— Как на диване!

— Подать подушечку? — заботливо склонившись над Сверчковой, спросил Тутарев. — Принести чашечку какао? Телевизор выключить? Может быть, пододвинуть поближе торшер?

— Ах, Вовка, я бы с удовольствием очутилась сейчас… — Она вздохнула. — Понимаешь, чтобы была совсем-совсем пустая комната…

— В комнате? А я бы и в сарае согласился. Пусть даже с дырявой крышей. И чтобы в это время шел проливной дождь.

Вовка сел рядом с лежавшей девочкой и замолчал, грустно разглядывая Кшуа. Тот как ни в чем не бывало полулежал в дальнем углу пещеры, облокотившись на какой-то замшелый круглый камень, возле которого блестело копье. Дубина находилась у ног дикаря.

— А вот ему и здесь хорошо, — кивнула на Кшуа Сверчкова.

— Что поделаешь: неандерталец! Культуры он и не нюхал.

— Страшно подумать, Вовка. Человеку, наверное, в два раза больше лет, чем тебе или мне, а он даже какой-нибудь одной разъединственной буковки не знает, не то чтобы прочесть хотя бы простое слово.

— А уж о таблице умножения и говорить нечего.

— Кшуа, — строго спросила Галка, — сколько будет дважды два? Не спеши, не спеши, подумай!

— Кшуа ай, — закивал неандерталец, — Офх ай, Аль ай!

— Ай-яй-яй, — укоризненно покачал головой Вовка, — такой большой дяденька, а ни бельмеса не смыслишь!

— Он бы у нас в школу взрослых ходил, — улыбнулась Галка.

— Ого! Ему еще до школы учиться и учиться. И потом в вечерних школах, по-моему, нет первого класса.

— А он сначала посещал бы подготовительное отделение.

— Подготовительное, — повторил Тутарев, и лицо его вдруг оживилось. — Знаешь, Галка, по-моему, ты когда-то предлагала обучать неандертальцев русскому языку?

— Кажется.

— Так вот, у меня есть предложение: давай начнем с Кшуа! Он, конечно, дубина, но если серьезно заняться…

— Кшуа пхаа, — услышав свое имя, сказал неандерталец.

— Пхаа, пхаа, — строго повторил Тутарев. — Кончай отдыхать, начнем работать! Яудж!

Кшуа беспрекословно повиновался и пододвинулся к Вовке на расстояние вытянутой руки.

— Послушай, Тутарев, — сказала девочка, — это что же, ты учителем заделался?

— А что?

— Смешно.

— Ничего смешного не вижу.

— Конечно, смешнб — ученик четвертого…

— Пятого!

— Ну и пусть. Ученик пятого класса, и вдруг — учитель.

— Так это я для тебя — ученик пятого класса, а для него я настоящий академик, понятно?

— Понятно, — сказала Сверчкова и, не сдержавшись, фыркнула. — Академик Тутарев начинает свою первую лекцию. Давай, давай, посмотрим, что у тебя получится!

Галка приподнялась и, перейдя в сидячую позу, с такой внимательностью приготовилась слушать, что Вовка, взглянув на нее, даже закашлялся от смущения.

— Ну, ладно, — строго нахмурив брови, проговорил Вовка. — Начнем. Кшуа, повторяй за мною: мама дома.

Дикарь преданно глядел в глаза Вовке, «о молчал.

— Кшуа! — повысил голос мальчик. — Скажи: мама дома- Ну!?

— Ну! — повторил Кшуа и беспомощно оглянулся на Галку.

— Академик Тутарев, — сказала Сверчкова, — вы делаете успехи — ваш ученик уже научился нукать!

— Сверчкова, не мешай! И вообще — помолчи минут сорок.

— А ты молчал на уроках?

— Не мешай! Кшуа, повторяй за мною: мама дома. Ну?

Кшуа еще раз взглянул на девочку и очень жалобно произнес:

— Ну-у…

— Эх ты, учитель. — 'вздохнула Сверчкова, — ты еще бы попросил Кшуа повторить за тобою слово электрификация! Надо начинать с самого простого. Кшуа, — повернулась она к дикарю, — скажи: ку-ку.

— Уку! — повторил неандерталец, но тут же его лицо стало озабоченным, и он, как бы снисходительно положив руку на плечо девочки, произнес: — Ук!

Ребята молча переглянулись. В глазах Вовки появилось такое разочарование, что можно было подумать, будто он уже готов отказаться от дальнейшей педагогической деятельности и всю заботу об образовании Кшуа возложить на плечи Сверчковой. Впрочем, у девочки состояние было абсолютно одинаковое.

Пока ребята удрученно молчали, Кшуа подполз на четвереньках к краю пещеры и высунул голову 'наружу. Внимательно посмотрев сначала в одну, потом в другую сторону, он вернулся обратно и сел на корточки перед Вовкой и Галкой. Теперь лицо его было удивительно спокойным.

— Продолжим. — хмурясь произнес Вовка. — Кшуа, повтори: мама дома.

— Ах, Вовка, — вздохнула Сверчкова, — надо же по слогам, будет легче. Вот смотри! Кшуа, скажи: ма-ма, ма-ма. И она подняла вверх правую руку с вытянутым указательным пальцем, как это делала учительница немецкого языка объясняя урок.

— Ма-мам! — громко повторил неандерталец, преданно глядя в глаза девочке-Мамм!

— Понял? — повернулась к Вовке Сверчкова. — Он уже кое-что понимает! Кшуа, повтори: ма-ма.

— Мамм! — еще громче произнес Кшуа и указательным пальцем правой руки постучал по указательному пальцу левой.

— Да-а-а, — протянул Вовка, — он уже действительно кое-что понимает. Теперь он знает, что «мамм» — это всего-навсего палец! Если так дело будет двигаться дальше, то через пятьдесят лет Кшуа перейдет к изучению алфавита, а еще через двадцать пять начнет читать по слогам.

— Он совсем не виноват, — сказала Сверчкова. — Это мы с тобою никудышные учителя. Наверное, настоящий учитель сумел бы ему кое-что вдолбить.

— А ну-ка, попробуем еще разок, — упрямо сдвинул брови к переносице Вовка — Послушай, Кшуа, учись считать! Это совсем легко — раз, два, три… Кшуа, скажи: раз!

— Ас! — повторил дикарь, не отрывая взора от мальчика.

— Молодец, Кшуа! — радостно воскликнул Вовка и от избытка чувств хлопнул неандертальца по плечу. — Молодец.

— Дес! — улыбнулся неандерталец и тут же повторил жест своего учителя. В результате такого прилежания ученика Вовка Тутарев уже через секунду лежал в дальнем углу пещеры и потирал ушибленную голову.

— Кшуа делает успехи! — сказала Сверчкова, невольно отодвигаясь от неандертальца.

— За такие успехи я бы ему и двойки не поставил.

Галка заметила, что после категорического высказывания Тутарева о способностях Кшуа на лице дикаря отразился ужас.

— Ты его перепугал своей двойкой, — улыбнулась девочка.

Между тем Кшуа, внимательно прислушиваясь к чему-то, подполз к краю пещеры и, быстро выпрыгнув из нее на тропу, глухим негромким голосом позвал:

— Офх, джжий! Аль, джжий!

Когда ребята проворно вылезли из пещеры, их взору представилась жуткая картина: прямо на них с дубиной, поднятой над головой, шел Уау, а за ним двигались охотники племени Каа муу.

То, что теперь нечего было и надеяться на спасение, стало ясно уже в ту сотую долю секунды, которая потребовалась ребятам для оценки создавшейся ситуации. Ситуация же сложилась кристально четкой: Вовка, Галка и Кшуа даже при самом высшем проявлении героизма не могли рассчитывать хотя бы на ничейный исход в стычке с двадцатидубинной ватагой неандертальцев. Особенно отягощало положение ребят то, что им, конечно, никто из охотников племени Каа муу не сможет простить спасения Кшуа.

Вовка взглянул на Кшуа и, несмотря на щемящую тоску в сердце, ощутил прилив мимолетной бодрости. Дикарь быстро справился со страхом. Видимо, уяснив, что теперь терять уже нечего, кроме своей жизни, он принял позу, не сулившую ничего приятного тому, кто к нему приблизится на расстояние вытянутой руки. Галка тоже заметила эту перемену.

— Отойди назад, — повернулся к девочке Вовка. — Я попробую пока заморочить им голову.

Сверчкова беспрекословно повиновалась, на какую-то минуту забыв, что Вовка ее подшефный.

Вовка сделал шаг вперед и, собрав в кулак свою волю, улыбнулся.

— Каа муу! — воскликнул он удивительно звонким для такой ситуации голосом. — Зуу хриа!