Советский читатель несомненно с большим интересом и пользой для себя ознакомится с книгой, которая раздвигает плотный занавес, скрывавший до недавнего прошлого эту горную страну.

Перевод дается с незначительными сокращениями.

И. Юриванов

Эта книга — плод навязчивой идеи. Сорок лет назад, когда меня назначили в гуркхский полк, я ничего не знал о людях, с которыми столкнула меня судьба. Но в те безумные дни[1] с меня было достаточно и того, что я убрался из Франции, чтобы принять участие в военных действиях на более спокойном палестинском фронте, где меня и застал конец войны. Все дальнейшее началось с отсутствия корабля, который должен был доставить нас обратно в Индию; и вот, чтобы как-то заполнить месяцы ожидания, я стал интересоваться нравами и обычаями людей, служивших под моим началом. Труднее всего было с языком: тогда мои познания в непали ограничивались несколькими воинскими командами, без которых невозможно было обойтись.

У гуркхов есть одна очень привлекательная черта: они не могут долго оставаться серьезными: малейший пустяк вызывает у них улыбку. Кроме того, гуркхи не любят насмехаться над людьми; поэтому, когда они смеялись над моими неумелыми попытками завести с ними разговор, я не обижался.

Я понимал, что они смеются вместе со мной, а не надо мной. Тогда я и решил, что мне нужно как можно скорее изучить их язык.

Вскоре по возвращении в Индию я был назначен командиром батальона. Когда однажды из штаба армии пришел приказ об утверждении должности помощника офицера по вербовке, я стал претендовать на это место. Больше желающих не оказалось: вербовка считалась в армии тихой заводью, и молодые честолюбивые офицеры старались избегать подобных назначений, но я считал, что именно это мне и нужно.

Вербовочный центр находился в Горакхпуре. Это важный железнодорожный узел в той части Индии, которая называлась тогда «Объединенные провинции»[2], в пятидесяти милях от границы с Непалом (с границей его связывает несколько коротких железнодорожных веток). Британским офицерам запрещался въезд в Непал, который тогда был закрытой страной, поэтому предварительный набор рекрутов производили солдаты-гуркхи — их откомандировывали для этой цели из полков. Горакхпур в этом отношении оказался удобным местом: отсюда легко можно было достичь западных предгорий. Кроме того, в Горакхпуре выплачивались пенсии, и в зимние месяцы в этом городе все время находилось не меньше тысячи гуркхов. Когда я приехал в Горакхпур, в связи с демобилизацией у вербовочного центра было много работы; через Горакхпур возвращались домой солдаты-гуркхи. Мы начинали в шесть утра и часто засиживались до темноты. Все дела (например, весьма запутанные претензии вдов на пенсии) приходилось вести на языке непали, а я знал его еще довольно плохо.

В связи с увеличением объема работы в Горакхпуре командование решило временно создать еще одно отделение вербовочного центра в Лахерия Сераи, уединенной деревне к востоку от Горакхпура, в провинции Бихар. Начальником этого отделения назначили меня, и впервые в жизни я очутился один в незнакомом окружении. Целый год я не видел ни одного человека, знающего английский, зато, не прилагая к тому особых усилий, постепенно освоил непали. Теперь, когда мне случалось заезжать в свой полк, поначалу было очень странно говорить по-английски.

Наш лагерь в Лахерия Сераи раскинулся в манговой роще, и зимой, когда устанавливалась ясная и солнечная погода, по утрам я часто на расстоянии двадцати-тридцати миль хорошо видел почти весь Центральный Непал. На первом плане — узкая полоска тераев[3], далее — гряда за грядой вырисовывались предгорья, возрастающие по высоте, и совсем далеко мерцала гигантская стена Гималаев. Хотя «ас разделяло не более ста миль, хребты их казались далекими и недоступными. В свободное время я часто разглядывал эту запретную страну, и чем больше мои солдаты рассказывали о своей жизни в горах, тем сильнее мне хотелось побывать там. Я знал, что это невозможно, но в моей душе росла решимость совершить когда-нибудь путешествие по Непалу. Я понимал, что это всего лишь праздная мечта, но избавиться от этого непреодолимого желания не мог, и оно терзало меня все последующие годы.

Между тем я прилежно изучал все что мог, об этой стране, и постепенно за вечерними разговорами вокруг бивачного костра приобрел солидные теоретические познания по географии Непала. По роду службы мне часто приходилось разъезжать вдоль индийской границы и иногда, если я был уверен, что меня не обнаружат, я нарушал запрет и проникал на несколько миль в глубь территории Непала. Раз или два гуркхи подбивали меня пойти с ними подальше в горы. Ничего не было легче: ведь граница между Индией и Непалом не охранялась, как она не охраняется и сейчас, и, отважившись на это путешествие, надо было только избегать известных торговых путей, на которых расположены сторожевые посты. Тем не менее рано или поздно эти проделки выплыли бы наружу, и я не хотел брать на себя ответственность за суровое наказание, которое неизбежно понесли бы мои проводники. Кроме того, у меня, как и у всякого офицера в армии, было хорошо развито чувство дисциплины, которое не позволяло пренебрегать приказами.

К концу года работы стало поменьше. Демобилизация закончилась, и мне было приказано свертывать лагерь и возвращаться в Горакхпур. Тогда я еще не знал, что меня послали в Лахерия Сераи главным образом потому, что в лихорадочной обстановке вербовочного центра моя неопытность больше мешала работе, чем помогала ей, и у опытных офицеров не было времени обучать меня. Однако, когда я вернулся, обо мне сложилось мнение, что я самостоятельно проделал полезную работу, и меня даже наградили.

Брук Норти, старший офицер по вербовке, время от времени посещал Катманду; там он совещался с британским резидентом и наносил визиты вежливости махарадже. Когда я вернулся в Горакхпур, он как раз собирался ехать туда через две недели и предложил мне договориться с командованием о том, чтобы меня послали в качестве его сопровождающего.

В последующие годы мне не раз случалось бывать в Катманду, но я никогда так не волновался, как во время моего первого путешествия туда. В наши дни самолеты почти ежедневно совершают рейсы из Дели и Калькутты в Катманду; полет этот занимает не больше двух часов. В ясную погоду с борта самолета открывается совершенно неповторимый вид на Гималаи, поэтому этот перелет можно смело назвать одним из самых эффектных воздушных путешествий в мире. Но тогда путь от индийской границы до Катманду мы проделали пешком за три дня. И я до сих пор уверен, что такое постепенное приближение к цели путешествия значительно приятнее. Первая встреча с этим единственным в своем роде городом всегда потрясает, но мне кажется, что Катманду более щедр к тем, кто приближается к нему медленно.

Из Раксаула, который расположен всего в нескольких Сотнях ярдов от границы, узкоколейная железная дорога (до сих пор единственная в стране) идет через тераи к Амлекхганджу; здесь начинаются предгорья. Мы провели ночь на постоялом дворе в Раксауле и с рассветом отправились в путь. Граница не была обозначена, и ничего похожего на таможенный досмотр не производилось. Встречал нас начальник станции, которого кто-то предупредил о нашем приезде. Миниатюрный поезд был набит до отказа, на площадке локомотива толпились пассажиры, а некоторые из них забрались даже на крыши вагонов. Тем не менее это не представляло никакой опасности; когда мы в конце концов тронулись, поезд ни разу не превысил десяти миль в час. Пассажиры входили и выходили прямо на ходу, подбадриваемые добродушными возгласами тех, кто ехал дальше. Насколько я мог судить, очень немногие путешественники позаботились о билетах, но это никого не беспокоило.