— Ты аль-Шалаан?

Харрис кивнул, сильно сожалея о том, что назвал свое настоящее имя.

Он предвидел, что сейчас закончится спонтанно возникшее между ними влечение. Теперь, когда он сказал ей свое имя, все изменится. Еще ни разу он не встречал женщину, которая воспринимала бы его как обыкновенного мужчину, а не воплощение статуса, власти и богатства.

Он выдохнул и с горечью посмотрел на ее припухшие от страстных поцелуев губы. Он ждал, когда в ее бесхитростных глазах вспыхнет искра расчетливости.

Но реакция Талии оказалась непредсказуемой.

Она враждебно смотрела на него, словно желая безмолвно выразить свои презрение и отвращение. Харрис мог бы превратиться в жалкого слизняка под ее взглядом.

— Ты один из тех знатных преступников-подонков?! — презрительно выпалила она.

Харрис пялился на женщину, которая только что обозвала его и членов его семьи знатными преступниками-подонками.

Затем он запрокинул голову и расхохотался.

Действие анестезии постепенно заканчивалось, поэтому от резкого смеха Харрис почувствовал острую боль в ране. И все же физическая боль была ничем по сравнению с отвращением, светившимся во взгляде Талии. Казалось, его веселость лишь усиливает ее внезапную антипатию.

Но Харрис просто не смог сдержаться. Он испытал огромное облегчение оттого, что она не заискивает перед ним, а выглядит так, словно готова снова ему врезать.

И она ему врезала. По его здоровой руке. Удар был достаточно сильным, чтобы Харрис ойкнул.

— Не смейся надо мной, противный осел!

Словно ответив на ее гнев, внезапно налетел сильный порыв ветра, раскачивая обломки вертолета.

Похоже, Талия не заметила, что поднялся ветер. Ее загадочные голубые глаза продолжали буравить Харриса.

О, как ему нравился ее взгляд!

Он поднял руку, притворяясь спокойным. Однако состроить серьезное выражение оказалось не так-то просто — ему никак не удавалось побороть желание прижать Талию к себе. Эта женщина презрела его статус, но продолжала вызывать в нем вожделение.

— Я бы не осмелился над тобой смеяться. И потом, я смеюсь от радости, а не из желания обидеть. — Харрис потер руку, по которой она его ударила, словно желая сохранить память о ее прикосновении. Его губы по-прежнему покалывало от воспоминания о поцелуе. — Но ты не устаешь меня удивлять. Твоим сюрпризам нет конца.

Талия сжала кулаки, губы ее превратились в тонкую линию.

— Как насчет того, чтобы положить сюрпризам конец, сломав тебе нос?

При виде ее агрессии Харрис снова хохотнул и потер подбородок:

— Ты уже врезала мне в челюсть. — Он повернулся к ней так, чтобы его нос был виден больше чем наполовину. — Или, по-твоему, мне нужно вставить новую? — Он покачал головой, услышав, как Талия раздосадованно зашипела. — Какой я молодец, что не назвал тебе своего имени, пока ты ковыряла меня скальпелем.

От ярости она прищурилась — ее глаза стали похожи на щелочки.

— Но теперь я знаю твое имя. И мне придется снова поковыряться в тебе скальпелем перед тем, как зашить рану. Иначе начнется нагноение. И не говори мне, что ты сам о себе позаботишься, потому что мы оба знаем, что это не так. Рана слишком глубокая, и ты не сможешь самостоятельно до нее добраться. И в следующий раз я не буду с тобой такой терпеливой.

Он ахнул от неожиданности:

— Ты не только упиваешься своей властью надо мной, но и злоупотребляешь ею. Ты игнорируешь даже данную тобой клятву «Не навреди»? Ты стала бы меня мучить во время операции? Ты бы злорадствовала над моей беспомощностью и болью и радовалась бы моим страданиям? Не могу дождаться, когда ты начнешь.

Глаза Талии потемнели, взгляд стал холодно-презрительным.

— Мало того, что ты извращенец, так ты еще и мазохист, да? Понятно.

— В извращениях я уличен не был, но от тебя готов стерпеть любую пытку.

Она фыркнула. Харрис покачал головой, подавив очередной смешок. Он не мог поверить в то, что действительно был готов позволить Талии мучить себя.

Вздыхая, Харрис начал одеваться.

Закончив, он решил включить обогреватель, который остался исправен.

Харрис перевел взгляд на Талию и улыбнулся, а она неодобрительно нахмурилась.

— Наконец-то до тебя дошло, что нужно включить обогреватель. Ты старался выяснить, как долго продержишься, прежде чем у тебя начнется переохлаждение? Или ты надеялся, что я предложу тебе лучшее средство для согрева?

— Согревание обнаженным телом? — Он почти подрагивал от волнения, когда в его мозгу возникла серия чувственных образов. — А теперь ты выставляешь меня идиотом. По-твоему, я такой никчемный мужчина и бестолковый старший офицер, что забыл взять на борт вертолета обогреватель? Смогу ли я заработать снисхождение, если скажу, что забыл об этом потому, что все мои мысли были заняты освобождением вашей светлости?

— Не-а. У меня есть другое объяснение. Ты не включил обогреватель сразу потому, что относишься к хладнокровным пресмыкающимся. Как змеи.

Харрис в очередной раз расхохотался и почувствовал боль в области раны.

— Ой, еще никто и никогда так изобретательно меня не оскорблял. Не могу наслушаться твоих слов, — произнес он.

Улыбка Талии была одновременно снисходительной и презрительной:

— Моя язвительность настолько освежающа после приторно-сладких и льстивых речей, которые ты привык слушать, да, пресыщенное ничтожество?

Харрис прижал руку к ране, когда снова одновременно рассмеялся и простонал:

— Нет, ты просто уморительная. Я определенно пьянею от твоей непочтительности, моя дорогая, бесстрашная дикая кошка.

— Не смей меня так называть! — зарычала она.

— Талия…

Она раздосадованно ударила себя кулаком по бедру:

— И этим именем меня не называй. Меня зовут Т.Ж. Нет, для тебя я доктор Берк. Нет, для тебя я никто. Поэтому вообще никак меня не называй! — Он снова попытался произнести ее имя, но она его прервала: — И запомни, что я не называла тебя спасителем и героем. Ты обыкновенный диктатор-преступник. Погоди! Раз тебя отправили меня спасать, вероятно, ты один из офицеров нижних чинов. Хотя в этом случае ты не становишься лучше своего начальства.

Харрис насторожился, затем медленно спросил:

— Ты не знаешь, кто я?

— Ты аль-Шалаан! — злобно выпалила она. — Это все, что мне нужно знать.

Интересно, если она догадается, кто он такой, изменит ли к нему свое отношение? Станет ли ласковее? На этот раз Харрис надеялся, что настроение Талии изменится к лучшему.

Вздохнув, он произнес:

— Я не просто аль-Шалаан. Я Харрис.

— Да, я слышала. Значит, просто Харрис?

— Ты действительно не понимаешь, кто я? Она прищурилась:

— Ты важная персона?

Он фыркнул, напрочь забыв о восторге:

— Третья по величине важная персона в стране.

Он видел, как Талия молниеносно сделала соответствующие выводы. Она по-прежнему на него пялилась, будто ожидая, что он откажется от своего заявления и опровергнет ее предположение.

Харрис выгнул бровь, вопросительно глядя на Талию. Ему вдруг захотелось, чтобы она наконец осознала, кто перед ней, и отреагировала соответственно.

Талия в изумлении тряхнула золотоволосой головой и несколько раз разомкнула и сомкнула губы. В конце концов она выдала:

— Ты тот самый Харрис аль-Шалаан?

— А есть другие Харрисы аль-Шалааны? А я-то думал, что являюсь единственным в своем роде.

— А я думала, что стереотипное восприятие блондинки уже давно в прошлом. Очевидно, в Зохейде все по-старому, если ты решил, будто я настолько глупа, что тебе поверю.

— На самом деле я считаю тебя очень умной и хорошо информированной. В общих вопросах. В данном случае, думаю, тебя жестоко дезинформировали.

— Отлично. Один из признаков высокого уровня интеллекта — непредубежденность. Так вот я и задаюсь вопросом, с какой стати второй сын короля и министр внутренних дел Зохейда участвует в поисково-спасательной операции по освобождению заложника?