^{Весь экипаж выбежал на палубу}

Тем не менее капитан быстро оделся и, взяв в карман плитку шоколада, вышел на палубу. Ветер сейчас же напал на него, разгоняя остатки сонной безмятежности. На вахте стоял Хэрджет. Седая голова Андерсона, склоненная над путевой картой, видна была в окошечко рубки.

— Все великолепно, капитан, — приветствовал Эффингхема молодой лейтенант, — и вас убаюкало на славу.

— Да, действительно на славу, — усмехнулся Эффингхем, зорко осматривая небо и море. Слои облаков как будто поднялись выше, и волны катились ровнее. Все показывало скорое ослабление шторма, передвигавшегося дальше к востоку.

В самом деле, к концу штормового дня Эффингхем со старым штурманом, выйдя после обеда на палубу, увидели, что буря исчерпывает последние силы. Ветер еще ревел и гудел над палубой, но с небом случилось внезапное и резкое превращение. Словно гигантский нож распорол толстое облачное одеяло от края до края горизонта. Серая пелена, заграждавшая простор океана, начала расползаться. Эффингхем направился было в рубку, чтобы подвести итоги дня, но был остановлен криком вахтенного с бака: «Судно слева по носу!»

Просвет в тучах проложил на поверхности моря широкую светлую дорогу. Северная сторона этого освещенного коридора медленно отступала. Неожиданно из серой завесы вынырнул корабль. Он был отчетливо виден с «Катти-Сарк». Корабль шел на зюйд-вест, почти параллельно курсу клиппера, и даль не могла скрыть огромных размеров судна. Смутная, сероватая окраска не давала возможности рассмотреть детали корабля. Длинный и низкий корпус раскачивался тяжело и медленно; выступающая верхняя часть носа зарывалась в волны. Почти в середине громадного корпуса торчала одинокая труба, казавшаяся непропорционально тонкой. В удалении от трубы едва виднелась тонкая мачта, насаженная на какие-то надстройки. Позади трубы было заметно еще одно сооружение, похожее на башню. Немного расширяясь наверху, башня заканчивалась тонкой и короткой мачтой. В тяжелой перевалке судна чувствовалась необычайная массивность, и все-таки шло оно со значительной скоростью.

— Это что за чудовище? — воскликнул Андерсон, смотревший без бинокля на странного незнакомца. Капитан опустил бинокль и ответил, слегка пожимая плечами:

— Это большой линейный корабль, но откуда он тут взялся, не понимаю. Да еще в такую погоду! Что вы скажете, Хэрджет? Это по вашей специальности страшилище?

Лицо лейтенанта было серьезно. Не оборачиваясь, Хэрджет говорил короткими фразами, точно рубил концы:

— Это большой линкор, очертания его мне незнакомы. Наверное, германский. На «Гнейзенау» непохож. Может быть, из двух самых новых, секретной постройки. Откуда он тут? Странно, что он один. Такие гиганты без свиты не ходят.

— А мотает его здорово, — произнес штурман со злорадством в голосе, — должно быть, круто приходится.

— Ну, опасности для такого чудовища нет никакой. Неудобства, правда, было бы много, если бы ему сейчас стрелять пришлось, а вообще — что ему океан! В нем тысяч 35 тонн, около 100 000 сил.

— Ух, громадина! — не удержался один из рулевых, с интересом слушавший разговор.

— Жаль, нет у нас радио, — сказал капитан, — я уж до того вошел во вкус парусного плавания, что в порту Элизабет не озаботился о приемнике, — впрочем, и денег было мало. А то поговорили бы мы с ним. Немцы ведь нам не враги.

— Погодите минуточку, капитан, — перебил Хэрджет, не отрывавшийся от бинокля, — Курс у него не совсем параллелен он сближается с нами. Смотрите, вот и военный германский флаг! Он только что поднял его!

— Хорошо, мы поднимем тоже наши звезды и полосы — теперь «Катти-Сарк» защищает флаг свободной Америки, — распорядился капитан Эффингхем.

Несколько минут все смотрели на свой флаг, трепетавший на бизани. Германский линкор очевидно приближался — отчетливее стали виднеться поднимавшиеся уступами башни, из которых торчали поднятые вверх стволы гигантских орудий.

— Что это за торчки такие, Хэрджет, вон там, на странной задней башенке, вы заметили? — спросил Эффингхем.

— Это катапульта для самолетов.

— Как, разве у него есть свои самолеты?

— Разумеется, целых три, — конечно, не для такой погоды… Стоп, они сигналят нам по международному коду, я сейчас, — и лейтенант впился через широкие стекла в нырявший вдали корабль. Все с любопытством уставились на него. Капитан медленно поднял бинокль к глазам, искоса глянул в сторону своего помощника, и вдруг опустил руку, пораженный бледностью, разлившейся по лицу лейтенанта.

— Что с вами, Хэрджет? — тревожно спросил Эффингхем,

— Прочтите сигнал сами, капитан, я, кажется, сошел с ума, — шепотом ответил Хэрджет.

Полный недоумения, Эффингхем всматривался в еле различимые флаги, трепетавшие на выступе сложной мачты немецкого корабля. Еще не успев до конца осмыслить набор буквенных символов, заключавший дикое, но совершенно категорическое требование, капитан почувствовал, что у него все сжалось и похолодело внутри от волнения перед громадным значением происходившего. Эффингхем повернул голову и встретился с расширенными от изумления, но уже спокойными глазами лейтенанта.

— Так, я не ошибся, — откашливаясь и стараясь придать звучность голосу, произнес он: — «Лечь в дрейф, остановить судно, оно будет затоплено». Это значит… Америка воюет с Германией, — докончил капитан. — А мы тут проплавали, ничего не зная, как в прошлом веке, без радио… Вот и расплата… Но он не поворачивает к нам, Хэрджет, а продолжает итти тем же курсом.

— Мы для него слишком мелкая добыча, капитан, и все равно не уйдем, он наверное дал уже знать по радио своим спутникам — миноносцам или легким крейсерам — они, видимо, отстали от него из-за шторма. Пока мы будем выполнять его распоряжение, какая-нибудь мелкая сошка подойдет и потопит «Катти-Сарк».

Капитан уставился на далекий линкор. Мысли лихорадочно спешили в его мозгу. Сокрушительная весть уже облетела клиппер, и весь экипаж выбежал на палубу без приказания. Отрывистые гневные восклицания, красные пятна на щеках и невольно сжимавшиеся кулаки выдавали гнев людей, сдерживаемый морской дисциплиной.

— Опять сигнал, капитан! — воскликнул Хэрджет. — Грозят открыть огонь, если мы не ответим немедленно.

— Поднимите сигнал — «ясно вижу», — приказал капитан, продолжая обдумывать свой рискованный план.

— Хэрджет, объясните-ка мне, такое волнение сильно мешает стрельбе? — Получив утвердительный ответ, капитан продолжал: — Какая скорость и какие орудия у этого линкора?

— Скорость наверное под 30 узлов; орудий восемь — скорее всего 406 мм, да еще штук 20 по 140 мм, потом зенитки и пулеметы. Главный броневой пояс миллиметров 356, — торопливо перечислял лейтенант.

— Дьявол с броней!.. А самолеты?

— В такую погоду не взлетят, — что-то сообразив, быстро отвечал лейтенант.

Эффингхем еще раз осмотрел море, мысленно измеряя расстояние до облачной стены на западе. Там уже сгущалась вечерняя мгла.

— Рискнем, друзья, — произнес капитан. — Есть единственный шанс, что немцы будут плохо стрелять — шторм нам лучший друг! Поднять сигнал «ложусь в дрейф» — все наверх, поставить все паруса, трюмсель тоже, и все лисели с правой. Право руля, отдай немного… — быстро сыпал распоряжениями капитан Эффингхем.

Прежняя задорная штормовая лихость охватила моряков перед грозной опасностью. Шансов уйти было мало. Как воплощение жестокости, разрушения и смерти, шла наглухо забронированная машина, грузно оседавшая на волнах. Там обученные разрушению люди зорко следили за клиппером в мощные оптические приборы. «Ладно, на первое время им покажется, что мы меняем паруса для дрейфа», — подумал про себя капитан.

Огромные полотна парусов развертывались одно за другим, матросы работали, как бешеные. Каждый курсовой парус, набирая в себя штормовой ветер, сообщал судну заметный толчок ускорявший его ход. Капитан, стоя близ штурвала, сдерживая лихорадочное нетерпение, считал секунды все нараставшей опасности. Вражеский линкор снова просигналил, но сейчас на это никто не обратил внимания.