— Да, я не понимаю. Но я хочу, чтобы ты действовал именно так. Если твои аргументы окажутся несостоятельными и нынешняя политика Канопуса не изменится, тогда… — Я поколебалась и решительно заявила: — Не скрою, Сириус хотел бы заполучить всю Роанду. Наши идеи, судя по всему, резко отличаются от ваших. И, возможно, они не столь прекраснодушны… Эта планета очень удобна для проведения экспериментов. Мы весьма эффективно использовали южное полушарие… — И здесь я была вынуждена остановиться. Разговаривая с этим канопианским чиновником свысока, я совсем забыла, что наши помыслы были далеко не всегда чисты! Я очень надеялась, что Назар не сумеет прочесть мои мысли, но знала, что он уже прочел их.
Я заставила себя сказать:
— Известно ли тебе, что наши эксперименты на юге не всегда соответствовали нашим договоренностям?
— Разумеется.
Похоже, он не собирался продолжать. Считал, что в этом нет смысла?
— Мы знали, что вы не станете придерживаться духа — не говоря уже о букве — наших соглашений, и делали поправки на это.
Теперь я разозлилась по-настоящему. И была готова защищаться.
— Я не понимаю одного: вроде бы Канопус придает этой маленькой, убогой планете куда большее значение, чем мы, — разумеется, я отдаю должное вашим достижениям, — но в то же время вы относитесь к делу весьма небрежно… А теперь ты наверняка скажешь, что вы действуете в соответствии с Необходимостью.
— А что еще я могу сказать? — спросил Назар с искренним удивлением.
В эту минуту мне почему-то вспомнились «люди-насекомые» с Планеты 11 — один из них держал в руках розового хрупкого младенца, и тот извивался, как червяк, окруженный волнообразно движущимися щупальцами взрослых. И эти омерзительные создания стояли на эволюционной лестнице выше меня, во всяком случае так говорил Клорати, а значит, Назар думал так же. Разговоры про «Необходимость» требовали от меня терпения, которым я не располагала. И вновь мы, я и Канопус, подошли к тому пределу, когда вот-вот должны были забрезжить свет и возникнуть взаимопонимание. Но это опять закончилось ничем. Гнев, чувство вины и неверие в собственные силы мешали мне двигаться вперед.
Чего же именно я все-таки не сумела понять?
Я невольно пробормотала:
— Я не понимаю, не понимаю.
— Бедный Сириус, — повторил Назар уже знакомым мне тоном.
— А если тебе не удастся переубедить власти Канопуса? — спросила я.
Он встал. У него был измученный вид — мертвенно-бледное лицо, тусклые глаза. Силы окончательно покинули моего собеседника.
— Я последую твоему совету. Мне действительно нужно вернуться домой. Я попытаюсь изменить колониальную политику Канопуса и скажу, что нам следует отказаться от Шикасты. Я дам понять, что намерения Сириуса серьезны и он хочет, чтобы мы отдали Шикасту в его распоряжение. Если я не добьюсь своего и наша политика останется прежней — а именно этим все и закончится, сирианка, не жди от меня слишком многого, — я буду иметь удовольствие снова встретиться с тобой здесь.
— Тебе нельзя попросить о переводе на другую планету?
— Не думаю, что… Впрочем, пусть будет так, как ты говоришь. Если, вернувшись сюда, я вновь сделаюсь самим собой, я не стану просить о переводе.
— Но почему бы и нет, — упорствовала я. — Во всяком случае, надеюсь, ты догадаешься попросить, чтобы тебе регулярно позволяли брать отпуск, дабы сменить обстановку.
Назар улыбнулся. На сей раз его улыбка была нежной, даже благодарной, и в ней — вновь — чувствовалось восхищение.
— Я передам нашему руководству твои пожелания, — сказал он.
— И как ты думаешь, какую работу тебе поручат, когда ты вернешься? Если только ты и вправду вернешься.
— Какую работу? Все будет как обычно. Меня отправят в новое место. От твоего внимания наверняка не ускользнул тог факт, что города на востоке Основного Материка вскоре будет погребены под песками?
— Да, я это заметила!
— Это значит, я опять окажусь в каком-нибудь паршивом городишке, где поначалу жизнь покажется мне настоящим адом, а потом… все вернется на крути своя. В любом случае, я буду следить за порядком и безопасностью и наблюдать за Шаммат, как делал всегда! Может быть, мне прикажут создать новый город вместо тех, что погибнут, — прекрасный, совершенный город… до тех пор, пока…
— И каким будет этот новый город? — спросила я и, не удержавшись, съязвила: — Разумеется, его облик будет определяться Необходимостью. И все же, каким он будет?
— Думаю, мне нужно уехать прямо сейчас, — сказал Назар. — Если я не уеду, может случиться все что угодно! Возможно, я даже вернусь к Элиле, вряд ли я сумею так просто вычеркнуть ее из своей жизни.
— Как же ты вызовешь космический корабль? — поинтересовалась я.
— Я вернусь другим путем, — ответил он. — Прощай, сирианка. Спасибо тебе. Береги свои серьги и все остальное. Тебя будут преследовать и могут ограбить, а если обнаружится, что я исчез, путтиоряне не оставят тебя в покое… Вызывай космический корабль и улетай. Таков мой совет.
С этими словами он выскочил из комнаты, и через некоторое время я увидела внизу, у подножия башни, маленькую темную фигурку. Он не взял с собой никакой одежды. Лишь теперь я догадалась, что Назар имел в виду. Он собирался уйти в заснеженные пустоши и умереть. Так вот какие средства перемещения использует Канопус! Но у меня не было времени раздумывать о случившемся и о долгом разговоре с Назаром, разговоре, в ходе которого я столько раз вплотную приближалась к прозрению. Я смотрела, как канопианец с трудом бредет по улице. Низкая поземка на северо-востоке говорила о том, что скоро снова пойдет снег. Но задолго до начала снегопада Назар замерзнет в сугробах. Он погибнет очень скоро, я знала это. Я была уверена, что его не найдут, пока не стает снег. А обнаружив его тело, путтиоряне придут за мной. Возможно, мне предъявят обвинение в убийстве или в том, что я не доложила им, что Назар исчез, — кто знает, чего можно ожидать от обитателей подобного места! Однако до того, как растает снег, еще далеко. Я надеялась дождаться весны. Я стояла, глядя на то, как снег укрывает все вокруг белой пеленой, и думала, что все это — просто вода. Когда станет тепло, она забурлит и затопит все вокруг этих башен. Я буду стоять здесь, наверху, и смотреть на потоки мутной воды, а потом — так мне хотелось верить — все вокруг зазеленеет. Я никогда не видела ничего подобного.
У меня не было причин не верить предостережениям Канопуса. Я знала, что к ним стоит прислушаться. Мне не хотелось сталкиваться с путтиорянами или с деградирующей местной элитой — эта праздная, избалованная публика всегда отличалась изощренной жестокостью… Тогда чего я ждала? Разумеется, я надеялась, что увижу Клорати.
Я прибыла сюда, чтобы встретиться с Клорати.
Я понимала, что здесь была какая-то тайна. В то время я не надеялась ее разгадать, но знала, что она есть.
Я решила, что вызову космолет и улечу. Я отправила запрос и собрала свои вещи. Я нашла в сундуке белое одеяние с капюшоном и надела его. Я не хотела, чтобы меня видели, а беглянка в черном была бы слишком заметной на снегу, и меня бы немедленно задержали.
Собираясь, я заметила на полу несколько исписанных листов бумаги. Они валялись там, где лежал Назар. Я пробежала написанное глазами. Его отчаяние, его печаль, его ненависть к самому себе — все это было описано здесь, причем текст пестрил бранными словами и вульгаризмами. Передо мной была целая пачка бумаги, а записи велись на протяжении нескольких месяцев. Последняя из них явно была сделана непосредственно перед тем, как я вошла в комнату. С трудом разбирая торопливый, небрежный почерк, я прочла:
«Вновь и вновь я возвращаюсь к одной и той же мысли. Мне стыдно за себя, и этот стыд не позволит мне смотреть в глаза Канопусу и даже самому себе. Я надеюсь, что Сириус поможет мне вновь обрести силу духа, и тогда я сумею заставить себя вернуться к выполнению своих обязанностей. Размышляя о Сириусе, я недоумеваю, как могло случиться, что могущественная Сирианская империя — деятельная, изобретательная и умелая — не имеет представления о самых существенных фактах? Она то процветает, то переживает периоды упадка, ее власти принимают решения и вновь идут вперед… Сириус позволяет населению бесконтрольно расти, а потом сокращает его численность почти до нуля. При этом он ориентируется исключительно на расстановку сил в текущий момент и настроение общества и никогда не думает о Необходимости. Разумная и компетентная сирианка, которая вряд ли способна потерять свой моральный облик так же легко, как и я, не имеет понятия о предназначении Канопуса и не представляет, каким могло бы быть предназначение Сириуса. Одно это является для меня великим стимулом к тому, чтобы вновь обрести себя».