В зоопарках белки зачастую дотягивают до 12—13 лет. В природной обстановке, где о них некому заботиться, шестилетние белки — счастливчики, баловни судьбы; большинство соплеменников к трем годам расстаются с жизнью.

Раньше полагали, будто возраст белки легко узнать по весу хрусталика глаза. Это мнение основывалось на том, что у кроликов, зайцев и даже баранов вес хрусталика тем больше, чем старше животное. Но вот в «Зоологическом журнале» появилась статья, в которой было доказано, что хрусталик беличьего глаза тяжелеет только до трех лет, а с четырех лет даже уменьшается.

Но с хрусталиком исследователи все же не расстанутся. И вот почему: «Хрусталик глаза белки может быть своего рода индикатором ее наилучшего физиологического развития... после которого начинается старение организма. Это предположение подтверждается тем, что как раз в 3—4 года у белки отмечается максимальное количество бельчат в помете и высокая активность размножения».

Пушистая братия обзаводится семьей не без треволнений. За одной белочкой увязываются несколько ухажеров. Время от времени они задают друг другу трепку. (Совсем как у зайцев!) Иногда попадает и даме, если она медлит с выбором супруга. Самцы в период гона топчутся — перебирают задними ногами, возбужденно кричат, много бегают по земле. В Подмосковье гон бывает в январе, если не очень холодно, или в феврале-марте. Во всяком случае, в начале марта в гнездах находили бельчат.

Разбивка на пары возможна и осенью: зверьки, добытые из одного гнезда, почти всегда самец и самочка. На семейных чувствах даже был основан метод убийства: охотники подманивали ухажеров, взмахивая прутиком в воздухе (звук похож на воркотню белки).

Новейшие наблюдения свидетельствуют, что супружеские пары у взбалмошных белок порой сохраняются всю жизнь. И не семейные скандалы повинны в том, что разбивается супружеская ладья. Из-за высокой смертности самцов часто складываются группы со сложными семейными отношениями: 2—3 самца и 4—5 самок. Все они живут поблизости и не питают вражды друг к другу.

Перед появлением бельчат мамаша наводит порядок в доме, сооружает запасное жилье. Менее чем двумя квартирами ей не обойтись: когда детенышам минует от роду месяц, она ночует отдельно от них. Что это? Небрежение? Усталость? Может, бельчата ее теребят, не дают покоя ни днем, ни ночью? Уверяют, будто дело проще — не от детей сбегает мать, а от блох. Такое неаппетитное объяснение подкрепляется тем, что белка в зубах перетаскивает детенышей из гнезда в гнездо, спасает их от кровососов, размножившихся в тепле.

Число крохотных, требующих молока комочков год на год не приходится. В лихолетье в чреве будущих мамаш срабатывает милосердный механизм; часть зародышей рассасывается! Незачем в мучениях погибать с голоду, лучше вообще не рождаться. Зародыши могут исчезнуть не только при абсолютном, но и при частичном голоде: недостатке холестерина, кальция, витамина Е.

На биостанции под Кировом бельчат тщательно обмеривали и взвешивали на аптекарских весах. Выяснилось, что быстрее всего растут глаза, зубы, задние ноги и хвост. Поспешный рост ног и хвоста объясняют двояко: защита от нечаянного падения с высоты и приспособление для прыжков с дерева на дерево. Так или иначе, как на дрожжах развиваются именно те органы, которые больше всего нужны для самостоятельной жизни. Если бы Красная шапочка спрашивала не обманщика-волка, а наивных бельчат, она все равно получила бы схожие ответы: большие глаза, чтобы лучше видеть...

Бельчата, увидевшие свет по весне, обычно хилые, развиваются медленно. Второй выводок растет вдвое быстрее — созрел корм. Для тех и других родительские хлеба не вечны: детство кончается в пять месяцев от роду. А потом — живи как знаешь.

Вырастить крепких детей векше удается около ручья или лесного озера: во время молочного кормления нужно много нить. Вот почему возле воды весной и летом белок куда больше, чем в сухой лесной глухомани, где обитают лишь самцы да старые самки. Осенью освободившиеся от забот мамаши и молодое поколение откочевывают к старикам — там сытнее.

Численность беличьего народца меняется через 4—7 лет вслед за урожаем древесных семян. Примелькавшийся зверек вдруг становится редкостью. Когда же корма вдоволь, осенью на каждую старую белку приходится по восемь прибылых.

В грустные осенние дни беличью молодежь охватывает страсть к перемене мест (кочующие стаи на 95% состоят из особей, у которых на губах молоко только обсохло). Недостаток жизненного опыта не мешает им совершать подвиги. Обычно зверьки путешествуют поодиночке или врассыпную. Идут днем, ночью отдыхают. Крейсерская скорость 3—4 километра в час, а средняя длина маршрута — 250 километров. Стоит грянуть морозу, как путешествие прекращается.

Вояжи предпринимаются удивительные. Например, в 1920 году из Восточной Сибири через тундру, где для белок почти нет провианта, был совершен поход на Камчатку. Но это еще что — белки переплывали Енисей, Северную Двину... Купались в Балтийском море, хотели форсировать вплавь Татарский пролив и Байкал. Зафиксирован случай, когда они переплыли трехкилометровое Телецкое озеро.

Такое невозможно без жертв. Вот рассказ геолога Петра Сигунова про события 1962 года на таежной реке Северной. Белки «плыли поперек течения быстро, умело, высоко задрав хвостики и взъерошив на ушах кисточки. Но слишком широка река, слишком стремительно ее течение. Намокали хвосты, намокали кисточки, — зверьки молча и медленно тонули... Или вдруг раздавался пронзительный визг: то барахтались, сопротивлялись белки, увлекаемые под воду.

А вечером волны выбросили на косу необыкновенно раздувшегося тайменя, из его пасти торчал беличий хвост. Когда вскрыли тайменя, не хотели верить собственным глазам... Четырнадцать белок вытащили из брюха! Целую детскую шубу».

С детскими и прочими шубами дела нынче не блестящи: заготовки беличьих шкурок за последние десятилетия упали с 15 миллионов до 4—5 миллионов штук. Нет, охотники-профессионалы не разучились стрелять. Просто белок стало меньше. Почему же им плохо живется на Руси? Версий несколько: замена спелых хвойных лесов вырубками, накопление в популяциях белок генов низкой плодовитости, хищничество сильно расплодившегося соболя... Пишут, будто если на тысяче гектаров рыскает три или больше соболей, белкам не жить — слопают.

Не будем обсуждать ни генетическую, ни другие версии. Это дело специалистов. Не помогут ли в их дискуссии карты «урожайности белки», опубликованные в монографии знатока беличьей жизни И. Д. Кириса?

Нам же пора кончать, пора вспомнить прекрасные слова замечательного натуралиста прошлого века А. А. Черкасова: «Сколько людей белка согревает своим теплым мехом! Сколько красоты и шику придает она прекрасному полу, болтаясь на их различных телогрейках и прочее. Право, взявшись за перо, теряешься, что и сказать о пользе белки в людском мире».

Из детских книжек образ ежа-рыцаря перекочевал в наши души. Увы, еж не такой, каким его преподносят стихи и сказки. Я вовсе не хочу чернить обладателя колючей шкурки, наоборот, постараюсь быть объективным. Начнем по порядку.

Наверное, вам довелось читать или слышать «забавные» истории про то, как некое счастливое семейство в один прекрасный день отправлялось за город, встречало ежа (ой, какой симпатичный!) и прихватывало его с собой. Пусть миляга годик поживет в квартире, потешит сына или дочку. Обычно в середине такой истории рассказывалось, как и что еж ел, куда прятал носки хозяев и где спал. В финале всех этих восхитительных перипетий зачастую якобы торжествовала мораль: под восторженные охи и ахи колючему шару возвращали свободу. А восторгаться-то стыдно. Сможет ли живая игрушка после неестественного времяпрепровождения и обжорства в городской квартире прокормиться в лесу? Спасется ли от врагов? Сможет ли городской еж на лоне природы вновь сыграть ту роль, которая предназначена ему эволюцией?