Белка легко привыкает к людям. Если ее не тревожат, да еще и заботятся о ней, она совершенно теряет страх перед человеком, безбоязненно идет к нему. Содержащиеся в квартирах зверьки до того свыкаются с необычной обстановкой, что считают людей гостями на своем участке обитания.

О, как было бы приятно держать милую неугомонную хлопотунью в квартире, если бы она была хоть немного поспокойнее, не металась бы без устали со стенки на гардероб или антресоли, со штор на горку посуды, с телевизора на вашу голову, если бы не оставляла следы своих острых зубов на книгах и полировке мебели, не растаскивала бы кухонные запасы продовольствия и не раскладывала по самым неожиданным местам — в книжные шкафы, в обувь, в бельевой шкаф, телевизор, даже под простыни и подушки; если бы не выворачивала карманы у хозяев, а еще хуже — у гостей и не утаскивала бы из них платки, кошельки, сигареты, спички и прочее.

Беличье колесо удобнее и надежнее. Она носится в нем, вертится, грызет, цокает, урчит. Следит за вами, постоянно чего-то ожидая. Ест почти все: печенье, сливочное масло, конфеты, зефир. Но жизненно необходимы ей поливитамины и рыбий жир, всевозможные семечки и орехи. В клетке должен быть обязательно кусок мела или дерева: белке необходимо постоянно что-то грызть, потому что ее красивые оранжевые резцы растут всю жизнь и их надо регулярно стачивать, а то, чего доброго, и рот не закроется.

Но как бы хорошо ни было белке в квартире, ее место все же в лесу.

Однажды в ноябре мы вели полевые работы в верхнебуреинской тайге. Темно-белые силуэты деревьев смотрелись на густо-синем вечернем небе так рельефно и контрастно, что все потянулись к фотоаппаратам, хотя для съемок света было явно мало. Постепенно сумерки сгущались, и вдруг рядом с зимовьем мы увидели летягу. Голубовато-сереньким комочком она примостилась на свободной от снега ветке пихты, объедая ее иголки. Нас она изредка осматривала большими и темными глазами.

Когда мой товарищ попытался подойти к летяге поближе, приседая и настраивая фотоаппарат, она вдруг легко и изящно оттолкнулась от пихты, широко распростерла все четыре лапки, туго натянув между ними с обеих сторон от тела бархатные перепонки, расправила длинный пушистый хвост и красиво спланировала, плавно снижаясь, ловко лавируя меж деревьев.

Подлетев к стволу большой ели метрах в двадцати от нас, летяга приняла вертикальное положение, сложила перепонки, поднялась немного вверх, гася инерцию полета, легко шлепнулась по касательной на ствол всеми четырьмя лапками, обежала его вокруг дважды, а через несколько секунд осторожно выглянула и исчезла в густой кроне. Высматривали мы ее долго, но она затаилась надежно.

Мы собрались уже уходить, и вдруг от вершины той самой ели неожиданно оторвался зверек и запарил в воздухе по нисходящей кривой, а все зачарованно провожали его взглядами. Такая маленькая эта зверюшка — планирующая белка, или белка-летяга, — но удивительно интересная.

Летяга гораздо меньше белки, с которой несколько схожа и внешним видом, и образом жизни: длина ее тела достигает 20 сантиметров, а вес 130–210 граммов. Когда она неподвижно сидит, сжавшись в комочек и накрывшись хвостом, ее трудно заметить даже вблизи — так она мала.

Редкий это зверек — летяга. Ведет она скрытный сумеречный образ жизни. Ее серебристо-серый мех нежен, шелковист и красив, но очень непрочен и ценности не представляет. Она распространена на огромном пространстве от Центральной Европы до Чукотки и Приморья.

Обитает летяга в смешанных лесах с обилием старых и сухостойных дуплистых деревьев, придерживаясь чаще пойм рек, опушек, просек. Гнезда устраивает в дуплах, реже в старых птичьих гнездах на высоких деревьях. Иногда поселяется в скворечниках. Гнездо всегда хорошо утеплено, старательно устлано мхом, сухими листьями, лишайником, травой. В холода хозяева гнезда затыкают вход в него изнутри, и в нем тепло даже в зимнюю стужу.

Вход в гнездо имеет диаметр около пяти сантиметров — в такое узкое отверстие не пролезет ни соболь, ни харза. Ласка да горностай забрались бы, но на деревьях они далеко не так ловки, как на земле. Врагов у летяги много, и она научилась их избегать, однако часто гибнет от сов.

Индивидуальный участок обитания у летяги небольшой — до десятка гектаров. Дальше чем на 200 метров от основного гнезда удаляется редко, на этом же участке еще имеется до 15 временных гнезд и шесть — восемь гнезд-кладовых. Живет летяга в постоянном гнезде, а во временные лишь наведывается, заскакивая в непогоду или спасаясь от врагов, чтобы переждать опасность.

Довольствуется белка-летяга в основном растительной пищей: побегами и листьями, хвоей и почками, сережками, цветами, мхами, лишайниками. Особенно любит орехи, грибы, желуди, различные семена, а зимой с особым удовольствием ест ольховые шишечки и березовые сережки.

Но строгим вегетарианцем летягу не назовешь: найдя птичье гнездо, она или выпьет яйца, или съест птенцов, а при возможности и взрослую птицу не пощадит. Любит полевых мышей. При содержании в неволе этот зверек ест крупу, орехи, хлеб, яблоки и… с удовольствием сырое мясо. Однако неотъемлемым кормом и в этих условиях остаются листья, особенно березовые.

Живут летяги чаще всего парами. Новорожденные первого помета появляются в мае, второго — в июле. В выводке обычно три-четыре летяжки. Мать кормит их молоком около месяца, заботливо ухаживает, обучает. Когда приходит срок вторых родов, она уходит в заранее присмотренное другое гнездо, оставляя уже подготовленных к самостоятельной жизни детей в их «отчем доме». Заботясь о новорожденных, она изредка навещает и старшеньких. А к зимним холодам молодые летяги обоих пометов часто объединяются в одну большую дружную семью — до весны, когда молодым приходит время обзаводиться собственными участками леса и семьей.

Конечно, летает летяга не так, как птица или летучая мышь, но она способна легко и свободно планировать на своих серебристых «крыльях» по нисходящей кривой до 50–60 метров, а при помощи хвоста делает повороты до 90 градусов. Ее тело уплощено, для натягивания широкой пленки между лапками имеется специальная косточка, природа все предусмотрела…

Подросшие летяги планировать не могут, а очень терпеливо учатся этому у взрослых. Не меньше месяца при тренировках они то и дело ударяются о деревья, застревают в ветвях, падают на землю. Но когда к ним приходят сноровка и уверенность, в избытке юных сил и радости они неугомонно носятся под пологом леса большими группами. В этот период они очень много играют, особенно лунными ночами… Все животные способны испытывать покой и тревогу, заботу и беспечность, любовь и ненависть, а радость жизни — в первую очередь.

Как-то ясным зимним днем в горах Сихотэ-Алиня я издали заметил огромного секача,[4] пасшегося в редком дубняке на желудях. Ветерок тянул в мою сторону, и я начал осторожно подходить к нему, помня о том, что он обладает замечательно тонким обонянием и слухом.

До кабана оставалось около ста метров, я стал рассматривать его в бинокль. Это был настоящий богатырь, который вряд ли кого боялся.

Вдруг на этого угрюмого вепря с лаем выскочила большая собака, за ней вторая, третья. Началась борьба. Секач и не думал бежать, он, вздыбив шерсть загривка, прижался задом к толстому дереву, оберегая «тылы», весь собрался в груду железных мускулов и следил за врагами. В какое-то неуловимое мгновение он молниеносно метнулся вперед — одна собака с отчаянным визгом взвилась над кустарником. Не успела она упасть на землю, а вепрь снова стоял у дерева, выжидая, подавшись чуть вперед на напружиненных ногах. Точно так же он поддел второго пса, а третий благоразумно отбежал и лаял уже издали.