-Ты что, на параде? Докладывай попросту…
-Посланник пропал, господин капитан!
Руднев, побагровев, бросился к трапу, матрос за ним.
-Он и начальник охраны исчезли во время первого накрытия, думают, что волной смыли!
Всеволод Федорович испустил несколько боцманских выражений, еще из эпохи парусного флота
- Сколько лет службы моей, и все пропало! Говорил я, Христом умолял Ивана Андреевича из каюты не выходить во время боя! Он что же думал, мы здесь маневры устраиваем?
На месте происшествия столпились матросы, впрочем, равнодушные к судьбе посланника. Причалил катер со спасенными, и моряки принимали на борт промокших, еще жадно хватающих воздух ртом итальянцев, немцев, французов и прочих горе - крестоносцев хлебнувших соленой водички почти перед самым Иерусалимом.
-Посланника за борт смыло – кричал на катер Руднев через жестяной рупор – Не подведите ребята, покидайте этих на борт, и ищите его. Без него не возвращайтесь – Республика нас не примет!
Обернувшись к вестовому, Руднев отослал его объявить семафором всем судам о пропаже посланника с просьбой немедленно объявить его поиски.
Успокоившись, он перекрестился и вытер платком потный лоб, как и все покрытый сажей.
-Ну, ничего, вода теплая, пловцы они неплохие – авось выплывут.
Спасенные толпились возле кормового орудия, оживленно переговариваясь и благодаря спасителей. Матросы поили их спиртом и хлопали по мокрым трясущимся спинам. Ни те, ни другие друг друга не понимали, но разговор у них выходил весьма оживленный. К Рудневу подошел командир кормового орудия и вкратце описал действия во время боя, уверяя, что именно его орудие нанесло решающую пробоину агарянскому броненосцу «Аль Каир». Руднев молча выслушал его и спросил о количестве раненных. Командир орудия показал на окровавленных санитаров, что-то тайком бросавших за левый борт. Приглядевшись, Всеволод Федорович заметил, как из окровавленной корзины падали руки, ноги, какие-то кровавые куски, тряпки.
Руднев снял фуражку и вздохнул.
- Флага мы не посрамили. Только какого черта мы ввязались в крестовый поход? Как ты говоришь, «Аль Каир» мы потопили, честь и хвала нашим комендорам, но ведь теперь война!
Папа, потеряв почти весь свой флот, мог радоваться – ему удалось ввязать Республику и Византию в свою кровавую бойню. Магометане ударят по Византии, по южным рубежам Республики, и вскоре сюда придет объединенный русско-византийский флот, который разобьет агарян. Получается, что не для себя – для папы разобьет.
Теперь уже действительно Три Рима идут в поход. Руднев как высшее должностное лицо после посланника, на свой страх и риск решил отправить радиограмму в Константинополь, а оттуда в Тмутаракань, а из нее в Киев и Москву. Радиограмму о том, что вероятно по вине или недосмотру посланника, Республика втянута в войну с арабским миром. Как не уважал Руднев Ивана Андреевича, как не защищал его от врагов внешних и внутренних, родину он предать ради друга не мог. Над мокрыми головами боярина Ивана и полковника Романова, вынырнувших на поверхность моря, сгущались тучи – радист уже отбивал депешу в Константинополь, и искры бегали по корабельной антенне.
С бала на корабль.
Теплые воды средиземного моря вытолкнули их на поверхность. Джакар, вдохнув воздух, увидел плавающие вокруг обломки. Метрах в пятистах белела корма старинного парового крейсера, объятого пламенем, по его корме шел ряд греческих букв. Вдалеке бухали орудия стоящих треугольником броненосцев, вокруг голосили тонущие моряки.
-Мать твою! С бала на корабль! – Джакара обдало брызгами далекого снаряда, взорвавшегося в море.
Иван Андреевич и Романов криками призывали Джакара к борту деревянного баркаса, вокруг которого собралось несколько десятков человек, и он поплыл к ним на одних руках.
Довольно долгое время они держались за деревяшку, крича что-то друг другу, но не слыша – вокруг падали снаряды, нацеленные на греческий корабль. От брызг и волн ничего не было видно вокруг. Сквозь мглу Джакар заметил, что крейсер больше не горит и дым, окружающий их, выходит из разрыва накренившейся дымовой трубы.
Как из небытия показался белый борт катера, и чьи то руки стали отрывать их от обломков и втаскивать на борт. Джакар слышал какую то непонятную речь и с удивлением смотрел на смуглых матросов, собиравших тонущих в свой катер. Перед ним показалась фляжка со спиртом, и Джакар к ней приложился, поблагодарив человека в белом халате. Тот с удивлением осмотрел его культи, и что-то затараторил сидевшему рядом Ивану Андреевичу.
Посол на том же непонятном языке ему ответил и пояснил Джакару
-Удивляется, почему у вас ноги заросли. Он думает их сейчас, в этом бою оторвало.
-А к кому мы попали? Языка не могу разобрать…
-К византийцам. Вот и корма их «Антропоса». Они уже знают, что я российский посланник, сейчас нас доставят на свой корабль. Только вот нашего «Николы Угодника» что-то не видно, не погиб ли уж он!
-Шиншилла как там со своим вертолетом…Не потонула ли?
Джакар мог себе представить, как вертолет, поднявшись до уровня воды, и выбросивший их катапультой сам захлебываясь сейчас тонет, а в нем сидит Шиншилла. Нет, этого быть не может – как только сработала катапульта, она опустила вертолет на землю, успела перед тем, как портал захлопнется.
Катер подошел к высокому борту «Антропоса» сверху кричали греки, спускающие в катер штормовой трап. Перед самым катером зияло отверстие диаметром около метра, через него виднелось закопченное нутро угольной ямы крейсера, и где-то вдалеке падал свет от второй пробоины. Джакар сказал Ивану Андреевичу, что удобнее попасть на корабль через эту дыру. Он перевел византийскому офицеру, но тот покачал головой и, подойдя к пробоине, стругнул об ее край толстую палку, продемонстрировав срез русскому посланнику – при сильной качке лезть в отверстие с бритвенными краями было небезопасно.
Оказавшись на палубе, Иван Андреевич истово перекрестился и облобызал икону, которую держал византийский поп, размахивающий кадилом. Джакар его примеру не последовал – его подняли с помощью петли и скоро отнесли в лазарет – к остальным безногим и безруким, обожженным и израненным.
Капитан Руднев встретил посланника довольно прохладно. Попросив офицеров корабля покинуть кают-компанию, он смачно выразился.
-Как это понимать, Иван Андреевич! Сейчас я не знаю, что делать - посадить вас в каюту под арест или, разделив с вами вину, продолжить идти в кильватере за Папой. Отданный вами приказ представляет собой объявление Республикой войны всему арабскому миру. Извините, что не по чину вас отчитываю, но даже вы не можете решать подобные вопросы. Я понимаю, вам это решение не просто далось – честно скажу, за день вы лет на пять постарели.
Боярин Иван удрученно сидел в кресле, размышляя.
- Приказ о начале локальных военных действий в моем ведении, Всеволод Федорович. К тому же мы лишь защищались – арабы обстреляли нас первыми.
-А какого черта наш крейсер шел в составе боевой папской эскадры?
- Так требует политика. В дальнейшем, я считаю, что… - Иван Андреевич хотел сказать, что скандал можно замять, с арабами, хоть и победившими, но со страхом ожидавшими новый крестовый поход, можно договорится, но сознание его снова выключилось, и он произнес жестко и властно.
-«Никола Мирликийский» идет с Римской эскадрой, а я передаю телеграмму на Мальту, о начале боевых действий. Я думаю, вернее сказать знаю, что византийский посланник поступит таким же образом, и наши свежие силы уничтожат арабскую эскадру. Я еще раз повторяю, что решение локальных конфликтов с применением военной силы Республики входит в мои полномочия, и вы Всеволод Федорович должны четко выполнять мои указания, тем более что ответственность за них в любом случае несу я один.
Руднев откинулся в кресле и смотрел на иллюминатор. Сейчас, пока светит солнце, он не сможет свободно покинуть эскадру, но впереди ночь, а «Никола», даже с полуразрушенными трубами даст добрых двадцать узлов хода.