В окружкоме партии комсомольцев поддержали. Никита Коломеец и другие активисты сумели доказать, что школа-мастерская быстро возместит расходы, понесенные на ее организацию. На Больничной площади, рядом с заводом "Мотор", пустовал большой полуразрушенный дом; до революции в нем помещалась еврейская религиозная школа - "талмуд-тора". Дом этот и прилегающие пустые постройки закрепили за фабзавучем. В полное распоряжение новой школы передали бесхозные токарные станки: в одном только бывшем винокуренном заводе Коломеец обнаружил их свыше десятка. То-то ликовали ребята, когда узнали, что смогут получить производственную квалификацию, не уезжая из родного города!

В горячем цехе учил нас формовке и заливке опытный инструктор, самый лучший из литейщиков "Мотора" - Козакевич. Довольно быстро под его руководством я уже мог самостоятельно формовать буксы для телег, шестереночки к сепараторам и даже один раз, практики ради, заформовал и отлил бюст австрийского императора Франца-Иосифа по модели, найденной мною после половодья на берегу реки Смотрич, под крепостным мостом. Правда, бакенбарды и усы у императора не вышли, медь не доползла до кончика носа, но все-таки бюстик наделал мне хлопот! Яшка Тиктор воспользовался случаем и назвал меня "монархистом" за то, что я-де "фабрикую изображения тиранов". Обвинение было настолько вздорным, что Коломеец на ячейке этого вопроса поставить не захотел, но все же, избегая лишних разговоров, я пустил курносого монарха на переплавку.

Успевали в своих цехах и мои приятели. Маремуха точил рукоятки для соломорезок и серпов. Из-под его рук на маленьком токарном станочке выходили и прекрасные шашки: прямо развинчивай суппорт, разделяй их и клади на доску играть. Саша Бобырь целыми днями копошился около моторов и прибегал к нам только в часы отливок - наблюдать, как рождаются болванки для поршневых колец.

Так мы учились и мечтали, окончив через полгода школу, поехать на заводы в большие промышленные города.

Все было бы отлично, если бы в наш город из Харькова вдруг не прибыл новый заведующий окружным отделом народного образования Печерица.

Не прошло и месяца со дня его приезда, как по фабзавучу загуляла новая поговорка: "Не было печали, так Печерицу прислали!"

Осматривая школы города, Печерица появился и у нас в фабзавуче.

Накануне была отливка. Мы загружали залитые опоки, выстукивали из них набойками сухой песок, пересеивали его на решетках, сбивали зубилами и молотками окалину с теплых еще, только что отлитых маховиков. В цехе было пыльно и жарко.

В шуме и грохоте мы не заметили, как в литейной появился низенький усатый человек в брюках галифе, высоких желтых сапогах и простенькой полотняной сорочке с вышивкой во всю грудь. Удивительные усы были у этого человека - рыжие, пушистые, свисающие вниз.

Окинув нас небрежным взглядом, но не поздоровавшись, усач прошел в шишельную и потрогал пальцем блестящую крашеную модель буксы. Он поглядел, прищурившись, на дыру от снаряда в потолке и мимоходом ударил ногой по чугунному маховику, как бы проверяя его прочность. Вороненый маховик загудел и покачнулся. Человек с усами придержал его и, так и не сказав никому ни слова, зажимая под мышкой ярко-желтый портфель, хозяйской походкой вышел из литейной на Больничную площадь.

- В следующий раз никого не пускать сюда без моего разрешения. Шатаются здесь всякие посторонние, а потом, глядишь, и модели сопрут, - узнав об этом посещении, распорядился наш инструктор Козакевич.

Больше всего в жизни Козакевич боялся, как бы у него не утащили модели шестеренок, выточенные из столетнего ясеня. Он одолжил их на своей старой работе, на заводе "Мотор".

...Двумя часами позже у нас в классе шли занятия по обществоведению. Коломеец рассказывал о государственном устройстве страны и по ходу занятий читал вслух статью на эту тему из газеты "Молодой ленинец".

Открылась дверь, и в класс вошел тот самый человек, что сегодня утром побывал в литейной. Думая, что он хочет через класс пройти в канцелярию школы, Коломеец, не обращая на него внимания, продолжал громко читать.

Тогда усач подошел к доске и, широко раздвинув ноги, сказал Коломейцу:

- Когда в класс входит ваш руководитель, вы обязаны доложить ему, чем занимаетесь.

Никита не растерялся.

- Если в класс входит руководитель, то он прежде всего здоровается... Что же касается вашего посещения, то я вас не знаю.

Уклоняясь от прямого ответа, усач сказал:

- Почему вы преподаете по-русски?

- Я не преподаю, а читаю статью из русской газеты, и меня все отлично понимают.

- А разве вы не знаете, что преподавание на Украине должно вестись исключительно на украинском языке?

- Повторяю вам: я не преподаю, а читаю статью.

- На Украине живут украинцы...

- Однако известно, что в городах Украины есть еще и русские. И я не вижу особого греха, если сейчас читаю по-русски: меня все понимают. Приходите к нам завтра - вы услышите, как мы будем читать статьи из газеты "Вiстi" на украинском языке. Милости прошу!

- Бросьте философствовать! Молоды еще! Прежде чем преподавать, вам надо выучить государственный язык...

- А вам прежде всего надо назвать себя, а потом делать замечания и отрывать меня и товарищей от занятий! - уже волнуясь, на чистейшем украинском языке сказал Никита, словно бы желая доказать наглядно, что он им отлично владеет.

- Может, вы еще, молодой человек, попросите меня удалиться из класса? ехидно улыбаясь, спросил усач.

- Да, попрошу! - неожиданно закричал Никита. - Вы прицепились ко мне, как репьяк до кожуха, только потому, что я разговаривал с ребятами на языке, которым писал Владимир Ильич Ленин. Вот в чем вся загвоздка... Слушайте, вы! Либо вы скажете, кто вы такой, либо мы все вместе покажем вам самую короткую дорогу отсюда! - И покрасневший Коломеец кивнул на окно.

- Боюсь, что вам очень скоро придется просить у меня прощения! зловеще сказал усач и, гордо встряхнув рыжей шевелюрой, вышел из класса.

- Так будет вернее! - крикнул ему вдогонку Никита и уже совсем другим, спокойным тоном стал читать статью.