся, да и мыслишка о Германе и о том, что лишний свидетель не помешает, остановила.

  - Есть!

  - Вот и отлично! Заночую в нем, - проявил проблески энтузиазма Андрей.

  Наглость второе счастье и этого счастья у моего ухажера навалом. Поэтому скрепя зубы пошла переодеться, не в изгвазданных же джинсах спать, приказав перед этим парню покараулить кухню и не отвлекаться от столь важного бдения.

  - Ну и ночуй, - ночная рубашка а-ля монастырь, длиной до пят, были моим единственным оружием против гостя. - А я спать пошла.

   Демонстративно зевнула, шлепнулась на кровать, понадеявшись, что конструкция моего ночного одеяния способна сделать импотентом любого мужика, и что использовать это можно вполне как оружие. Завязочки на вороте, рюшечки под грудью, рукава почти закрывают пальцы, да и объемистость ночной рубашки такова, что можно троих меня ею обернуть и еще останется. Надо будет это сокровище, которое было пошито мною собственноручно на уроках труда (да-да, преподавательница у нас была извращенка, удивительно, что для каждой из нас пояса верности не смастерила, такого, который только при помощи шифра открыть можно), надевать каждую ночь, может Герман отстанет. Вот только насколько сильно мне хочется, чтобы он именно отстал, а не пристал?

  Герман сжал кулаки, наблюдая за тем, как Лера любезничает со своим однокурсником. Бесило, как же бесило, то, что она так легко переключилась на другого. Все женщины таковы. Стоит отвернуться или на пару дней, исчезнуть из поля их зрения, как они тут же меняют предпочтения. Белла, Изабелла, до сих пор это имя отзывается болью в душе. Она так же легко забыла, так же легко выкинула из головы человека, которому говорила: "Люблю".

   Столько лет прошло, а вспоминать все еще тяжело. Сколько раз он обещал себе не заглядывать в Зеркало, сколько делал над собой усилий и раз за разом сдавался. Тайком шел к озеру и наблюдал, наблюдал, наблюдал. Смотрел, как она смеется на свадьбе, как улыбается мужу, как радуется своему первенцу. Каждый раз душу рвало на части, но давалось еще одно обещание, что все, в последний раз..., и снова озеро, снова картины счастливой жизни женщины, которая так быстро забыла его - Германа. Не любила, так сказал Инквизитор, не любила, так эхом повторял здравый смысл. Но это было что-то сродни болезни снова и снова расчесывать зажившую рану, а потом кидаться в объятия демониц, которые были рады живой силе, которые выполняли любые прихоти и с удовольствием брали на себя роль учительниц. Но, ни одна не была той, которую хотелось обнять и прижать к себе. Белла, почему же ты так легко забыла?

  Наверное, по той же причине, по которой своего друга не помнили школьные товарищи и ни один родственник не вспоминал имени выкорчеванного с корнем родича.  Герман прикрыл глаза, вдохнул как можно больше воздуха и, задержав дыхание, застыл недвижимым изваянием у окна. Ясное небо, тусклые из-за того, что света в большом городе много, звезды и тонкий месяц. Безветренно, сухо. Погода идеальная для того, чтобы гулять всю ночь до утра, парами, держась за руки. Романтичная ночь, вот только девушка, которая безмятежно спала сейчас в кровати, придумала ход конем, и Герману пришлось отложить момент закрепления достигнутого в ареальности результата. Но кто сказал, что нельзя переиграть по-своему?

Кусок третий

   - Жизнь! И пошто ты меня бросила в этом лесу одну?

  Побудка была ошеломительной. В голове трещало, в ушах звенело, а мир качался аки пьяный. Похмельный синдром решил посетить меня с утра пораньше, и ухмылялся во все тридцать два зуба, и было ему имя Герман.

  - Доброе утро, солнышко, - мужчина обнимал трехлитровый баллон с плещущейся в нем мутной жидкостью, смотрелось это очень колоритно и фантастически.

  Вот представьте сами, стоит умопомрачительный красавец, с голым торсом, в обтягивающих джинсах, босиком и обнимает как свою последнюю надежду на счастье, баночку - картина "Здравстуй белочка, а мы тебя не ждали". Сглотнула, язык как наждачка прошелся по нёбу, и в горле тут же застрял сухой комок.

  - Что это? - кивок не получился, так же как и тыканье пальцем в интересующий меня предмет.

  - Лечиться будем, солнышко, - ласково просветил меня мой личный глюк.

  - Ты чего это меня солнышком зовешь? - проснулась подозрительность в моей больной головушке.

  - Тебе не нравится? - удивился этот ирод.

  - Нет! - сипящий шепот привязался как приклеенный и никак не хотел меняться с нормальным звучанием голоса местами.

  - Хорошо, ласточка, - миролюбиво сказал Герман и присел рядом со мной. - Пить будешь?

  - Нет! - запаниковала я, мысль о пойле с содержанием спирта не казалась очень соблазнительной.

  - Ну, зачем же ты так, - укоризна в голосе и грустный взгляд. Еще чуть-чуть усилий с моей и его стороны, и я поверю в искреннюю заботу обо мне. - Рассол лучшее лекарство от похмелья. Ты зачем вчера надралась?

  - Дай! – боюсь, в моих глазах загорелся нездоровый, фанатичный огонь.

  - И ведь не так много выпила, - покачал головой мучитель, глядя на мои трясущиеся руки. - Держи! - вручил он мне банку.

  Попытка выпить жидкость прямо из посудины завершилась плачевно. Мое стратегическое оружие, тщательно лелеемое и хранимое не понятно для чего - ночная рубашка, пострадало первым. Нет, вторым, после моих: носа, щек и рук, на которые пролился соленый поток. Оторвалась от баллона и принялась трясти головой и отфыркиваться.

  - Нет, ты не ласточка, ты ершистый воробей, моющийся в луже, - припечатал мужчина, налюбовавшись на мои манипуляции по спасению от удушения из-за попадания рассола в нос.

  - Отвали! - голос стал почти нормальным, только некая сексуальная хрипотца меня немного смущала.

  После рассола безусловно стало полегче, голова уже так не трещала от боли, да и дрожи в руках поубавилось и сразу же восстала из мертвых вредность. Я попыталась встать с кровати, но моральный урод не дал мне этого сделать. Легонько толкнул и навис надо мной, довольные огоньки зажглись в карих глазах:

  - Забавный, ершистый воробей, - подвел он итог и поцеловал меня в губы.