Очевидно, они действительно не знали Керабана. Но зато друг Селим, племянник Ахмет, ван Миттен, Амазия знали его и хорошо понимали, что после всего происшедшего было невозможно заставить торговца изменить решение. Так что нужно было принимать ситуацию как она есть и не спорить, поскольку это только еще больше усложнило бы положение.

Все было столь ясно, что не требовалось никакого обсуждения.

— Ну что ж, дядя, вы правы, — сказал Ахмет.

— Абсолютно правы, — добавил Селим.

— Всегда прав! — подтвердил Керабан.

— Нужно сопротивляться несправедливым притязаниям, — сказал Ахмет, — сопротивляться, даже если бы это стоило вам состояния.

— И жизни! — прибавил Керабан.

— Так что вы хорошо сделали, отказавшись платить налог и показав, что вы сумеете добраться из Константинополя в Скутари, не пересекая Босфор…

— И не тратя десять пара, — добавил Керабан, — даже если бы это стоило мне пятьсот тысяч.

— Но я думаю, что вы не слишком торопитесь уехать? — спросил Ахмет.

— Слишком тороплюсь, племянник, — ответил Керабан. — Нужно, и ты знаешь почему, чтобы я вернулся до истечения шести недель.

— Хорошо! Но, милый дядя, вы могли бы уделить нам какие-нибудь восемь дней в Одессе?..

— Ни пяти дней, ни четырех, ни одного, — ответил Керабан, — даже ни одного часа!

Ахмет, видя, что натура Керабана берет верх, сделал Амазии знак вмешаться.

— А наша свадьба, господин Керабан? — сказала девушка, беря его под руку.

— Твоя свадьба, Амазия, — ответил Керабан, — никоим образом не будет отложена. Нужно, чтобы она состоялась до конца будущего месяца. Отлично, она состоится! Мое путешествие не отсрочит ее ни на день… при условии, что я уеду, не теряя ни мгновения.

Так рухнула постройка из надежд, которую все возвели на основе неожиданного прибытия господина Керабана. Свадьба не будет ни ускорена, ни отсрочена, говорит он. Но кто может поручиться, что случайности столь долгого и трудного путешествия не помешают задуманному?

Ахмет не смог удержать жест досады, который, к счастью, не был замечен его дядей. Не увидел Керабан и облачка, омрачившего лоб Амазии, как не слышал бормотание Неджеб:

— Вот негодный дядя!

— Впрочем, — прибавил торговец тоном человека, не привыкшего к возражениям, — впрочем, я рассчитываю, что Ахмет будет меня сопровождать.

— Черт! Вот прямой удар, который трудно парировать! — сказал вполголоса ван Миттен.

— Его и не парируют, — ответил Бруно.

В самом деле, Ахмет как будто получил удар в солнечное сплетение. Амазия, пораженная объявлением об отъезде своего жениха, неподвижно застыла рядом с Неджеб. А та, в свою очередь, готова была вырвать глаза у господина Керабана.

В глубине галереи капитан «Гидары» не пропустил ни слова из этого разговора. Было очевидно, что дела принимали благоприятный оборот для его планов.

Хотя у Селима было мало надежды изменить решение своего друга, он все же счел себя обязанным вмешаться и сказал:

— Это необходимо, Керабан, чтобы ваш племянник путешествовал вокруг Черного моря?

— Необходимо? Нет, — ответил Керабан, — но я думаю, что Ахмет без колебаний захочет сопровождать меня.

— Но… — заговорил снова Селим.

— Но? — переспросил дядюшка, уже начиная стискивать зубы, как это случалось с ним в начале всякого спора.

Минутная тишина, последовавшая за последними словами господина Керабана, показалась бесконечной. Ахмет так и не решился возразить дяде и попытался успокоить Амазию. Он шепнул ей, что, как ни огорчителен этот отъезд, лучше все же не сопротивляться. Без него в путешествии могут произойти всякого рода задержки. А при его участии поездка, напротив, может закончиться гораздо быстрее: ведь он в совершенстве знает русский язык, и это поможет не потерять ни дня, ни часа. Кто, как не он, Ахмет, сумеет заставить дядю ехать быстрее, чего бы это ему самому ни стоило? В любом случае Керабан окажется на левом берегу Босфора до конца будущего месяца, и ничто не помешает Амазии в свой срок получить по теткиному завещанию значительное состояние.

У невесты не было силы, чтобы сказать «да», но и она понимала, что это будет лучшим решением.

— Хорошо, дядя, договорились, — сообщил Ахмет. — Буду вас сопровождать и готов ехать, но…

— А! Никаких условий, племянник!

— Пусть так, без условий! — ответил Ахмет, а про себя он добавил: «Я сумею заставить тебя побегать, даже если от воплей зайдешься, упрямейший из дядей!»

— В дорогу же, — сказал Керабан.

И, обернувшись к Селиму, с новой энергией вопросил:

— А рубли в обмен на мои пиастры?

— Я вручу их в Одессе, до которой буду сопровождать вас, — ответил Селим.

— Вы готовы, ван Миттен? — спросил Керабан.

— Как всегда.

— Итак, Ахмет, — продолжил Керабан, — поцелуй свою нареченную, поцелуй ее хорошенько, и поехали!

Ахмет уже обнимал невесту, и Амазия не могла сдержать слез.

— Ахмет, мой дорогой Ахмет, — повторяла она.

— Не плачьте, дорогая Амазия! — уговаривал Ахмет. — Если наша свадьба не ускорилась, то она не будет и отложена. Обещаю вам это… Я булу отсутствовать только несколько недель.

— Дорогая хозяйка, — сказала Неджеб, — хоть бы господин Керабан сломал себе ногу или обе, прежде чем выйти отсюда! Хотите, чтобы я занялась этим?

Но Ахмет приказал молодой цыганке соблюдать спокойствие, и хорошо сделал: Неджеб была способна на все, чтобы остановить этого несносного дядюшку.

Наконец последние возгласы прощаний и поцелуи закончились. Все чувствовали себя взволнованно. Даже голландец испытывал нечто вроде сердечного стеснения. Один господин Керабан не видел или не хотел видеть всеобщей растроганности.

— Карета готова? — спросил он у Низиба, который как раз в этот момент вышел на галерею.

— Карета готова, — ответил Низиб.

— В дорогу! — сказал негоциант. — А, господа современные османы, одевающиеся по-европейски! А, господа новые турки, не умеющие больше быть жирными!

Именно в этом, очевидно, и заключался непростительный грех в глазах господина Керабана.

— А, господа ренегаты[151], подчиняющиеся предписаниям Махмуда! Я покажу, что есть еще старые верующие, над которыми вы никогда не восторжествуете!

Никто господину Керабану не противоречил, и тем не менее он воодушевлялся все больше и больше.

— А, вы стремитесь монополизировать Босфор для своей выгоды! Отлично, я обойдусь без пролива! Наплевать мне на ваш Босфор! Что, ван Миттен?

— Я ничего не говорю, — пожал плечами ван Миттен, который и правда даже рта не раскрывал.

— Ваш Босфор! Их Босфор! — продолжал господин Керабан, протягивая руку в сторону юга. — К счастью, там Черное море! У него есть побережье. И оно существует не только для водителей караванов. Я пойду по нему, обогну его! Э, друзья мои, можете ли вы только представить себе кислую гримасу, которую состроят правительственные служащие, когда они увидят меня на высотах Скутари! Меня, не бросившим даже полпара в их чашку нищих администраторов!

Нужно признать, что господин Керабан был великолепен, произнося эти грозные проклятия.

— Идемте, Ахмет! Идемте, ван Миттен! — воскликнул он. — В дорогу! В дорогу! В дорогу!

Он был уже в дверях, когда Селим остановил его.

— Друг Керабан, — сказал он, — одно простое соображение.

— Никаких соображений!

— Хорошо, одно простое замечание, которое я хотел бы сделать вам.

— А у нас есть время?

— Послушайте меня, друг Керабан. Закончив это путешествие вокруг Черного моря и прибыв в Скутари, что вы будете делать?

— Я?.. Ну я… я…

— Вы, я полагаю, не собираетесь обосноваться в Скутари навсегда, забыв о Константинополе, где, как-никак, ваш торговый дом?

— Нет… — ответил Керабан, поколебавшись какое-то время.

— В самом деле, дядя, — заметил Ахмет, — коль скоро вы упорствуете в том, что больше не пересечете Босфор, наша свадьба…