Почему лягушку пускают в молоко?

Может, потому, что в жару она холоднее воздуха за счет испарения с мокрой кожи. Но в молоке-то ничего не испаришь. Кроме того, лягушка не терпит солнца: жара в 39° несёт ей смерть. Конечно, можно погибнуть и не в такую жарищу — под солнечными лучами пучеглазая быстро высохнет и умрет от потери влаги.

Поэтому, отправляясь на охоту, лягушка берет с собой воду из пруда или ближайшей лужи, а если таковых поблизости не имеется, рада и росе. Но вкуса росы, так же как и молока, она не знает. Она рьяная поклонница сухого закона и не берет в рот ни капли. Когда нет лужи, откуда можно быстро поглотить воду через поверхность кожи, придется елозить по траве, и роса благодаря осмосу тоже проникнет в тело. Так что, если вы хотите спасти намаявшуюся на жаре лягушку, а под рукой нет лужи, заверните ее в мокрую тряпку — она быстро восстановит осанку, посвежеет.

Но если вода легко проходит через кожу, почему она не выльется обратно? Да потому, что лягушачья кожа легче пропускает воду внутрь, а не наружу. В этом важном деле пучеглазой помогает слизь, обильно смачивающая ее небольшое тельце. Если слизь удалить, лягушка сохнет в пять раз быстрее.

Слизь — великолепная штука, она хранит воду, помогает выскользнуть из лап или клюва врага. Эта же слизь нечто вроде персональной химчистки — поддерживает в чистоте лягушачье платье, не дает жить микробам на влажной коже. Поэтому-то и родился обычай пускать лягушек в молоко, чтобы не скисало: слизь мешает молочнокислым бактериям делать свое дело.

Лягушачья слизь страшна не только микробам. Если ее впрыснуть золотой рыбке, рыбка через минуту умрет; у мышей инъекция слизи вызывает паралич задних конечностей. Зато для нас слизь безвредна. Яд самого страшного нашего земноводного — жерлянки людям тоже не опасен, хотя птицы от него падают в обморок. Жерлянка, чтобы ее поменьше беспокоили, демонстрирует отпугивающую окраску — яркие красные пятна на брюхе, которые на зверином языке говорят: «Не трогай, худо будет!». А может быть очень худо: белая пенистая жидкость, выделяемая кожей жерлянки, быстро убивает даже близких родственников — лягушек, посаженных с ней в одну банку. Собака, по неопытности схватившая жерлянку, долго трясет головой и трет лапами морду. В следующий раз хлебнувший горя пес обойдет стороной такое невкусное создание. Мы же спокойно можем взять жерлянку в руки. Можно гладить и жаб — ни волдырей, ни бородавок не вскочит. Все это вымысел, сказки.

В любимой всеми сказке «Царевна-лягушка» молодой наследник престола совершил опрометчивый поступок. Во время пира у батюшки-царя побежал домой, нашел лягушачью кожу и спалил ее на большом огне. Приезжает Василиса Премудрая, хватилась — нет лягушачьей кожи, приуныла, запечалилась. «Ох, Иван-царевич! Что же ты наделал? Если б ты немного подождал, я бы навечно твоей стала, а теперь прощай!» И отправилась она к противному Кощею Бессмертному. А Иван-царевич горько заплакал.

Нельзя так расточительно распоряжаться сброшенной кожей — она лягушке нужна. Настоящие лягушки переодеваются не реже четырех раз в год и всякий раз съедают свое поношенное платье — не пропадать же добру попусту, ведь с кожными пигментами туговато, нельзя их просто так выбрасывать. Эта процедура свидетельствует о лягушачьей бережливости. Неплохо развито у них и так называемое химическое чувство кожи: если на мокрую лапу брызнуть капельку совсем слабого раствора хлористого аммония, калия или натрия, лапа отдернется.

Кожа на спине лягушки толще, прочнее и чувствительнее: тут гораздо больше осязательных бугорков, чем на брюхе. Спина и более ядовита: на ней много ядовитых зернистых желез, а слизистых, наоборот, больше всего на животе и лапах. Кожа у лягушки вся в дырках — у маленького существа 300 000 слизистых желез! Выделения этих желез щелочные, а зернистых — кислые. В результате лакмусовая бумажка краснеет от выделений спины и синеет на брюхе.

У дырявой лягушачьей кожи необыкновенное свойство — чувствительность к свету. Подумать только, ослепленная лягушка с удаленным мозгом (!) поворачивается к свету. Существо, стоящее одной ногой в гробу, как бы отдает светилу последний земной поклон.

Лягушка, такая спокойная с виду, на самом деле очень нервное существо: кончики чувствительных нервов пронизывают не только кожу, но даже и роговицу глаза. И хотя о чужих глазах за глаза говорить не принято, обойти молчанием это лягушачье украшение нет никакой возможности. Странно — я никак не мог припомнить, какого они цвета, а в научных книгах об этом почему-то не написано. А глаза у лягушек замечательные. Они видят далеко и на суше, и в воде. Куда дальше, чем глаза рыб, про которых так и хочется сказать, что они дальше своего носа не видят.

Лягушку можно сразу назвать и трусихой, и отважным существом. Иначе трудно расценить тот факт, что прыгает она вслепую: втягивает внутрь глаза на время прыжка. Но самое удивительное то, что лягушачий глаз как бы сам думает, вернее, перерабатывает информацию: в мозг поступает обобщенный сигнал о свойствах предмета. Как это получается — пока еще не изучено.

Лягушки, вероятно, расстроились бы, если бы поняли выражение о том, что, мол, такой-то подхалим глазами ест начальника, карьеру делает. И как не огорчиться, ведь бесхитростные создания всю жизнь едят глазами. Правда, едят не начальство, а мошек: втягивая громадные глазные яблоки, словно поршнем пропихивают ими в глотку пойманную букашку.

Прежде чем завершить рассказ, вспомним начало: «Лягушкам только образования не хватает, а так они на все способны». И уж если не на все, то на многое они действительно способны. Травяная лягушка за лето съедает в среднем 1260 вредных насекомых, а остромордая закусывает как раз теми вредителями, которых не трогают птицы.

Так что лягушка — большой и серьезный наш друг. И на научном поприще, и в жизни.

Именно в жизни лягушачья помощь может оказаться сногсшибательной. Сошлюсь на десятый номер журнала «Изобретатель и рационализатор» за 1974 год, дабы меня не упрекнули в искажении фактов. «Отправься в пруд и поймай лягушку. Впрысни ей немного мочи беременной женщины и через полтора-два часа извлеки из клоаки каплю жидкости. Подключи ток и гляди в микроскоп. Тогда ты поймешь, кого ждать: сына или дочь. Так можно было бы, подражая языку средневековых алхимиков, довольно точно пересказать суть описания к авторскому свидетельству ? 278008». Это свидетельство получил директор Тбилисского НИИ акушерства и гинекологии К. В. Чачава. Лягушка должна быть самцом, которому и делают впрыскивание. Кто родится, видно в микроскоп: если лягушачьи сперматозоиды сбились в кучу — мальчик, если разбросаны — девочка. Прямо как в сказке!

На картах увековечены скунс (Чикаго), кабан или вепрь (Иври), конь (Конотоп) и прочая живность, давшая наименования населенных пунктам. А вот города или хотя бы деревню-ящерицу вроде нигде в мире не сыщешь.

Сколько людей носят лошадиные фамилии! Знаем мы инженера Лося, читали повести Белкина, знакомы с Собакевичем и княжной Таракановой. А вот кто встречал фамилию Ящерицын? Не странно ли, ящерица-то создание приятное, не чета таракану.

Извернуться змеей, пособачиться, проворонить, распетушиться, прищучить, обезьянничать, коноводить... А где слова-образы, пошедшие от ящериц?

Возьмем книгу «Культ животных в религиях» З. П. Соколовой (кстати, фамилия автора — зоологическая). Тут полно божественных птиц, быков и медведей, священных жуков и змей. А ящерица опять задворках: маори в Новой Зеландии думали, будто их душа после смерти находила пристанище в тельце юркого создания.

Как же так? Почему такая немилость? Разве ящерицы кого-нибудь обидели? Напакостили? Или живность эта редкая? Их полно не только за морями-океанами, но и вокруг: в нашей стране обитает 10 408 500 000 одних прытких ящериц. Да еще уйма ее родственниц: живородящих ящериц, проживающих аж у самого полярного круга, агам и гекконов, предпочитающих жару... А вот существ, породивших сказки про Змеев Горынычей, куда меньше. Гадюк, например, чуть не в сто раз меньше, чем прытких ящериц. А про змей чего только нет в народной молве.