На следующий день, через час после отправления, мы пришли в довольно большую деревню, решив остановиться здесь и добыть сигарет. Около простенькой лавки стоял, беседуя с приятелем, хорошо одетый молодой человек в европейской обуви. Пожилой почтенный крестьянин приблизился к этой паре, не произнеся ни слова, опустился на колени и, посыпая себя пылью, коснулся лбом башмаков молодого человека. Брахман — а этот молодой человек был брахманом — не подумал обратить внимание на столь униженное приветствие и продолжал свой разговор. Через некоторое время он соблаговолил заметить наше присутствие и обратился ко мне на ломаном хиндустани, но, когда я ответил ему на непали, мгновенно оставил свой покровительственный тон и стал подобострастным. Я сразу почувствовал к нему антипатию. Чувство это усугубилось, когда позднее он стал пытаться снискать наше расположение. Однако я все-таки спросил его, почему он не обратил внимания на смиренное приветствие старика.

— Буду я отвечать ему! — сказал он, — Я брахман, человек высокого рождения, а он простой крестьянин, да еще и мой должник.

К рождеству мы добрались до Таркугхаты. Это небольшая грязная деревня с несколькими лавками. Значение ее определяется тем, что здесь через быструю Марсенгди, одну из крупнейших рек Непала, перекинут мост. Как и другие мосты во внутренних районах страны, он был привезен из Англии около пятидесяти лет назад; и так же, как и большинство мостов, его не красили и не ремонтировали со дня постройки. Настил его почти совсем сгнил и в нем зияли огромные дыры, прикрытые кое-как бамбуком. Переходить этот мост приходилось с большой осторожностью. Когда путешествие уже шло к концу, нам стали попадаться мосты, которые из-за отсутствия должного ухода окончательно развалились — починить их было невозможно. Я спросил местного старосту, почему это произошло. Он пожал плечами.

— Это не входит в мои обязанности.

Не доходя до Таркугхаты, мы наткнулись на деревенскую школу, одну из немногочисленных школ, которые были недавно созданы во внутренних районах страны. Здания у нее не было, и дети, смешанная группа мальчиков и девочек, сидели под деревом, хором повторяя свой урок. Учитель, полуобразованный брахман, заставлял их заучивать наизусть священные индуистские тексты, даже не пытаясь объяснять их. Осуждать его не следует: в ходе разговора с ним мы поняли, что и самого брахмана думать никогда не учили. Его жалованье, составляющее несколько шиллингов в месяц, не выплачивалось ему с момента назначения, то есть уже больше года. В горах Непала существует настоятельная необходимость в начальном образовании, и, хотя в тех деревенских школах, которые мы видели, преподавание велось абсолютно неправильно, следует помнить, что несколько лет назад за пределами Непальской Долины нельзя было вообще получить какое-либо образование.

Несмотря на просьбы носильщиков, мы отказались остановиться в деревне и нашли прекрасное место для лагеря с видом на далекие вершины в нескольких сотнях ярдов от нее вверх по реке. Едва мы устроились, как появился пожилой человек и уселся на корточках перед палаткой. Я вежливо попросил его уйти, но он притворился, что не понимает меня, после чего я велел Анг Даве прогнать его. Уже вечером, когда мы готовились ко сну, этот человек ворвался к нам в палатку.

— Послушайте, — сказал он, — я брахман и я не привык, чтобы со мной обращались так неуважительно. У вас, конечно, есть разрешение на путешествие по нашей стране. Но вы плохо знаете наши обычаи, и я должен указать вам, что путешественники обычно делают подношения нашему храму. Вы — богатые иностранцы, но с меня хватит пятидесяти рупий.

Нам так понравилось это место, что мы решили остаться здесь еще на один день и побродить по реке. Когда мы вернулись к полудню, старый брахман снова ждал нас, сидя неподвижно на корточках возле палатки, как черный ворон, ожидающий добычи. Он был здесь с утра и, несмотря на просьбы Анг Дава, уйти отказался. Я вежливо дал ему понять, что его присутствие здесь нежелательно. Он никак не прореагировал на мои намеки; тогда я приказал ему оставить нас в покое. Преувеличенное мнение о своем высоком происхождении он сочетал с дурными манерами недоучки.

— Почему я должен уйти? — захныкал он. — Ведь я не сделал вам ничего плохого!

Когда я наконец стал решительно гнать его, он рассердился и выпустил последний заряд.

— Я по крайней мере чист, — сказал он, — и сейчас буду совершать свое ежедневное омовение в реке.

Он побрел к ближайшей луже пониже нашего лагеря, снял башмаки и уселся на камень у воды. Некоторое время брахман шевелил губами в беззвучной молитве, сложив руки ладонями вместе. Потом он опустил ноги, так что кончики пальцев едва коснулись воды, обулся и побрел прочь, бросая угрожающие взгляды в нашу сторону.

— Он сумасшедший, — сказал потом Анг Дава, — да и вообще эти брахманы — проклятье нашей страны.

Мы прошли по шаткому мосту и сразу же оказались перед крутым склоном; к тому времени мы уже привыкли к непрерывным подъемам и спускам. В окрестностях Таркугхаты мы встретили почтальона — за спиной у него была сумка с письмами, а в руках — палка со связкой колокольчиков на верхнем конце, звон их предупреждал жителей о его приближении. Он сообщил нам, что ему повезло, так как зарплата почтальона недавно повысилась с тридцати до тридцати пяти рупий в месяц; хотя, добавил он, последние восемь месяцев никакой платы он не получал. Я спросил его, зачем же он тогда утруждает себя работой. Вопрос был наивным, я прекрасно знал, что, как прочие государственные служащие, он мог получать известный доход, вымогая взятки, но меня интересовало его собственное объяснение.

— Я работаю, — сказал он, — потому что, если откажусь, на мое место назначат кого-нибудь другого, а так у меня всегда есть надежда, что когда-нибудь они выплатят мне деньги.

В Непале уже давно существует внутренняя почтовая служба, в некоторых деревнях мы видели красные почтовые ящики — точные копии английских, но почту из них вынимают нерегулярно, и иногда письма лежат несколько месяцев, прежде чем отправиться в путь.

В тот же день мы встретили старого тибетца с двумя молодыми учениками. Даже Анг Дава (язык шерпов близок к тибетскому) с трудом понимал его. Как оказалось, старик отправился в путь из деревни неподалеку от Лхасы два года назад. Собирая подаяние, он шел в Катманду, надеясь спокойно провести там остаток своих дней. Он предложил нам купить какие-то жалкие безделушки, но милостыню не просил. Мы подарили ему несколько рупий и пожелали счастливого пути.

Ночь мы провели на краю небольшой деревни, которая расположилась на вершине холма. Палатку пришлось натянуть на крошечном участке сжатого поля; она едва поместилась там, но в наступающей темноте мы не смогли найти ничего лучшего. На рассвете нас неожиданно разбудили звуки горна. Снявшись с лагеря, мы поднялись к перевалу и увидели воинскую часть, развлекавшую жителей веселыми песнями и танцами. Часть эта направлялась в Покхру, чтобы сменить батальон, который должен был вернуться в Катманду. Командовал ею капитан; оказалось, что он начинал свою военную службу стрелком в том самом полку, где служил и я, но только много лет спустя после моего ухода из армии.

Тропа была узкой. Чтобы избежать толкотни, мы решили пропустить воинскую часть вперед, переждав полчаса: они везли свой багаж на мулах и двигались гораздо быстрее нас. Кунча расположена на границе двух административных районов; хотя в ней насчитывается не больше дюжины домов, там есть даже небольшое правительственное учреждение. Несчастный с виду чиновник, присланный сюда из столицы, решил показать свою власть и потребовал визы. За время путешествия это был единственный случай, когда кто-то усомнился в нашем праве на передвижение по стране. Удостоверившись, что все наши бумаги в порядке, он стал очень дружелюбен и предложил по чашке чая. Чиновник пожаловался, что жизнь его в Кунче сплошное наказание невесть за что. Никаких развлечений нет, з все местные жители поголовно неграмотны. Он умолял меня замолвить за него слово, когда мы вернемся в Катманду, чтобы его сменили. Что угодно, только не это безнадежное существование.