Рая сидела в окружении искусно сделанных чучел животных и птиц, не в состоянии пошевелить ни пальцем, ни языком. Её поражала та живость, с которой Глен вёл дискуссию с этим людоедом. Она уже заранее знала, что в следующем полуфинале съедят именно её.

- Да, именно так! - Взгляд лорда загорелся. - Природу не обманешь и не скроешь ни под какими масками эволюций. От эволюции стоит брать лишь положительные составляющие, а не всё подряд без разбора. В противном случае наступает духовный регресс, ложно принимаемый за технический прогресс.

- Человек меняется с течением времён, - продолжал спорить Глен. - Человека формируют обстоятельства и внешний мир, а не врождённые инстинкты.

- Вот в этом и состоит главное заблуждение. Человек раб своих инстинктов, а обстоятельства и внешний мир формируют его модель поведения в рамках этого самого мира. Сущность всегда остаётся неизменной, едите ли вы себе подобных за ужином, на деловых переговорах или в литературных конкурсах! Вы всегда будете вести игру, в которой сильный съедает слабого.

Глен понял, что переубеждать лорда бесполезно. Его мировоззрение стояло на прочных основаниях, сформированных ещё, возможно, в раннем детстве. И никакой потенциальный ужин, сколь бы рьяно не извивался на этом кресле, не сможет пошатнуть эти основания.

Сбежать не представлялось возможности - стража ни на секунду не выпускала пленников из цепкого взора, - а потому единственным способом спастись становилась победа на этом импровизированном литературном конкурсе. Участие в котором лишь ещё больше убедит лорда в своей правоте касательно рабской сущности человека по отношению к врождённым инстинктам. А инстинкт самосохранения, без сомнения, самый сильный из всех. Не желая потакать забавам и самолюбию этого каннибала, Глен решился на весьма опасный ход.

- Лорд Гобель, позвольте мне отказаться от участия в конкурсе. Я снимаю свою кандидатуру на спасение.

Лорд замер на месте. Казалось, рыбы в аквариуме тоже услышали Глена - ни одна из них не шевелилась.

- Решил поиграть в джентльмена? Или в рыцаря?

- Нет, решил поиграть в самого себя, - как можно спокойнее ответил Глен. - А мне не нравится, когда меня к чему-то принуждают, особенно под страхом смерти. Даже такой привлекательной.

- Не иначе, ты подтруниваешь надо мной?

- Нет, что вы! Если мне уготовлена подобная участь, то для меня честь быть съеденным самым начитанным людоедом нашей планеты.

- Он издевается, да? - Лорд обратился к Рае, но та лишь растерянно замялась. - Тебе не кажется, что подобная попытка спасти девушку несколько нелогична? Ведь в финале твой коллега не будет столь добродушен.

- Девушка тут ни при чём. Это лично мои внутренние мотивы.

- Это либо умелый блеф, либо чистой воды безумие. - Лорд задумчиво посмотрел на Глена. - Проблема в том, что ты одинаково сильно похож как на умельца блефовать, так и на безумца.

Глен сидел молча, всем своим видом напоминая игрока, вскрывшего карты и ожидающего того же от соперника. Он даже позволил себе закинуть ногу за ногу. В его голове крутился рой противоречивых мыслей и догадок относительно всего происходящего. Однако уверенности, его единственного иллюзорного джокера, пока не было.

- Не будем спешить с окончательными решениями. - Лорд вновь заходил по комнате, и рыбы в аквариуме тоже ожили. - Умереть всегда успеешь, не так ли?

Глен не стал спорить и бродить по лезвию. Всё же у него ещё оставалось время сопоставить некоторые факты и сделать более чёткий анализ ситуации.

- С этим предложением я, пожалуй, соглашусь, лорд.

- Я хочу, чтобы вы оценили моё стихотворение, - неожиданно сказал Гобель. В задумчивой мечтательности он смотрел куда-то вверх. - Я написал его давно, когда находился в этой самой комнате. Большинство трофеев уже занимали свои места, а во мне ещё бурлила молодая кровь наивного юноши. Это стихотворение о прошедшей любви, которую я окрестил Атлантидой. Она хоть и прошла, но ещё долгое время то согревала душу воспоминаниями, то будоражила сердце болью. Это была глубокая любовь, настоящая и неподдельная, первая и последняя в моей жизни. Стихотворение так и называется «На осколках Атлантиды». - Он выдержал небольшую паузу и затем заполнил нависшую тишину мягким течением рифм:

Я не буду глотать твои слёзы,

Время так быстротечно течёт,

Мне уже безразличны морозы

И когда твоё тело умрёт.

Атлантиды уже не осталось,

Я не жажду пойти с ней на дно,

Но, похоже, судьбою досталось

Нам скитаться в осколках её.

Нас не будут искать после смерти

И живых нас не очень-то ждут,

Не найдут нас ни боги, ни черти,

Наши души с собой не возьмут.

Но, пока мы ещё на осколках,

Подыши перед смертью со мной,

Вспомни чучел на комнатных полках

И представь себя в роли одной.

Вопросительные взгляды лорда Гобеля окатили Раю и Глена. Он ждал их оценок.

- Меня можете даже не спрашивать, - первым заговорил Глен. - Я в поэзии полный ноль, ничего не смыслю.

- Ладно. - Лорд посмотрел на Раю. - А ты, сударыня, что скажешь? Или ты тоже ничего не смыслишь в поэзии?

- Честно признаюсь, очень редко читала стихи, а сама и вовсе никогда не писала их.

- Эх вы, литераторы, - Гобель махнул рукой. - Вы обязаны быть всесторонне развитыми, а не только мастерами в своих узких жанрах.

- Позволю не согласиться с вами, лорд, - возразил Глен. - Профессионала в любой сфере как раз и отличает узкая специализация. И чем она уже, тем шире спектр мастерства в конкретной нише. Парадокс, как бы вы сказали.

- Я и так об этом знаю, ничего парадоксального тут нет, - с лёгким раздражением сказал лорд. - Я имел в виду лишь общее развитие, а не профессионализм, скажем, фантаста в поэзии или в любовной прозе.

- Лично я считаю это пустой тратой времени. Наш мозг - не бездонное хранилище знаний, его нужно заполнять лишь полезной для себя информацией. А поэзия для меня всегда была лишь набором слов и рифм. Уж извините.

- Ты слишком категоричен, мой друг. Впрочем, твои взгляды не лишены и своей доли правды.

Ещё минут сорок Глен и лорд Гобель вели дискуссии на самый различные темы, прежде чем один из стражей напомнил лорду об истечении отведённого на конкурс часа. Когда все вновь вернулись в гостиную, оба конкурсанта уже отложили в стороны карандаши и ожидали начала шоу. Ожидание Усмакова заполнялось постоянной перечиткой текста, хотя никаких правок он уже не вносил. Хромов же просто сидел откинувшись на стуле и разглядывал предметы интерьера вокруг. Один из стражей собрал рукописи и передал их Гобелю.

- Итак, начнём. - Лорд просмотрел листы. - Не густо, парни. Ладно, надеюсь, объём вы компенсировали качеством, как я и просил. Первым будет «Рейс». Чей рассказ?

Усмаков поднял руку. Лорд Гобель принялся читать вслух:

- «Самолёт компании «ВладАвиа» уже давно набрал высоту. Все пассажиры находились в полудрёме. Кто-то слушал музыку, кто-то пытался читать бестолковые журналы, найденные в спинках впередистоящих сидений (хотя некоторые запаслись не менее бестолковыми журналами заранее), а кто-то ничего не пытался делать и просто спал. И только один пассажир делал не то, что остальные. Точнее, два. Он мог бы и один, но решил, что вдвоём это делать приятнее. Уединившись в узкой уборной со своей относительно новой девушкой, Глен целовал её в губы и шею, расстёгивая пуговицы на её блузке одной рукой и на своей джинсовой рубашке другой. Хорошо, что Рая была миниатюрной и компактной, подумал он, не как его предыдущая пассия - с той бы ему понадобился не туалет, а весь грузовой отсек. Когда уже всё было готово для решительных действий, самолёт вдруг резко тряхнуло - лайнер поймал яму подобно автомобилю на российской провинциальной дороге. Так подумал Глен. И ещё несколько десятков пассажиров. Досадно, что так не подумали пилоты. Они-то знали, что случилось непоправимое - отказали приборы, двигатели, стюардессы, короче всё, что могло отказать. Даже второй пилот отказал. Капитан остался один на один с неуправляемой грудой металла, землёй, тянущей эту груду вниз, и кучей ничего не подозревающих пассажиров. Через пару секунд стало легче, все пассажиры начали что-то подозревать, и капитан оказался не одинок в своём отчаянии. Однако это не помешало лайнеру неумолимо падать вниз.