— Знаете, — сказал один ученый-физиолог, — алкоголизм вызывается многими причинами и имеет самое различное происхождение. Но одна из причин, имеющая отношение к объектам нашего исследования, бесспорна. Это — неполноценное питание!

Кто знает, быть может, физиолог был в какой-то степени прав. Во всяком случае, он стоял ближе к истине, чем скептики. Ведь наши муравьи питались не тем, к чему привыкли на воле, у себя дома.

Но жизнь муравьев так сложна...

Когда наступила весна, мы отнесли в поле наш муравейник, нашли для него подходящее место, вырыли ямку и пересадили в нее наших пленников. К осени там оказался отличный, хотя и небольшой, муравейник, и уж в нем муравьи, конечно, не нуждались в добавлении к своей добыче алкоголя.

Очень распространен, многочислен, устраивает свои гнезда везде и по-разному: в почве, в стволах гниющих деревьев, под камнями. Не затворник и, хотя любит подземную жизнь, бродит, охотится на поверхности земли. Такой же небольшой, как и желтый лазиус, но черный. Научное название — лазиус нигер.

В лесу у тихой проточки, рядом со старым лавролистным тополем видна норка диаметром почти в два сантиметра. На ее стенках сидят муравьи — черные лазиусы. Они поводят во все стороны усиками, ударяют брюшками о землю, постукивают друг друга головами. Что-то происходит у лазиусов, какое-то событие встревожило скрытый под землей муравейник. Надо разведать, узнать, в чем дело.

Вот в глубине входа мелькнула большая черная голова, блеснули прозрачные крылья. Все стало понятным. Муравьи сегодня намерены распроститься со своими воспитанниками — крылатыми самками и самцами. Действительно, событие важное! Оно происходит раз в год, у лазиусов обычно в конце лета, обязательно в погожий день. Крылатым муравьям предстоит брачный полет, и масса врагов и неожиданностей подстерегают их в пути. Поэтому и вход в муравейник нарочно расширили: дверь, через которую провожают крылатых братьев и сестер, должна быть широко раскрыта, хотя бы ради того, чтобы обладатели нежных прозрачных крыльев не помяли их.

Сейчас, видимо, разлет вот-вот начнется, хотя снаружи ни одного крылатого муравья нет, да и охранники, стерегущие дверь, как бы в раздумье: «Выпускать ли пленников на свободу?».

По небу же плывут облака. Долго сидят муравьи наверху, размахивая усиками, ударяют брюшками о землю, постукивают друг друга головами, будто советуются, а в глубине темной норы все сверкают прозрачные крылья...

Несколько неугомонных продолжают расширять вход, отламывая челюстями кусочки земли, относят их в сторону. Но вот появляются три деловитых муравья. Один хватает палочку, другой — камешек и волокут их ко входу. Третий завладел сухим кусочком листика и сразу закрыл им вход в жилище. Еще несколько соринок — и входа как не бывало.

Те, кто расширял вход, мечутся в смятении. Разногласие для них неожиданно. Но что поделать, коли погода нелетная и молодым «авиаторам» полагается еще посидеть дома.

По небу по-прежнему плывут облака, они все гуще, темнее и вскоре закрывают солнце. На тихий тугай налетает ветер, старый лавролистный тополь раскачивает ветвями и шумит листьями. Холодеет. Потом мелкий дождь вяло падает на землю, на нашу палатку, напевая тихую монотонную песню.

Нет, не летать сегодня крылатым муравьям на свободе...

Над горами светит солнце, бурная речка переливается голубым, зеленым, синим, пышные травы разукрашены цветами. Пахнет дикой земляникой, полынью, эстрагоном. Слышен звон крыльев насекомых. Жарко...

Но вот из-за склона ущелья, покрытого еловыми лесами, показывается краешек белой тучи. Она растет с каждой минутой, быстро сереет и закрывает синее небо. Сразу становится сумрачно, прохладно. Речка темнеет, затихает звон крыльев насекомых. Налетает порыв ветра. Он пригибает ветви ивы, серебрит листья тополей, прокатывается волнами по траве. Раздаются далекие раскаты грома, на землю падают редкие капли дождя.

Домашние пчелы, недовольно гудя крыльями, мчатся на пасеку. Большая белая бабочка с красными глазчатыми пятнами — красавец аполлон — легла на теплый камень и раскрыла свои чудесные крылья. Быть может, для того, чтобы согреться. Бабочки белянки, пеструшки, перламутренницы, голубянки попрятались в траве.

В это время на дорогу, вьющуюся узкой лентой среди валунов, с обеих сторон, навстречу друг другу, выползают маленькие блестящие черные муравьи лазиусы. Они тянутся вереницей, нерешительно, робко, кое-кто возвращается обратно. Расстояние между муравьями сокращается. Вот они и встретились посередине дороги и потекли в обе стороны живым ручейком. Здесь, оказывается, по сторонам дороги небольшие родственные муравейнички. Одни муравьи ходят охотиться от дороги в гору, другие — к речке.

Я сижу на большом камне рядом, занят своим делом, но краешком глаза слежу за муравьями. Скоро светлую дорогу пересекает оживленная процессия муравьев. Они неторопливы, эти крошки, деловиты и без излишней суеты движутся в обоих направлениях, сталкиваясь на пути друг с другом, задерживаются только на долю секунды, чтобы обменяться мимолетным сигналом дружелюбия.

Мне пора продолжать путь. Я иду дальше, вниз, поглядывая на речку, на скалы, на дорогу, думая о том, что некстати задержался в походе, что давно пора быть на биваке. Но что это? Я встречаю вторую такую же полоску муравьев лазиусов, третью, четвертую... Что стало с муравьями? Когда светило солнце, на узкой дороге их не было. Наверное, лазиусов обманула тучка, обманули ложные сумерки. Неужели муравьи наведываются друг к другу только когда гаснет день, вечером, ночью?... Не потому ли, что в темноте никто не ездит по горной дороге и она становится безопасной для маленьких жителей леса?

В горном ущелье трудно предсказать погоду: не видно, все ли небо затянуло тучами или только одна повисла над головой. Кажется, солнце исчезло надолго. Но вскоре серая туча светлеет, появляется ее ослепительно-белый край, потом проглядывает голубое окошко неба и опять сверкает горячее солнце, горят цветами травы, пахнет земляникой и воздух гудит от крыльев насекомых.

Муравьи на дорожке зашевелились быстрее, все тоньше их черный ручеек, все спешат с дороги в свои темницы, где и будут сидеть до вечера или до следующей обманной темной тучки.

Холмистые предгорья Заилийского Алатау разукрасились белыми и лиловыми мальвами, осотом, татарником, кое-где желтеет молочай. Иногда под его зонтиком-цветком все черно: это обосновались тли. Им хорошо и в тени, и в тепле. Возле тлей как всегда крутится компания разнородных насекомых. Муравьи среди них самые многочисленные и главные. Они — хозяева, доят тлей, охраняют их. В сторонке сидят цветистые жуки-коровки, высматривают тлей, отбившихся от стада и оставшихся без охраны. Медлительные личинки мух-сирфид хозяйничают в самом загоне, пожирают тлей. Муравьи их не замечают, не видят. Сирфид спасают очень медлительные движения и, наверное, нейтральный или даже тлёвый запах.

На одном цветке тлями завладели черные муравьи. Я всматриваюсь в них и не могу узнать, к какому они относятся виду. По размерам будто формики фуска, но не похожи на них. Под лупой узнаю черных лазиусов. Но почему же они такие крупные? Никогда не встречались такие рослые рабочие этого вида. Может быть, это другой вид? Придется дознаться, в чем дело.