Как-то довелось наблюдать такую сцену: старый наездник ковал жеребца — знаменитого, с характером, из тех, про кого говорят «конь-огонь». Однако в том эпизоде четвероногая знаменитость вела себя подобно комнатной собачке-подлизе: «конь-огонь» без малейшего понуждения протягивал наезднику ногу, тот ковал... «Как вам это удаётся?» — спросил я, имея в виду не просто послушание — видимое расположение лошади. «Обижать не надо, — по-волжски окая и чуть растягивая слова, ответил мастер. — Они же живые...»

Этот эпизод вспомнился, когда пришло время сдавать в производство книгу, которую вы сейчас раскрыли. Тоже дело рук мастера и очень доброго человека.

Он пришёл к нам в редакцию без малого двадцать лет назад. Пришёл со своей темой и своим взглядом на мир. К «самым обычным животным» он привязан давно и прочно. И эта искренняя привязанность пронизывает все очерки Станислава Стариковича даже тогда, когда он пишет о таких лично мне не симпатичных созданиях, как таракан или «пиявица ненасытная». И ещё его произведения отличают экологически чистое мышление и углублённый химико-биологический подход, стремление не только обозначить феномен, скажем уникальный собачий нюх, но и найти ему объяснение на молекулярном уровне, причём подаётся это так, что становится понятным и интересным даже тем, кто забыл, что такое молекула.

Все очерки, составившие эту книгу, публиковались в разные годы в «Химии и жизни». Часть их вошла в научно-художественный сборник «Зверинец у крыльца», выпущенный в издательстве «Советская Россия» в 1982 г., удостоенный Диплома и премии на Всесоюзном конкурсе на лучшие произведения научно-популярной литературы. Всё, что было в «Зверинце», есть и в этой книге, но к её героям прибавились заяц и другие животные, очерки о которых написаны в последнее время.

Убеждён, что, читая эту книгу, вы узнаете много нового о старых знакомых, и удовольствие, которое вы от неё получите, будет не только удовольствием узнавания.

ВЛАДИМИР СТАНЦО, ответственный редактор «Библиотеки журнала "Химия и жизнь"»

Алую половинку горошины, ползающую на шести черных лапках, повсюду величают ласково. У нас ее зовут божьей коровкой или солнышком, в Западной Европе — божьей овечкой, солнечным теленочком, солнечным жучком. В США кое-кто уверен, что ежели убьешь божью коровку даже ненароком, то будет неприятность.

«Божья коровка, улети на небо» — эту незатейливую песенку дети напевают, когда алая букашка неторопливо семенит по ребячьей ладошке. Наконец, коровка дает уговорить себя — поднимает лакированные надкрылья, выпускает тонкие прозрачные крылышки и отправляется по делам.

Осенью коровки улетают совсем, но не на небо, а прячутся на опушке леса или в предгорьях под большими камнями. Бывает, что толпа коровок зимует у всех на виду — на стволе дерева или на обычном столбе. Эту компанию поливает дождь, засыпает снег. Чтобы на морозе не превратиться в ледышку, коровки еще осенью сохнут, теряют воду и заботятся об антифризе — вырабатывают глицерин и сахар. В их тельцах падает активность ферментов: зимой надо экономить на обмене веществ.

Коровки — непоседы. Иначе и не скажешь. Даже те, которых зимой держат в холодильнике и выпускают в поле, когда урожаю начинают вредить тли, часто не остаются на месте, хотя корма вдоволь, а улетают на несколько километров. Что за охота к перемене мест? Предполагают, будто самые отчаянные сорвиголовы из европейских божьих коровок могут собраться гурьбой и отправиться на зимовку аж в Африку. Не хотят ли букашки потягаться силами с властелинами неба — птицами?

Мы привыкли думать, будто божьи коровки — это только жуки, панцирь которых красный или желтый, а спина украшена семью или пятью точками. Ничего подобного — энтомологи по праву считают коровками и тех, на чьих спинах стоят запятые, тире и даже буква «М». Есть коровки, спины которых покрыты затейливым орнаментом. К тому же божьи коровки носят не только красный или желтый костюм, есть среди них и приверженцы черного платья. Однако и оно пестрит пятнами. (Кстати, 28-точечная коровка — вегетарианец и вредитель: ест картошку, клевер и свеклу.)

Лет пять назад английские энтомологи обнаружили, что яркие двуточечные божьи коровки, обитающие там, где в воздухе полно промышленной гари, темнеют. Подумали было, что они просто перепачкались или стали перекрашивать себя под цвет копоти, дабы стать незаметнее. (Так, по крайней мере, поступают бабочки.) Но все оказалось и сложнее, и интереснее. У темных божьих коровок, вынужденных влачить дни в задымленной и загрязненной местности, немалое преимущество перед цветными собратьями. Секрет в том, что загрязненный воздух порой задерживает две трети солнечных лучей. Так вот, темные божьи коровки лучше нагреваются под скудными солнечными лучами, поэтому быстрее своих бледнолицых подруг раздобывают питание, быстрее находят супруга и лучше размножаются.

Множество насекомых не тратят время и силы на окраску одежды: предпочитают зеленеть от съеденного хлорофилла, желтеть от каротина и ксантофилла, которые осенью придают очарование листве. Для божьих коровок подобный путь практически невозможен — вегетарианцев среди них раз-два и обчелся. Поэтому солнечным телятам приходится добывать краски в поте лица. Вероятно, черные и коричневые меланины они вырабатывают как побочный продукт при обмене веществ. А яркие красные и желтые пигменты — производные мочевой кислоты — синтезируются специально. Вот и выходит, что сияющим видом коровка обязана только себе.

Зачем же такой яркий наряд? Да затем, чтобы не трогали. Говоря языком энтомологов, у коровок угрожающая или, что то же самое, предупреждающая окраска. И предупреждает она о несъедобности. С этой несъедобностью знаком каждый: если коровка бродит по руке, а ребячий палец ненароком прижмет жучка, тот по канальцам в лапках выпустит оранжевую ядовитую каплю. В ней яд кантаридин, обжигающий горло птицам, схватившим симпатичное насекомое. В другой раз они облетят коровку стороной. Так что алая горошина далеко не беззащитна.

Вот еще одно тому подтверждение. В Средней Азии обитает большущий ядовитый паук — тарантул. По ночам он вылезает из норы, чтобы раздобыть пропитание — жужелиц, сверчков... Днем тарантул закусывает букашками, которые сами пришли к нему в гости, спасаясь от нещадно палящего солнца. Но божья коровка и тарантулу не по зубам: когда она заползает в обитель паука, тот выставляет ее за дверь, подгоняя ударами передних лап. Такое невежливое обращение не огорчает коровку: лучше оказаться на улице, чем в желудке тарантула.

А может, у тарантула и коровки есть нечто общее? В самом деле, яркое и, казалось бы, веселое «солнечное» создание почти бессердечно. Увы, это так. Но чтобы разобраться, сперва надо рассказать, как дышит наша героиня. Знаете ли вы, где у нее ноздри? Как и у других насекомых, дырочки для вдоха воздуха бегут по бокам от головы до конца (если у крошечного каравая можно обнаружить конец). От любой ноздри отходит трубочка. Внутри тела она разветвляется и подает воздух прямо к месту потребления — к тому или иному органу. Не правда ли, удобно? Не только удобно, но еще и полезно: самой злющей-презлющей коровке даже в величайшем гневе не удастся задохнуться потому, что кислород сам циркулирует по ее внутренностям.

Благодаря ноздрям, разбросанным по телу, с кровеносной системы букашки снята тяжкая нагрузка по доставке кислорода к тканям. И у божьей коровки не сердце в нашем понимании, а лишь трубочка, которая, лениво сжимаясь, прокачивает кровь — гемолимфу. Этого достаточно, чтобы снабдить закоулки алого хищника растворенными в лимфе питательными веществами.